Новая книга «Сталинградское Евангелие архимандрита Кирилла (Павлова)» вышла в издательстве Свято-Троицкой Сергиевой Лавры незадолго до 8 октября 2021 г. – осеннего праздника в честь Преподобного Сергия Радонежского и дня рождения архимандрита Кирилла (Павлова).
Жизнеописание архимандрита Кирилла (Павлова; 1919–2017), духовника Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, выдающегося русского старца конца XX – начала XXI веков, составлено на базе обширных архивных – опубликованных и еще не публиковавшихся – материалов, а также воспоминаний его духовных чад. В основе книги лежит сценарий документального фильма «Сталинградское Евангелие Кирилла (Павлова)» телекомпании «Звезда», а также результаты многолетней поисковой работы сотрудников журналов «Покров» и «Фома» (редакторы-составители: Ольга Каменева, Екатерина Клюева, Ольга Орлова, Владимир Шуванников).
Предлагаем читателям журнала фрагменты некоторых вошедших в книгу воспоминаний духовных чад старца.
Екатерина Сергеевна Клюева
В одной из своих последних проповедей протоиерей Димитрий Смирнов говорил о том, что каждому человеку надо хотя бы один раз в жизни увидеть святого, попытаться прочувствовать его образ мыслей и действий – чтобы потом стремиться быть похожим на него. По милости Божией мне посчастливилось встретить несколько таких людей, и самой яркой личностью был, конечно же, архимандрит Кирилл (Павлов).
Если бы меня попросили коротко охарактеризовать его личность, я бы сказала, что видела в своей жизни совершенную любовь. С первой своей встречи с батюшкой я была поражена его добротой, которая все покрывает, все прощает и с надеждой тебя отпускает, как-то доверяя и вдохновляя. Его общие исповеди напоминали те, которые проводил (судя по воспоминаниям видевших его людей) святой праведный Иоанн Кронштадтский. Складывалось впечатление, что батюшка обращается к живому Богу, своему Другу – «Господи! Прошу тебя за этих людей!» – с невероятным смирением и одновременно – с таким дерзновением, что Господь ему ни в чем никогда не откажет.
А ведь люди приезжали с разными, в том числе тяжкими грехами, и он всех прощал, все грехи отпускал.
Один наш знакомый до своего обращения к Богу работал гинекологом, делал аборты. И это много лет его мучило, терзало – несмотря на исповедь, покаяние, – а он горячо молился, ездил по монастырям. И вот он пришел, наконец, к отцу Кириллу, а батюшка ему сказал: «Тебе Господь уже все-все простил».
Еще помню, приезжала к старцу женщина, раба Божия, по-моему, Валентина, у нее был верующий сын, писал иконы, и произошла страшная трагедия: он погиб от рук хулиганов. Она жила на Таганке и ходила к бывшему келейнику батюшки, отцу Тимофею (Мишину) на Афонское подворье. И вот батюшка Кирилл велел отцу Тимофею брать Валентину с собой в Лавру или в Переделкино.
Она была невероятно сложным человеком с тяжелющим характером. И батюшка часами ее выслушивал. Мне казалось – она морочит старцу голову. В прихожей сидели владыки, архимандриты, а зайдет эта Валентина – говорит и говорит – так громко, что даже слышно было, о чем – о какой-то ерунде. Батюшке только взгляд кинуть бы на мать Наталью (будущую Евфимию) – сразу бы ее вывели. А он не разрешал ее трогать, просто часами выслушивал. И я была поражена силой его терпения, любви, понимания. Он всегда про Валентину спрашивал, передавал ей подарки.
И как-то она мне сказала: «Я жива только из-за отца Кирилла, от того, что он меня поддерживает. Живу от встречи до встречи с ним».
Несмотря на свою занятость в Троице-Сергиевой Лавре, Великим Постом батюшка проводил соборования на частных квартирах в Москве. Милостью Божией я много раз попадала на такие собрания к регенту Богоявленского собора Надежде Петровне Бирюковой – батюшка приглашал монашествующих, близких ему людей, страждущих, и я приезжала с мамой, без мамы, с семьей – на ее квартиру на Филевском парке.
Надежда – удивительный человек, меня поразил ее тяжеленный крест. У нее были больные мама и дочь. Мама – Александра Ивановна Бирюкова, схимонахиня Александра – лежачая. А когда я впервые увидела дочку – просто оцепенела. Вышел как бы недочеловек, ничего не понимающий олигофрен с заячьей губой. Она была в коротеньком платье, с бантиком, как девочка, но при этом с лицом бабушки. «Доченька моя любименькая», – говорила Надежда.
Надя считалась очень строгим и собранным, волевым человеком, руководила хором, но дома была сама любовь. «Шуреночек, – она называла свою дочку, – Шурочка, любименькая».
Мы с Надеждой ездили заказывать обувь для Шуры – такие специальные большие ботинки – она все время ходила на носочках. Ездили все вместе на машине, и я видела ее нежное отношение к дочери: как она ей ножки целовала, плечико, это невозможно изобразить.
И вдруг я узнаю поразительную вещь. Оказывается, что этот Шуреночек, как она ее называла, не была дочерью Надежды – та никогда не выходила замуж, была девственницей. И отец Кирилл благословил ее взять Шуру. И это было потрясающее, потому что за родной дочерью не будешь так ухаживать, как это делала Надежда, присматривая за приемным и таким больным ребенком, уже взрослой женщиной.
…На соборованиях батюшке помогал отец Василий, тоже удивительнейший, горячий и искренний священник, настоятель храма Вознесения на Гороховом поле у метро «Бауманская». Однажды мы попали к нему в храм на Пасху. И вот выходит отец Василий с чашей и говорит такие слова: «Христос Воскресе! Поздравляю всех с Пасхой! Кто постом грешил смертными грехами, творил всякие бесчинства, пил водку и ел селедку – не подходите к чаше, а то и помереть прямо здесь можно». Помню, половина причастников, молодежь особенно, очередь покинули.
И этот отец Василий батюшке сослужил на соборовании, но я замечала, как старец, понимая, конечно, что люди пришли к нему, старался лично всех мазать освященным елеем. Он сам читал Апостольские послания, Евангелие, проговаривая каждое слово. Помню, муж сказал: «Я тогда первый раз услышал эти потрясающие слова». А потом накрывали стол и подолгу сидели – рассказывали и слушали истории.
Как-то на соборование пришла дочка одного духовного чада батюшки – девочка Маша в тяжелом переходном возрасте. Она была вся в наколках, сережки – на языке, на веке. И я видела, с какой любовью батюшка с ней обращался: ни тени упрека, осуждающего взгляда, только: «Машенька, Машенька».
…Когда батюшка болел, лежал 13 лет после инсульта в Переделкино, один старец из Лавры сказал: «Он не лежит, он висит на кресте за наши грехи. Он все брал на себя. И за людей сейчас страдает».
К нему приезжали со страшными, смертными грехами. И практически никаких епитимий не получали – только любовь, участие, подарки – и никакого осуждения или укоризны.
Монахиня Евфимия (Аксаментова), келейница архимандрита Кирилла (Павлова)
Вплоть до самого инсульта в конце 2003 г. батюшка очень многих принимал. Люди шли и шли. Только видно было, что отец Кирилл уже сильно ослаб. Помню: батюшка в окошко в Переделкино поглядывает, видит поток людей, идущих по дорожке от ворот к домику, и говорит: «Ой, боюсь, не выдержу».
Вот и в последний раз – 20 ноября 2003 г., накануне Михайлова дня – собрался в церковь, а сам слабенький. Я ему говорю: «Батюшка, тяжело же, пока сейчас дойдешь до храма, и по дороге и там уже в алтаре тебя будут теребить. Полежи на диванчике, а я вычитаю все, что по службе положено…». А батюшка так тихонько отвечает: «Не знаю я, когда еще этот храм увижу. Я пойду на Всенощную». И пошел – действительно, в последний раз – в этот храм. Больше батюшка его и не увидел.
Мы, как всегда, готовили рождественские подарки – просто тысячи подарков. Он подходит, смотрит и вдруг говорит: «Не знаю, каким я буду после Нового года…». Видно, Господь ему как-то открывал, что у него начинается другой этап жизни, дальнейшее его служение будет иным.
…После инсульта он еще года три как-то общался, даже на вопросы отвечал. Духовенство приходило. Батюшка интересные давал ответы. Шутил. Поддерживал нас всячески. Понимал, что все в состоянии потрясения. Такая болезнь… Ведь мы смерти ждали практически каждый день. У него был инсульт, несовместимый с жизнью. Не живут с таким инсультом и с такими легкими.
В какой-то момент он сказал: «Вы спрашивайте у меня все, что еще нужно. Потому что скоро я не смогу и говорить». Потом он стал слепнуть, глохнуть. Только кивками общался. Речь его становилась все более неразборчивой. Последние два-три года – это уже было время чрезмерных страданий.
Но как красиво и благородно он болел! Мы даже как-то сами уже не выдерживали с Любовь Владимировной (вторая келейница батюшки. – Ред.), просили, когда он еще мог говорить: «Батюшка, ну, ты хоть поругай нас, что ли? Хоть попроси чего-нибудь…». А отец Кирилл отвечает: «Ну, как я смею, вы же не железные. Вы ж устаете. Мне вас жалко». И вот так лежит 13 лет человек парализованный, не может пошевелиться без помощи посторонних и не попросит: «Поверните меня лишний раз с одного бока на другой, потому что я устал уже» и т.д. Как положишь его, так он и будет лежать. Не заплачет, не поропщет. Мы спрашивали его: «Батюшка, ты как? Ты не унываешь?» «А зачем?» – ответит.
После инсульта общение с батюшкой было уже иным. Но и тогда характерная для него черта – забота о человеке – оставалась. В этом он всегда был узнаваем. Инсульт ведь меняет человека. Многие из тех, кто давно знали батюшку, даже не хотели навещать его в болезни, чтобы не травмировать свое сердце. Не могли видеть того, что сделала с человеком болезнь: какой он теперь беспомощный, – духовник. И это можно понять. Но нам-то выбирать не приходилось. Мы видели все. И глубину его личности инсульт не повредил. Батюшка все равно оставался собой: весь – в заботах о других.
Как же он внимательно относился к нашему душевному состоянию! Если, например, кто-то заунывает, заплачет – от него это невозможно было скрыть. Он спрашивал, что случилось. «Храните мир между собой», – говорил.
Все это в совокупности осталось общим таким впечатлением. Что уж было спрашивать батюшку о чем-то, когда и так понятно: надо просто жить по мере сил так, как этот человек. На примере его невероятного терпения, мужества, благородства, снисходительного отношения к другим и требовательного – к себе. И разговоры уже, конечно, потом ушли. Постепенно все стало понятно, что, собственно, и разговаривать уже было не о чем.
Все и так уже на сердце запечатлелось: прежде всего, его любовь к Спасителю. Это, конечно, любовь всей его жизни. Иначе и невозможно было бы терпеть эту болезнь. Ведь при таких серьезных недугах у человека как бы покровцы с души снимаются, и он показывает свое содержание – не самое лучшее зачастую. Бывает так, что человек выдержанный, но вдруг ему посылается какая-то тяжелая болезнь, и он теряет самообладание, ругается, раздражается. Невероятные вещи с людьми происходят. А здесь ничего этого не случилось. Покровцы-то слетели. А он все также оставался преданным последователем Христа, до последней минуты.
Отец Кирилл весь жил молитвой. По ночам, когда еще мог двигать своей непарализованной рукой, осенял себя крестным знамением. Мы спрашивали: «Батюшка, ты поминаешь кого-то?» «Я понимаю тех, кто меня об этом просит».
…Целый год, начиная с Благовещения 2016 г., дыхание батюшки было просто невыносимым: какие-то тяжелые хрипы. И вот батюшка ушел.
Только что он лежал совсем беспомощный, кроткий, какой-то домашний человек. Сердце сжималось, когда ты слышал его дыхание. Вот одеяльце, которое ты поправлял, платочек, которым вытирал глаза…
Мы звоним в Лавру. Приезжает братия (даниловские монахи подоспели первыми, потому что ближе территориально). Начинают читать Евангелие, служить панихиды. Батюшку облачают.
В это время в Лавре делается гроб. Дошивается какой-то покровец для тела усопшего. Наконец, мы садимся в машину и едем с телом батюшки в монастырь.
И вот здесь случилось какое-то совершенно невероятное переживание. Было, наверное, часов 11 или 12 ночи. Несмотря на поздний час, народ пришел встречать батюшку. Вышли все монахи в мантиях, так величественно, подхватили батюшкин гроб и поднимают его вверх, в Успенский собор.
…Отец и духовник вернулся к ним. Они столько лет его ждали. Братия несколько раз в год приезжала автобусами в Переделкино – чтобы 15 минут постоять рядом. В том числе старики с палками, с костылями…
И вот они встретили его, подняли: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный…». Лаврский колокол ударяет. Все, корабль вырвался из плена этой мучительной болезни. Все.
И я смотрю на этот гроб, который уплывает куда-то ввысь, и сама превращаюсь в такую песчинку: «Отец Кирилл, помяни и нас тоже…»
Сталинградское Евангелие архимандрита Кирилла (Павлова). – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2021. – 364 с., ил.
По вопросам приобретения книги обращаться по телефону: 8-995-655-14-20
https://www.litres.ru/vladimir-shuvannikov/stalingradskoe-evangelie-arhimandrita-kirilla-pavlova/