Год назад, 8 мая 2021 г., на 81 году ушел из жизни Владимир Григорьевич Чепига, заслуженный педагог, общественный деятель, художник, известный подвижник казачьих традиций на Сахалине. Публикуем беседу с Владимиром Григорьевичем, опубликованную в журнале «Покров» в 2012 г.
– Расскажите, пожалуйста, о себе. Как вы попали на Сахалин?
– Родился в Таганроге. Род мой – древний казачий – происходит из большой атаманской станицы Уманская. Там жили дед, и прадед, и все сородичи. Дед был старшиной улицы. Прадед – казак лихой, пластун, разведчик, весь в крестах. Но взрослое осознание, что казаки особая страта в русском этносе, пришло в конце 1980-х гг. Мы одна из ветвей Захария Чепиги – атамана, который привел Черноморское войско на Кубань. Он был воин-монах. А мы пошли от его племянника, которого он воспитывал и держал при себе, полковника Евтихия.
Учился в художественном училище в Ростове. Добился, чтобы по распределению поехать на Сахалин. Устроился на работу в отдел иллюстраций в газету «Советский Сахалин».
На острове собрались крупные писатели, художники, архитекторы, журналисты. Биографии интереснейшие… Кто по романтическим мотивам на острове оказался, кто по путевкам. Сюда на стройки приглашали, на заготовку леса, на бумажные комбинаты. Много молодежи приезжало, легкой на подъем.
– Что это такое, по-вашему, – быть казаком?
– Во-первых, жить по совести, себя с кем-то сверять. Во все времена, как меня на что-то ни подбивали, в каком окружении я ни был, всегда меня эта генетическая связь выводила. А во-вторых, чувство справедливости.
– Разве эти качества свойственны только казакам?
– Да. Это казачьи чувства, которые формировались генетически в течение многих веков. А что они свойственны многим – так у скольких в России казачья кровь! Ну, и еще воля. Меня никогда никто не мог «подмять». Я или выскальзывал, или противодействовал так, что от меня отставали.
– При царе под ружье казаки становились только в войну. В мирное время сидели по хуторам. И землю им давали бесплатно. Как с этим обстоит сейчас?
– Об этом много говорили. Казаки просили: «Отдайте нам приграничные земли». Для этого нужна другая воля – сверху. Там есть намерения, но без волевых усилий пока.
В интернете в «казачьих» сайтах четко сказано, чего мы ждем от властей. Создать с помощью администрации на местах условия, чтобы казаки могли готовить молодежь к службе. Это главное. Как раз этим и занимаюсь – воспитанием детей-патриотов. Я много чего им даю, начиная от сказки, пословицы, поговорки и заканчивая пением, танцем, национальными боевыми искусствами. Все это должно сформировать в ребенке любовь и гордость за свое Отечество. Но с этим у нас большие сложности. Пока ребенок маленький – он весь со мной. А подрастет, выйдет на улицу – его окружение задавит. Если у нас по телевидению показывают Джеймса Бонда, что потом с него взять? Джеймс Бонд – он с кем борется? С русскими «идиотами». Как это вообще возможно – самим себя поносить! Не на этом надо воспитывать. У нас великая история, могучий народный талант – вот и воспитываю детей на этих примерах, в первую очередь на казачьем фольклоре.
– Вы сами когда стали его собирать?
– Четверть века назад. Мои бабуля, тетка пели так, что вся округа собиралась слушать. Великие певуньи были. Но с конца 1980-х гг. я слушал их пение уже «прицельно». Как раз в эти годы я открыл художественную школу на Сахалине с акцентом на народное творчество. До этой мысли дошел не сам. У меня в Петербурге был друг – художник Гиреев, у него большая детская студия лаковой миниатюры. Я посмотрел, как у него дети работают, заинтересовался. К тому же я учился с федоскинцами после училища, в Московском полиграфическом институте. Ребята мне все объясняли, настоящие кисти наших мастеров привозили. Лучшие кисти в мире! Бабушки и дедушки их вязали. Никакие голландские или китайские кисти с ними в сравнение не шли. Ими-то и пишут миниатюры в Федоскине, Палехе, Мстере, Холуе. Вот тогда у меня начали формироваться вкус и тяга ко всему народному, а позже появилась идея открыть школу.
– Как вам удалось ее осуществить?
– В Южно-Сахалинске есть английская школа №2. Я пошел к начальнику Управления культурой и предложил открыть при ней художественные курсы. Он поддержал: «Договоришься с директором, помогу». Я договорился. Проработал там два года. Потом директор не отпустила меня на фестиваль народного творчества, и я ушел.
Следующим местом работы был муниципальный центр «Подросток» для детей из неблагополучных семей. В нем занимались воспитанники разных учреждений – детских домов, приютов, специализированных школ. Задача была такой: обучить их ремеслу, чтобы они могли деньги зарабатывать. Но это нехорошая идея была, потому что нельзя из детей прибыль извлекать. Тоже отказался. Перешел во Дворец детского творчества с четкой программой, где и работаю по сей день. Суть программы была в том, чтобы создать при дворце особую казачью школу. Директор меня поддержала, и мы открыли Лицей народной культуры. Я набрал два класса. Преподавали и общеобразовательные предметы, так как административно они были связаны со средней школой.
– Сколько в лицее училось детей?
– Два класса по 25 человек. Причем набрали их сразу, конкурс был 5–6 человек на место. У нас даже общеобразовательные предметы были ориентированы на народное творчество. На уроках русского языка, литературы изучали народную игру, сказку, пословицы и поговорки, ставили спектакли. За основу взяли программу Л.В. Занкова и насытили ее народным материалом. Учителей я специально подбирал.
– Интересно, где?
– Бегал по школам, искал, упрашивал. В департамент ходил – где только не был. Не так просто найти учителя. Никому не хочется портить нервы и получать при этом копеечную зарплату. У меня был прекрасный хореограф, замечательно работала, а потом все бросила, пошла продавать духи. Сейчас она состоятельная дама и только иногда вспоминает свое педагогическое прошлое. Но так или иначе, а преподавателей я нашел, и очень хорошо мы с ними жили. Трудно в трех словах все описать, но таких детей воспитать мы уже не смогли бы. Преподавали и ремесла – эти уроки вели прекрасные педагоги дворца. Были и музыкальные занятия по фольклору и танцу. Чудесный ансамбль, с ним мы по всей стране ездили на фестивали. А какие у нас были праздники – девочек, мальчиков! Например, Введение во храм Богородицы и День святых жен-мироносиц – девичьи праздники. А 19 декабря, Николы Зимнего, и День защитника Отечества – мальчиков.
– Все ваши ученики были верующими?
– Не знаю, все ли, но у нас были иконы, читали молитвы. В основном читал я, другие учителя молитвы не читали. А в церковных праздниках и народных гуляньях все участвовали. К тому же церковь рядом – через дорогу перешел из дворца – и ты в храме. Владыки освещали все помещения, которые я в разное время открывал. На Рождество, на Пасху мы на службы ходим, а они к нам – на праздники. Концерты смотрят, дарят детям подарки.
– И все это время вы продолжали ездить на Дон за фольклором?
– Обязательно. И детей с собой возил. И в Ростове были, и на Кубани, и в Анапе. Дети ездили на экскурсии и фестивали, несколько раз в Новосибирске выступали, на одном из конкурсов даже вышли в лауреаты. Что касается фольклора, это у них было летнее задание. Они собирали детский фольклор – считалки, дразнилки, новые игры, какие появлялись. И сейчас мои дети – а большинство из них уже мамы и папы – почти все окончили в Санкт-Петербурге и Москве вузы. Кто-то из них вернулся на Сахалин, кто-то остался в столицах. Но и родители их, и они сами говорят, что ярче, лучше в их жизни ничего не было.
– Как долго просуществовал лицей?
– Три года. Но в конце концов лицейский проект закрыли. Сказали, что не положено, что вводится жесткий образовательный стандарт. Школу искусств оставили, она по сей день существует как факультатив, дополнительное образование.
– В 2012 г. были открыты казачьи классы на базе южно-сахалинской средней школы №4. Вы ими руководите. Как этот проект осуществляется сегодня?
– Сложно. Я достаточно опытный человек и примерно представляю, чем это кончится. Школа №4 – окраинная и крайне непопулярная. Около нее барак и соответствующая публика – алкоголики, бомжи. Например, есть у меня два ученика, которые записаны, но еще ни разу на занятиях не появились. Меня попросили взять на себя руководство казачьими классами. Вначале я отказался, но потом вспомнил, что около этой школы строится новый микрорайон и часть детей будут из семей новоселов. К тому же у меня был немалый опыт работы в социальном центре для воспитанников приютов. Решил, дети – они и есть дети, возьмусь, буду работать. Но начал работать – и оказалось, что в каждом классе 6–7 киргизов (всего у меня 160 детей в этой школе). Причем они мусульмане, по-русски не очень понимают. Но дело даже не в этом. С киргизскими детьми иногда легче работать, чем с русскими. Они дисциплинированы, не избалованы, умеют слушать. Казачьи дисциплины все в продленке, а получилось так, что половина учеников в продленку не ходит. Я-то вообще мечтал о гендерных классах, но директор, начальство любыми способами не дают осуществить эту задумку.
– Вы считаете, что обучение должно быть раздельным?
– Обязательно. Иначе девочки «забьют» мальчиков. Нельзя воспитать мужчину среди девочек. Раздельное обучение уже во всем мире набирает обороты. Девочка на полтора–три года развивается прежде мальчиков, и те задания, которые мальчик делает еще с трудом, девочка выполняет легче. Поэтому в общих классах нет лидеров-мальчиков. Когда я преподавал в казачьем лицее, у меня общеобразовательные дисциплины были в режиме общего обучения, а казачьи занятия – раздельно. Девочки шли, предположим, на девичьи ремесла – шитье, готовку, домашнее убранство, а мальчики на мужские – плели, строгали, занимались техникой.
Ремесла, музыка, боевой пляс, декоративно-прикладное и изобразительное творчество, четыре раза в неделю физкультура и фольклор – всем этим занимались раздельно. Вместе только ансамбль и танец. Но я пришел к выводу, что надо и общеобразовательные предметы преподавать раздельно. Психика и логика у детей разные. Мальчику нужен образ. Он никогда не будет сто раз одно и то же повторять, а девочка будет.
Как педагог я должен воспитывать ребят в ценностях нашей культуры. И знаю, как этого добиться. Скажем, какой ребенок не любит игры?! А игру я им даю, например, такую: «Сам погибай – товарища выручай». И они с удовольствием выручают. В каждой игре – правила. За их соблюдением я неукоснительно слежу. Потому что правила – это своего рода прообраз общественного договора, законов государства. Если ребенок с детства научится их понимать, когда вырастет, он будет и законы как должное принимать.
Начинать следует с духовного воспитания, и прежде всего с возвращения в лоно Церкви. Потому что без этого казачества не будет. На православной нравственности стоит вся русская тысячелетняя культура. Без нее – какой это казак будет? Как говорится, Бог дал путь, а черт крюк. Так вот многие бегут этим крюком самым, а выйти на путь пока не совсем получается.
– Но это возможно? Вы верите?
– Верю, конечно. Нужно, чтобы постоянно маячил перед тобой вектор Истины, и все время себя на него настраивать. А это можно только с молитвой. Если внутри себя ее держишь, даже улетишь куда-то – все равно справишься.
Саша Канноне
Публикуется в сокращении