17 июля – День памяти страстотерпцев Императора Николая II, Императрицы Александры, царевича Алексия, великих княжен Ольги, Татианы, Марии, Анастасии. Публикуем фрагмент статьи Николая Михайловича Коняева, опубликованной в журнале «Покров».
Какой великий символический смысл заключается в том, что 95 лет назад, в свою последнюю осень и зиму именно Николая Семеновича Лескова читал преданный аристократией последний русский император в Тобольске.
По дневникам видно, что книги Лескова не просто увлекли государя. Похоже, Николая II ошеломила раскрывающаяся перед ним в произведениях писателя русская жизнь. В сентябре 1917 г. в Тобольске он читает Лескова рассказ за рассказом, роман за романом, том за томом.
«13 сентября 1917 г. …Начал роман Лескова «Обойденные».
«16 сентября. Погода простояла совсем теплая. Приятно было ходить и работать на дворе. Кончил рассказ «Обойденные» и начал «Островитяне».
«18 сентября. Осень в этом году здесь замечательная… Кончил «Островитян» Лескова. Написал маме письмо через цензуру Панкратова».
«19 сентября. Полуясный, но такой же теплый день… Днем попилил дрова и поиграл в городки. Начал читать роман Лескова «Некуда».
«24 сентября. Вследствие вчерашней истории нас в церковь не пустили… Вечером начал читать вслух «Запечатленный ангел».
В тишине губернаторского дома в Тобольске, прерываемой лишь свистками пароходов с реки, звучал голос бывшего российского императора, рассказывающего о той «преудивительной штуке», что совершилась с барином, который отправился «в жидовский город» расследовать творящиеся там по торговой части нарушения… Вместо взятки, полученной с еврейских торговцев, генерал еще и должен оказался им 25 000 руб.
С этим полученным вместо награды долгом и возвращается домой барин, но супруга его, весьма богомольная барынька, объявила мужу, что за его «нерассудительность другие заплатят», и приказала стребовать деньги со староверов, которые работали на строительстве моста. Денег таких у староверов, разумеется, не нашлось, и вот, начинается дикая расправа, превосходящая по своей лютости жестокость любого иноплеменного нашествия. Генерал, обозленный, что староверы не желают покрыть его долг перед евреями, «накоптивши сургучную палку, прямо как ткнет кипящею смолой с огнем в самый ангельский лик!»
Ни один писатель до Лескова не сумел так ярко, открыто и правдиво рассказать о той глухоте русской жизни, пользуясь которой, любой просвещенный мерзавец мог надругаться над нею. И наверняка об этом тоже думал государь, читая вслух «Запечатленного ангела».
Русским трудом и русской кровью была воздвигнута могущественнейшая империя, но в результате этого строительства основная часть населения, сами русские, оказалась обращена в рабство в своей собственной стране. Какая-то глухота появилась в русской жизни, и уже не докричаться было сквозь нее.
«26 сентября… – отмечает государь в дневнике. – Окончил роман Лескова «Некуда». 30 сентября. День простоял солнечный, хороший. Утром гуляли час, а днем два с половиною часа; играл в городки и пилил. Начал читать пятый том Лескова – длинные рассказы…»
Размеры журнальной статьи не позволяют проследить все переклички и аллюзии тобольской жизни государя с произведениями Лескова, но порою возникает ощущение, что границы лесковского текста размывались, включая в себя и реальные события, совершающиеся за стенами губернаторского дома.
Кажется, и нет в русской литературе равной «Соборянам» книги, где с такой же пронзительной глубиной и силой было бы рассказано о глухоте русской жизни… Разумеется, комиссар Василий Семенович Панкратов – это не совсем либерал-нигилист Термосесов, он не лишен определенных литературных и организаторских способностей, присутствовали в нем и доброта, и юмор, но все это, как в Термосесове, ограничивалось и перекрывалось тем, что называется партийными принципами. И когда прослеживаешь всю эпопею запрещений и ограничений, которым подвергал Панкратов царскую семью, кажется, что переносишься на страницы лесковской хроники.
Не напрасно Николай II прозвал Василия Семеновича «маленьким». «Маленький» тут еще и тотемическое название некоей бесовской силы русской революции, сидевшей и в Термосесове, и в Панкратове…
И что оставалось государю? Только молитва и могла преодолеть эту глухоту тобольской жизни…
20 октября 1917 г. государь записал в Тобольске: «Сегодня уже 23-я годовщина кончины дорогого папы, и вот при каких обстоятельствах приходится ее переживать! Боже, как тяжело за бедную Россию! Вечером до обеда была отслужена заупокойная всенощная».
20 октября 1894 г. в Ливадии оборвалась жизнь императора Александра III, и тогда в дневнике Николая II тоже появилась запись: «Боже мой, Боже мой, что за день! Господь отозвал к Себе нашего обожаемого, горячо любимого папу… Отец Иоанн больше часу стоял у его изголовья и держал его голову. Это была смерть святого! Господи, помоги нам в эти тяжелые дни!»
Святой праведный Иоанн Кронштадтский тоже оставил в своем дневнике запись о 20 октября 1894 г.: «Он тихо скончался. Вся семья царская безмолвно с покорностью воле Всевышнего преклонила колени. Душа же Помазанника Божия тихо отошла ко Господу, и я снял руки свои с главы Его, на которой выступил холодный пот. Не плачь и не сетуй, Россия! Хотя ты не вымолила у Бога исцеления своему царю, но вымолила зато тихую, христианскую кончину, и добрый конец увенчал славную Его жизнь, а это дороже всего!»
Вглядимся еще раз в картину происходившего 20 октября 1894 г. в спальне Малого дворца в Ливадии. Неподвижно застыл объятый волнением наследник престола, будущий царь-мученик Николай II. На постели – умирающий император Александр III. У изголовья – святой праведный отец Иоанн Кронштадтский. Его руки поддерживают голову умирающего императора…
«Молясь, мы непременно должны взять в свою власть сердце и обратить его к Господу, но никогда не допускать ни одного возгласа к Богу, не исходящего из глубины сердца», – говорил Иоанн Кронштадтский, и сейчас его глубокой молитвою и совершалось то, что дороже всего. Величественная, исполненная высокого значения картина…
И это оттуда, из небесной выси звучат слова святого:
– Не плачь и не сетуй, Россия…
Теперь не было рядом с Николаем II такого молитвенника. Теперь, читая Н.С. Лескова, государь особенно остро чувствовал: чтобы зазвучала эта молитва о России, нужно было самому стать святым.
Свидетельство тому, что эта молитва начала звучать в государе, – слова из его дневниковой записи в этот день: «Боже, как тяжело за бедную Россию!» Слова эти перекликаются со словами Иоанна Кронштадтского и как бы продолжают их, вмещая в себя и будущий мученический путь государя.
Свидетельство тому, что молитва царя-мученика нашла отзвук и в России, – присланное в эти октябрьские дни в Тобольск стихотворение Сергея Сергеевича Бехтеева «Молитва»:
Пошли нам, Господи, терпенье,
В годину буйных, мрачных дней,
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.
Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейства ближнего прощать
И крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.
И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и униженья,
Христос, Спаситель, помоги!..
Это стихотворение, посвященное великим княжнам Ольге Николаевне и Татьяне Николаевне, Сергей Бехтеев написал в Ельце в октябре 1917 г. и через графиню Анастасию Васильевну Гендрикову передал в Тобольск.
Однако мистическая история «Молитвы» не ограничилась совпадением с теми переживаниями, которые владели государем в октябрьские дни 1917 г.
Великая княжна Ольга Николаевна переписала стихотворение в свою тетрадку, подаренную – на книге сохранилась надпись: «В. К. Ольге. 1917. Мама. Тобольск» – императрицей Александрой Федоровной. По этой причине долгое время авторство «Молитвы» приписывалось царевне Ольге, и стихотворение даже публиковали под ее именем.
Но ведь так это и было. Молитва, породившая «Молитву»:
Владыка мира, Бог вселенной!
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый, смертный час…
И, у преддверия могилы,
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов!
– звучала из уст государя и всей царской семьи, и тепло ее коснулось Сергея Сергеевича Бехтеева, сумевшего записать эту великую тобольскую молитву на бумаге…
Безусловно, что в тех молитвенных переживаниях и свершениях в губернаторском доме в Тобольске осенью и зимой 1917 г. самым непосредственным образом участвовали и сочинения Николая Семеновича Лескова.
Подтверждение этому – дневниковая запись государя за 26 января 1918 г.: «Окончил чтение сочинений Лескова 12 томов… Решением отрядного комитета Панкратов и его помощник Никольский отстранены от занимаемых должностей, с выездом из корниловского дома!» Удаление Панкратова-Термосесова совсем не случайно совпадает здесь с завершением чтения Н.С. Лескова.
Николай Коняев
Справка:
Николай Михайлович Коняев – писатель, историк, председатель Православного общества писателей Санкт-Петербурга, секретарь Правления Союза писателей России, член-корреспондент Международной славянской академии, автор книг «Русский хронограф», «Устроители Святой Руси», «Свет Валаама», «Апостольский колокол», «Рубцовский вальс» и многих других