Источник: Медиаресурс нового поколения Святые.online
О своих встречах с Андреем Тарковским вспоминает Константин Михайлович Долгов, доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, главный научный сотрудник Института философии РАН, некогда – заведующий сектором Отдела культуры ЦК КПСС.
После просмотра фильма «Иваново детство» я долго находился под впечатлением пережитого – как будто все, о чем рассказывалось в фильме, происходило лично со мной. Я не знаю, была ли это интуиция автора фильма или ему кто-то подсказал, что все начинается и, как это ни парадоксально, завершается детством.
Для ребенка весь мир – это прежде всего его дом, его родные и близкие, и этот мир сопровождает его всю жизнь.
Все открытия первоначально происходят в этом мире, но и весь последующий огромный мир человек познает благодаря миру детства, всему тому, что было заложено в это время в его душу и сердце. Каждый кадр фильма вызывал у меня такое волнение, которое, кажется, не уменьшалось, а лишь увеличивалось со временем.
Другим потрясением для меня был просмотр фильма «Андрей Рублев». В чем дело? Почему этот фильм доводил переживания до крайности, до какого-то апокалиптического видения действительности и эмоций, связанных с этим видением? Почему же меня так потряс этот фильм Тарковского? После серьезных раздумий я пришел к выводу, что иначе и не могло быть: ведь Тарковский попытался органически соединить язык литературы, кинематографа и живописи в нечто единое целое. Сознательно ли он это делал? О литературном языке много сказано и написано, может быть, не меньше и о языке кинематографа, а вот о языке живописи, который всем представляется самым простым, ясным и доходчивым, сказано и написано крайне недостаточно. Почему? Прежде всего потому, что и сама живопись, и ее язык считают простым, ясным и доступным для всех, как и саму живопись в целом. А на самом деле живопись как искусство ставит самые возвышенные и утонченные, предельные, подлинно глубокие, философские вопросы и пытается ответить на них.
В фильме «Андрей Рублев» Тарковский попытался органически соединить язык литературы, кинематографа и живописи в нечто единое целое
К великому сожалению, это не всегда и далеко не всем понятно. Не случайно Андрей Рублев как художник открыл новое понимание искусства, раскрыл новые духовные глубины и пространства его содержания, хотя и по сей день он остается еще далеко и не до конца понятым в своих произведениях. А органическое слияние языка литературы, кино и живописи еще больше затрудняет постижение сущности бытия и сознания, хотя во много раз увеличивает силу и мощь каждого из этих языков и раскрывает перед человеком безграничные возможности познания материального и духовного мира. Может быть, в известной мере именно поэтому фильм «Андрей Рублев» явился откровением для людей искусства как в Советском Союзе, так и в других странах. Хотя далеко не для всех. Многие не могли понять нового метода раскрытия богатства существующего мира и открытия новых миров.
Еще более парадоксальным оказалось воздействие фильма Андрея Тарковского «Зеркало». Этот фильм вызвал беспрекословное принятие нового, малоизвестного до сих пор, универсального духовного постижения мира от его мельчайших созданий до необозримых космических времен и пространств. Человек как будто оказался в центре мира и теперь способен познавать и постигать и самого себя, и весь мир во всем его многообразии. Но подобное дарование творческой свободы обязывает человека нести полную ответственность за все свои мысли, слова и дела. Этот фильм был величайшим открытием не только в сфере кинематографа, но и всего художественного творчества. К сожалению, мало кто осознавал это: не только чиновники, но и сами деятели литературы, искусства и культуры не поняли значение этого фильма, посчитали его не совсем удачным экспериментом. И лишь небольшая часть зрителей увидела и почувствовала, что фильм раскрывает бесконечные горизонты перед творчеством человека, предрекая ему как великую славу, так и великое падение в зависимости от уровня его сознания и поведения.
И все-таки вокруг этого фильма не стихали споры. В Отделе культуры ЦК КПСС состоялось неофициальное обсуждение «Зеркала», на которое пригласили и меня. В этой неофициальной дружественной обстановке каждый высказывал свое понимание и мнение об этом фильме. Когда очередь дошла до меня, то я стал говорить своим коллегам, что, на мой взгляд, Тарковский во многом продолжает следовать Феллини и еще некоторым западным кинорежиссерам. Я приводил примеры этому, хотя, как мне казалось, мои рассуждения были не очень убедительными для моих коллег. Обсуждение было долгим, но почти безрезультатным – никто из нас никого не смог убедить в правильности своих взглядов, и проблемы с этим фильмом остались для нас неясными. Через несколько дней я случайно встретился с Тарковским и стал рассказывать ему об обсуждении его фильма в нашем отделе.
Он ответил: «Я знаю об этом обсуждении, и мне передали ваше мнение, что я кое-что заимствовал у Феллини и других зарубежных кинорежиссеров. Я хочу вам откровенно сказать, что, несмотря на мое хорошее знакомство с произведениями зарубежных режиссеров, я ничего у них не заимствовал, скорее, напротив, я пытался сказать свое слово в кинематографе, дать что-то новое, чего не было ни в нашем советском, ни в кинематографе других стран. Насколько мне это удалось или не удалось, судить не мне, а зрителям».
Я пытался сослаться на его – Тарковского – совместное творчество с Т. Гуэррой, который, в свою очередь, был тесно связан с Феллини, но Тарковский, слушая меня, просто молчал. И я понял, что мои попытки для него были неубедительны. На этом мы с ним расстались, после чего я долгое время пытался вникнуть в суть творчества Андрея Тарковского и особенно его последующих фильмов. И только постепенно передо мной стали раскрываться новизна и глубочайшее содержание его творчества, представлявшего, по существу, совершенно новое слово в мировом кинематографе.
Режиссер Феллини, до которого дошли эти суждения, признал, что не Тарковский заимствовал что-то у него, а он, Феллини, немало заимствовал у Тарковского. Парадоксально то, что творчество А. Тарковского, одного из самых русских кинорежиссеров, постоянно сравнивалось и сравнивается до сих пор с Куросавой, Бергманом, Феллини и другими известными деятелями кино и меньше всего обращалось и обращается внимание на то, что это был самый русский из всех наших кинорежиссеров.
Об этом говорил польский режиссер К. Занусси, отмечая, что Тарковский открыл Западу то, что ему больше всего недоставало: духовное измерение мира, трансцендентность, бесконечность.
Этой замечательной оценке не хватает еще одного очень важного измерения, что всегда отличало представителей русского искусства: любви, абсолютной, относящейся ко всему существующему миру – материальному и духовному, внутреннему и внешнему, имманентному и трансцендентному – словом, любви, исходящей от Бога к человеку и от человека к Богу.
Таким был А. Тарковский как человек и как художник, чародей и пророк, которые встречаются в истории человечества, к сожалению, слишком редко. Но то, что они создают и являют миру, остается навсегда.
Фильмы Тарковского свидетельствуют о том, что это был необычайно мыслящий человек – настоящий философ, не по образованию, не по обучению и воспитанию, а по своей природе. Он исходил из того, что весь мир как таковой и все его части и создания являют собой нечто целое, органичное, гармоничное и прекрасное, но в процессе реальной жизни эти целостные совершенные творения начинают раскалываться, распадаться и приходят иногда в непримиримые противоречия друг с другом. Неслучайно Тарковский называл себя марксистом и диалектиком, ибо все в мире развивается диалектически, то есть в борьбе противоположностей, и, что особенно важно, в борьбе добра и зла.
Творчество органически связано с Творцом, создавшим этот великолепный мир, и в этой борьбе добра и зла человек занимает первостепенное место, поскольку ему дана свобода выбора, свобода воли. А свобода, как известно, порождает ответственность за все, что делает человек, и в этом смысле сам процесс борьбы добра и зла и конечные результаты зависят от мыслей и действий самого человека. Он не только обязан активно участвовать в жизни природы и общества, но и отвечать за все, что он думает и делает. При этом Тарковский особенно отмечал, что человек должен прежде всего исходить из оценки своей собственной деятельности, теоретической и практической, и если что-то происходит не так, то искать причину следует не в умах и действиях других людей, а прежде всего в своих мыслях и действиях. Только тогда можно установить реальные причины поступательного и разрушительного развития современного мира, а когда во всем обвиняют других людей, а самих себя считают чуть ли не ангелами, то это совершенно порочное миропонимание. Зло и дьявол, по Тарковскому, это отсутствие добра и отсутствие Бога, и это особенно тяжело и даже трагически отражается в жизни человечества. Чем больше торжествует зло, тем больше оснований создавать произведения искусства, и пока будет существовать человек, он будет инстинктивно стремиться к творчеству, ибо это имманентно связано с Создателем.
Тарковский был убежден в том, что подлинное искусство – это молитва.
При помощи искусства человек выражает свою надежду, все остальное не имеет никакого значения. И все, что не выражает надежды, все, что не строится на каком-то духовном уровне, не имеет никакого отношения к искусству.
В своих последующих после «Зеркала» фильмах – «Солярис», «Сталкер», «Ностальгия», «Жертвоприношение» – Тарковский продолжал развивать свои идеи о высокой и глубокой духовности, которая всегда была присуща русскому искусству, но необходимость в которой особенно остро ощущается в современном мире, расколотом, дисгармоничном и враждебном человеку и высшим человеческим ценностям.
Чтобы предотвратить гибель человечества, каждый человек, как полагал А. Тарковский, должен активно участвовать в современном общественном процессе, обязан осознавать свою личную ответственность за все, что происходит в мире.
По существу, все творчество Тарковского – это своеобразное пророчество собственно человеческой жизни и творчества и отношения человека к человеку и ко всему существующему миру.
Тарковский восхищался божественной красотой мира и совершенством человека, все это он считал великим чудом, не требующим никаких доказательств.
Трагическая ситуация, сложившаяся в современном мире, глубоко волновала Тарковского, как тонко чувствующий художник, он был озабочен судьбами человечества, стоящего на грани Третьей мировой, термоядерной войны.
Он предостерегал, что конец цивилизации может наступить даже раньше, чем упадет первая бомба, это произойдет тогда, когда умрет последний человек, который верит в Создателя. Цивилизация без духовности, без веры в бессмертие человеческой души не более как собрание животных, это уже не цивилизация, а конец, закат.
Выдающиеся представители европейской и мировой культуры после Второй мировой войны создавали произведения, в которых велась беспощадная критика различного рода и вида расизма, фашизма, национализма, милитаризма, античеловеческих тенденций в жизни и в культуре всех народов. В их числе были и знаменитые кинорежиссеры Ингмар Бергман, Ален Рене, Акира Куросава, Кшиштоф Занусси и многие другие, не говоря уже о советских кинорежиссерах. И каждый из них брал какой-то близкий ему аспект и демонстрировал в своих картинах опасность отторжения человеческих ценностей от реальной жизни, чувств, разума, нравственности, забвения. Все это было хорошо известно Тарковскому, но он избрал свой угол зрения, свой путь борьбы против отчуждения человека от человека, отчуждения человека не только от высших ценностей, но и, главным образом, от духовной жизни и построенного на ней плодотворного, разностороннего, глубокого, утонченного и универсального творчества.
Мастера зарубежного кино высоко оценили произведения Тарковского как новое слово, новую поэтику, новое небо для современного человека, подавленного и угнетенного псевдоценностями, псевдозадачами, псевдопроблемами и опустошенного от всего того, что делает человека человеком.
На что надеялся и с чем связывал свои надежды на духовное возрождение мира Андрей Тарковский? У него здесь не было сомнений, и он открыто в этом признавался: только с Россией, несмотря ни на что, ибо в ней он видел и чувствовал гораздо больше сил и возможностей для духовного возрождения, чем на Западе.
Только с Россией связывал Андрей Тарковский надежды на духовное возрождение мира
Он хорошо понимал, что все основные течения и направления западной философии, искусства и культуры не смогли предотвратить деградацию западного общества во всех сферах жизни и творчества, они оказались бессильными, несмотря на критическое отношение к основным тенденциям – экономическим, политическим, культурным, историческим, религиозным – в попытках предотвратить распад и разложение западноевропейского общества и его культуры, поскольку они характеризовались усиливающимся забвением всех гуманистических основ. В России же, напротив, несмотря на оживление и расширение отрицательных тенденций в жизни общества, Тарковский видел, что русская культура всегда была тесно связана с реальным историческим процессом, с теми течениями, которые рождались, формировались и развивались в сфере глубинного духовного творчества, с развитием высших человеческих ценностей – Истины, Добра, Красоты, и самое главное, всеохватывающей, всепронизывающей, всепроникающей, всепреодолевающей, бесконечной и вечной Любви.
В этом смысле искусство только тогда является искусством, когда оно развивается в органическом единстве как с историческим процессом жизни общества, так и с жизнью земли и всего космоса. Вне этой связи искусство и культура теряют свой основной смысл, поскольку смысл в огромной мере порождается историей, а без истории нет смысла, как и смысла без истории. Вот почему взоры Андрея Тарковского всегда обращены в глубины природы человека, как и всей природы вообще, он не просто объективный художник, а сверхобъективный, и в отличие от многих современных западных художников, занимавшихся поиском субъективных особенностей человека, Тарковский всегда стремился исследовать и открывать объективную природу человека и человечества. В этом новизна и необычайная сила его искусства и, следовательно, его самая высокая гуманистическая направленность и содержание.
Своим учителем он считал как бы весь существующий, объективный мир. Неслучайно, когда его спрашивали, кого он считает своими учителями, он отвечал, что ему очень близки такие мастера, как Брессон, Толстой, Бах, Леонардо, которые являются не столько классическими мастерами, сколько одержимыми, сумасшедшими, людьми не от мира сего, выпадающими из привычного ряда гениальных художников, ибо их творчество часто просто не поддается рациональному пониманию и истолкованию, это творчество исходило не из глубин разума, а из глубин их сердца и души. Подобное творчество, признавался Тарковский, и пугает, и вдохновляет, творчество их объяснить немыслимо. И слава Богу, что чудо немыслимо, чудо – это Бог.
Размышляя о творчестве Андрея Тарковского, я неоднократно задавал себе вопрос, был ли он верующим человеком. К великому сожалению, в наших встречах я не имел возможности задать ему подобный вопрос. Но, просматривая его фильмы, читая некоторые его интервью, высказывания об искусстве, о том, что произведение искусства – это молитва, что настоящее искусство всегда в высшей степени духовно, а это предполагает непременную связь с Создателем, я пришел к выводу, что Андрей Тарковский был глубоко верующим человеком и художником, что сообщало его творчеству исключительное благородство, глубину, высоту и утонченность. Видимо, совсем не случайно он обращался к творчеству Андрея Рублева. Именно на этом зиждилась его непоколебимая вера в Россию, чьи духовные истоки исходят из глубин христианства, православного вероучения, благодаря которому Россия преодолевала самые тяжелые и трагические события в своей истории, каждый раз возрождаясь как Феникс из пепла.
Константин Михайлович Долгов