Автору этих строк много раз приходилось слышать вопросы: «Подавать или не подавать нищим? Если да, то кому? Если нет, то как же проявить свое милосердие?»
А как поступали в этих непростых вопросах наши деды и прадеды? Предо мной подшивка православной калужской губернской прессы столетней давности. Тогда много и охотно печаталось материалов, присылаемых простыми мирянами. Порою их мнения были весьма смелы, и многие материалы впоследствии вызывали многостраничную полемику. 15 февраля 1899 г. в «Калужских епархиальных ведомостях» была напечатана статья, подписанная «Ф. Недоходовский». В ней содержится интересный анализ проблемы нищенства в Калужской губернии, отношения к нему народа и, самое главное, выдвигается целый ряд здравых предложений, вполне могущих быть воплощенными ко всеобщему благу в наши дни! Итак, Калуга сто лет тому назад.
«В конце 1870-х гг. мне вместе с другими пришлось по поручению Мещовского земства собирать статистические сведения об экономическом положении крестьянского населения уезда по очень обширной программе.
Среди прочего в этих исследованиях была упущена важная статья расходов в крестьянском хозяйстве: расход на нищих. Но при сборе других данных предоставилась полная возможность собрать сведения по этому вопросу из самой массы деревенских хозяйств. Сведения эти были как бы сверхштатные и в отчет не вошли, но результаты их поразили меня! С тех пор я не упускаю возможности заявлять о нищенстве как об огромном зле, как о внутренней упорной болезни, незаметно, но верно подтачивающей организм государства.
Из собранных данных следовало, что население несет как бы налог в пользу нищих, налог, никем не регулируемый, неизвестный по размерам, приносящий один только вред!
Выяснилось, что милостыню подают не только благополучные семьи, имеющие достаток, владеющие землею и имуществом, но даже и те, кто перебиваются «с хлеба на квас», а то и сами по временам побираются! Милостыня преимущественно состоит из черного хлеба, пирогов, блинов, осенью – сверх того, из конопли, гороха, мяса, весной и летом – из яиц, холста, обуви, поношенного платья. Кроме того, в обед и ужин дают приварок, какой готовится в семье, и ночлег. Десятские ежедневно разводят толпы нищих по очередным квартирам (десятские – выборные общественные должности; очередные квартиры – дома жителей, предоставляющиеся для ночлега по казенной или общественной нужде по очереди. – Ред.).
Деньги, как редкие гости в мужицких карманах, подаются в исключительных случаях – на папертях церквей во время паломничества. Сведения по Перемышльскому, Массальскому, Малоярославецкому и Боровскому уездам мало разнятся, и в денежном выражении выходит более двух рублей с человека в год. Да ко всему этому добавляли во всех местах, что от нищих житья нету: то топор, то недоуздок, то белье, то холсты, другие вещи из хозяйства – все тащат, никак не убережешься. Следовательно, к «прямому» налогу следует присовокупить «косвенный» – убытки от воровства.
А сколько населению приходится выслушивать брани и оскорблений за недостачу по милостыне? Какою дерзостью отличаются порою требования ночлега, услуг от хозяев, вроде подачи питья и устройства постели? Сколько заразных болезней разносят семьи, их приютившие? Сколько ими распространяется в народной среде различных суеверий? Какие дикие приемы они применяют при лечении болезней – ведь и за это они берутся?! Каких только способов вымогательства не применяют? Вот образчик: недавно зашел ко мне в усадьбу нищий и, приняв меня за старосту, попросил дать ему милостыню, приговаривая: «Я кровь проливал, турок бил, теперь еле ноги таскаю». На вид же был здоровенным мужиком лет 35. «Да почем же я знаю, что ты турок бил?» – спросил я его. «А вот видишь!» – и он указал мне на свой широкий кожаный пояс, недавнего изготовления, на котором были нашиты две огромные бляхи. «Я турка убил и пояс с него снял», – грозно произнес лжец. Хотя, по здравому размышлению, разве можно допустить, что пояс у него носился целых двадцать лет!? Наверное, «боевая реликвия» не одну сотню яиц загнала в его корзинку, будучи отнята у голодных детей, не один десяток аршин холста попало в кабак!
Про кабак это я не случайно! Недавно ехал я в Калугу и остановился в помещении трактирщика села Карамышева Медынского уезда. Войдя в переднюю, я обнаружил целый ворох кусочков хлеба, валявшихся в углу, прямо на полу! На мой удивленный вопрос хозяйка ответила: «У нищих берем, свинок кормим, лошадке даем. Да дорого они дерут! По копейке за фунт платим». А из трактира доносились шум, гам и пение. «Это что же там у вас?» – спросил я. «Да нищие гуляют», – ответила хозяйка.
Я незаметно пробрался в помещение трактира, и вот какая картина представилась моим глазам: за шестью столами сидели нищие со всеми атрибутами своего промысла, то есть в изодранной одежде, в лаптях и опорках, с сумами и прочим. На каждом столе имелись водка, баранки, сельди. Разгул шел вовсю. Над всем этим витал жуткий запах немытых тел, сивухи, махорки, сельдей и лука. Самые безобразные площадные фразы изрыгались сидевшими за столами. Вернувшись к трактирщице, я спросил: «Зачем здесь бабы?» – «Да это же нищенки, их полюбовницы! Больно уж меж собою не ладят! Недавно передрались, а теперь вот мировую пьют! А вот на первой неделе Великого поста в трактире Половинкиной, в селе Ильинском, партия нищих прогуляла тридцать рублей!»
А ведь они были выпрошены именем Христа!
Многие нищие, не скрываясь, живут в блуде с любовниками и любовницами, гуляют в трактирах. И будто никому нет дела до таких безобразий. Чем же объяснить такое отношение к нищенствующим со стороны населения, которое видит, куда идут его денежки и трудовые куски? Во многих местах я пробовал говорить на эту тему и везде слышу в ответ: «Как же не подать нищему Христа ради? Христос велел последним делиться».
Пробовал я объяснять с евангельской точки зрения, кого нужно считать нищими. Но со мною не соглашались: «Поп этого не говорил!» Находятся даже грамотеи, которые заявляют, что в Евангелии сказано: когда творишь милостыню, пусть правая рука не знает, что творит левая (Мф. 6:3–4). Объяснял и доказывал, что речь здесь идет не о глазах, которые должны смотреть, кому и на что дается, а о руках дающих, которые не должны стесняться, когда нужно и когда глаза видят нужду. Ведь тунеядцу можно подать для продолжения его позорного образа жизни, разбойнику – на нож для убийства. Но опять на лицах моих собеседников недоумение, и следует заявление, что попы и начальство так не говорят. Трудно из подобных заявлений вывести то отрадное заключение, что с нашим народом легко можно устроить дело правильного общественного призрения. Контингент нищих у нас большею частью состоит из разорившихся от пьянства и лени крестьян, пропившихся, неспособных подмастерьев, рабочих, бросивших работу и ушедших от хозяев, бобылей, ходивших «сборщиками на храм», да так и втянувшихся в выгодную бродячую жизнь, слепых и их поводырей, так называемых «прохожих ко святым местам» (особенно вредный сорт нищих), погорельцев, но последними часто рекомендуются такие, у которых уже давно гореть нечему.
…Естественное и вполне правильное удовлетворение христианского милосердия должно выражаться в разумной и существенной помощи ближнему по примеру первенствующих христиан, в общественной помощи, органом которой должны являться приходские попечительства».
К написанному почти 120 лет назад трудно что-либо прибавить. То, к чему призывал автор этой статьи, потихоньку начинает воплощаться в жизнь сейчас. Конечно, это еще не тот уровень благотворительности, что был ранее, когда каждый храм или монастырь имел своих попечителей, зачастую поддерживающих приход из поколения в поколение. Но даже те зачатки, те ростки духовного развития (а желание помочь ближнему – это вернейший знак того, что пастырское слово христианского поучения не пропало, семя дало всходы), конечно; радуют и обнадеживают. Необходимо только, чтобы во главе всего дела благотворительности стоял непременно священник, ведь именно он и есть тот человек, кто лучше всего может разобраться, кто перед нами – вымогатель или страждущий.
Валерий Ярхо
Публикуется с незначительными сокращениями