Загадочная русская душа… Совершенно непонятна она просвещенной Европе. Много написано о характере русского народа, русском самосознании, русской идеологии. Надо полагать, что ключ к разгадке «загадочной русской души» следует искать в русском языке…
Николай Сергеевич Трубецкой (1890–1938), выдающийся русский языковед, выдвинул фундаментальное положение о том, что именно в своем языке народ, этнос, соборная «национальная личность» раскрывает свой внутренний мир. «Судьбы и специфические русского литературного языка свойства чрезвычайно важны для характеристики русской национальной личности», – писал Н.С. Трубецкой. При этом как одна из центральных встает проблема «культурных преемств и наследований». Проследив «судьбы русского литературного языка», Трубецкой приходит к весьма аргументированному выводу: «В отношении использования преемства древней литературно-языковой традиции наш язык стоит действительно особняком среди литературных языков земного шара».
По мнению исследователей, русский литературный язык является прямым преемником староцерковнославянского языка, созданного славянскими первоучителями святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием в качестве богослужебного языка для всех славян. Древние славянские книжники особо подчеркивали именно эту его характернейшую черту. Если другие языки (греческий и латынь) были лишь приспособлены для богослужения, то церковнославянский был специально создан как язык Православной Церкви и хранил свою духовную чистоту. Язык административно-юридических документов и разного рода грамот значительно отличался от языка Церкви. Вплоть до позднего Средневековья грамоты писались на местном наречии. Мартин Лютер в основу своих переводов Библии положил сложившийся к тому времени административный язык саксонских канцелярий.
Церковнославянский язык был «национализирован русской культурой, – констатировал академик В.В. Виноградов, – и, будучи священным языком религии и церковных книг, постоянно обогащает, развивает народную речь, является неисчерпаемым источником идейного и художественного воздействия на стили общественного языка». Посредством церковнославянского языка наш «общественный» русский литературный язык «примыкает» к греческой византийской и античной языковой традиции. Из него в русскую литературную речь вошло, по словам М.В. Ломоносова, «множество речений и выражений разума» из «греческого изобилия», византийской духовной культуры, центром и средоточием которой был Богочеловек.
Процесс формирования современных литературных языков у других народов Европы сопровождался вынужденным отрывом от культуры книжноцерковных традиций Средневековья. Монастырская латынь весьма далека и не понятна не только для немца и поляка, но даже для француза и итальянца… Современный болгарский литературный язык восстановил связь с традициями древнеболгарского литературного языка лишь посредством заимствований из русского литературного языка. В Греции, освободившейся от многовекового османо-турецкого рабства, была предпринята попытка восстановления древнегреческого языка в качестве языка современной духовной культуры и администрации. Но в конце концов в основу современного литературного языка была положена современная живая народно-разговорная стихия…
«Современный русский литературный язык, будучи модернизированной и обрусевшей формой церковнославянского языка, – констатировал Н.С. Трубецкой, – является единственным прямым преемником общеславянской литературной традиции, ведущей свое начало от первоучителей славянских».
Сохранение и преумножение традиций церковнославянской книжности, основанной богодухновенным подвигом «ваятелей славянской души» святыми Кириллом и Мефодием, создает определенные преимущества русского литературного языка. К внешним преимуществам относятся однородность и устойчивость внешнего облика литературного языка, стабилизирующая функция по отношению к разговорным формам языка. К внутренним преимуществам Трубецкой относит богатство словарного состава, особенно в оттенках значений слов, наличие параллельных пар слов, построенных на противопоставлении бытового, обыденного чему-то возвышенному (палец – перст, глаз – око, рот – уста, голова – глава, город – град и т.п.).
Как же связана эта специфика языка с национальным характером?
Спонтанно складывалось языковое различие между бытовым, земным, материальным, с одной стороны, и возвышенно-духовным, небесным и вечным – с другой. Небесное и земное строго разделяются в русском самосознании.
Стяжание духовного богатства традиционно считалось более высокой целью, чем стяжание материальных благ.
Русские крестьяне жили в бедных избушках, крытых соломою, с земляным полом, нередко в «ветхой землянке», а храмы возводили как дворцы, золотом украшали маковки церквей. В домашнем быту они пользовались сосудами из дерева и глины, а священные сосуды делались из серебра и золота. Сами одевались в простую одежду из домотканой ткани из крапивы, конопли, льна, а ризы священнослужителей были сшиты из драгоценной парчи, украшались золотым и серебряным шитьем. Ризы святых икон были серебряные, вызолоченные и украшались драгоценными камнями.
Православный храм был местом художественно-эстетического и морально-этического воспитания. Воспринятая из Византии красота богослужения, поразившая послов равноапостольного князя Владимира, была сохранена и приумножена на Святой Руси. Великолепие русских храмов поражало даже греков. Максим Грек с удивлением свидетельствовал, что «русские строят великолепные храмы». Обилие прекрасных храмов создавало огромное намоленное пространство, духовную среду обитания нашего народа, формировало русский национальный характер. Созерцая Божественную красоту храма, весь чин православного богослужения, красоту иконостаса и чудотворных икон, внимая церковным песнопениям, понятным и возвышенным словам сродным разговорной речи, участвуя в соборном богослужении братьев и сестер во Христе, русский человек воспринимал свою православную веру всею душою своею, движением сердца своего, созерцающей любовью, в умилении от сердечной радости и доброты.
Воспринимая православную веру душою, русский человек готов и «душу свою положить за други своя», за веру, за Святую Русь, за Отечество. Мы любим то, во что вкладываем душу свою. И чем больше этот вклад, тем дороже объект любви: близкий человек, Храм, Отечество, Господь,
«ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6:21).
Этим, пожалуй, и объясняется характернейшая черта русской души – религиозность и патриотизм.
Между прочим, протестанты и пуритане поднимались на борьбу и кровопролитные крестьянские войны за дешевую церковь, чтобы накапливаемые сокровища оставить себе, для своего дома, для своего хозяйства, забывая призыв Христа:
«Не собирайте себе сокровищ на земле» (Мф. 6:19), ибо «не можете служить Богу и мамоне» (Мф. 6:24); «Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33).
Именно эти заветы Христа и запали глубоко в душу русского народа. В результате обстоятельных исследований России французский историк XIX века Леруа-Болье пришел к выводу, что «оригинальность России проявляется в реализации евангельского духа, именно в применении этики Христа в общественной и частной жизни». У простого русского народа он находил своеобразное сочетание реализма и мистицизма, почитание Креста, признание ценности страдания и покаяния. По его наблюдениям, русский народ не утратил чувства интимной связи «с обитателями невидимого, горнего мира».
Такое сочетание реализма и мистицизма, строгого разграничения бытового, обыденного, земного и горнего, возвышенного не может быть не связано со спецификой сочетания церковнославянских и собственно русских элементов в нашем языке, с наличием двух рядов слов.
Русский народ всей душою усвоил главную заповедь Иисуса Христа:
«Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя» (Лк. 10:27).
Владимир Журавлев
СПРАВКА
Владимир Константинович Журавлев (1922–2010) – российский филолог-славист,
доктор филологических наук, профессор, автор более 500 научных работ, участник Великой Отечественной войны.