К 160-летию освобождения крестьян от крепостной зависимости
Заметки потомственного почетного гражданина г. Кашина Иоасафа Яковлевича Кункина (1834–1908)
При крепостном праве о нравственности крестьян некому было заботиться. Самому крестьянину об этом и думать было невозможно, да и некогда. В барщинских имениях, находясь с утра до вечера каждый день на господской работе, а ночью и в праздники, надо было свою работу исправлять, иначе нечего было есть, и то многим приходилось зимой ходить по миру за подаянием.
Школ никаких не было, а ежели и были в некоторых селах, в большинстве только на бумаге числились школами, а в действительности не существовали, да и грамотность развивать не в интересах было крепостного права. Книг нравственных и полезных крестьянину доступных по содержанию и цене не было. Разве когда-либо зайдет офеня и наделит, то есть сумеет продать книжек, в которых напечатаны сказки.
При выходе из крепостной зависимости крестьянину негде было видеть старые и хорошие примеры и хотя бы наглядно им поучиться. Помещиков хороших и добрых хозяев было мало, большинство занималось лошадьми, псовой охотой, картами да кутежами. Чиновники, бывшие на гражданской службе, без благодарностей и приношений ничего не делали, всякому делали всевозможные притеснения. Правосудия не существовало: виноватым на деле был прав на бумаге и наоборот – невинный по делу был виноват на бумаге, ежели не судом по закону, то по начальническому произволу. Находившиеся на военной службе знали безусловное себе повиновение: зуботычины и полнейший произвол в их глазах выше всего было собственное «я». Духовенство подчиняло себя нравственно и материально помещикам, прикрывая все их произвольные действия, похороняя забитых, венчая браки по помещичьему приказу, а не по согласию сочетавшихся. Они [священники] своим начальством сами были поставлены в рабское положение, что можно видеть из присяги, доселе даваемой при поступлении в священство. <…>
Городское сословие в большинстве было малообразованным, а низшие слои оного были на низком уровне. Относительно честности, в смысле торговом, а многие, и в особенности называвшиеся <…> базарниками, на том только и стояли, чтобы обвесить и обмануть человека простого или несведущего.
В силу всего вышеописанного, крестьяне мало могли видеть хорошей и деловитой жизни, а безнравственность, произвол, насилие, обман, несправедливость постоянно видели собственными глазами. Трудно было ожидать [поэтому] от крестьянина хорошей, нравственной и трудолюбивой жизни.
***
По окончании двухлетнего переходного времени, получивши надельную землю, крестьяне усердно принялись за хлебопашество, а излишние свободные силы пошли в отхожие промыслы. Чрез все это трудолюбивые [крестьяне] в большинстве быстро от материальной нужды оправились и начали жить в довольстве, а бережливые и расчетливые скопили деньжонки на черный день, поправили или вновь построили необходимые для жилья и хозяйства строения. Некоторые в товариществах, а в лучших случаях целыми обществами или деревнями, понакупили от прежних своих господ отрезные и оставшиеся за наделом земли.
***
<…> После воли, в силу обычая, живущему на стороне, худо добывающему сыну по заявлению родителя волостное правление не выдавало пачпорта, а по неимению оного, худой для семьи добытчик должен был являться домой и приниматься за хлебопашество и домашние работы, и при этом быть семьянином. Впоследствии распоряжением правительства при условии уплаты податей волостные правления обязаны были выдавать пачпорт [даже] при нежелании родителя дать оный сыну, не помогающему семье своими заработками. Оное распоряжение, не принеся пользы молодым людям, теряющим нравственность и сбивающимся с хорошего трудолюбивого пути, очень сильно подорвало родительскую власть и домашнее благосостояние, а также послужило к расшатыванию семейной жизни. <…>
Помещичий быт по уничтожении крепостного права
По прошествии двухгодичного переходного времени, по окончании отвода наделов и по введении уставных грамот, помещикам пришлось осваиваться с новым положением и новой обстановкой их быта.
Во-первых, вместо многого множества долговой и дворовой прислуги потребовалось ограничиться крайне необходимой вольнонаемной прислугой, с которой надобно было иметь не начальническое, а доброе обхождение и хладнокровно выслушивать от нее справедливые требования, относительно труда без отягощения и сносного продовольствия по силе взаимных условий при найме.
Во-вторых, на своих оставшихся при усадьбах землях для ведения хозяйства вольнонаемным трудом, помещикам необходимы были свободные наличные деньги для обзаведения хозяйством и для оборотного капитала, а их, кроме редких исключений, никто не имел. Ранее помещики никогда не думали о сбережениях, и поэтому ничего не запасли на черный день. Большинство имений было заложено в правительственных кредитных установлениях, дававших деньги на христианских началах за умеренные неразорительные проценты. Взятые при залоге имений деньги при крепостном праве были прожиты на поездки за границу, на роскошные балы с фантастической обстановкой, на кутежи и платежи карточных долгов. А когда понадобились деньги на действительные надобности, тогда из правительственных кредитных учреждений выдача денег под залог имений и земель была совершенно прекращена. В силу этого распоряжения, помещики очутились относительно приобретения денег в совершенном безвыходном положении. <…>
В-третьих, помещики при крепостном праве сами не занимались ведением хозяйства, при переходе к вольнонаемному труду оказались плохими, ничего не знающими хозяевами. Некоторые из них, поступив на государственную или общественную службу, хозяйство в имениях поручили в управление своим бывшим старостам, хорошо знавшим порядки и умевшим вести хозяйство. Таковые благоразумные помещики, получая на службе жалованье и получая доходы с имения, могли без нужды прилично содержать себя и свои семьи и при этом в большинстве такие господа и их дети до сего времени сохранили непроданными свои имения.
Иные, не умея хорошо хозяйничать, попадали в руки дельцов управляющих, которые себе наживали, а хозяевам, «суля журавля в небе», доставляли убытки и тем в конец разорили и довели до продажи имений. <…>
Иные, видя, что горожане занимаются торговлей <…> и имеют хорошие денежные средства, принялись за торговлю. Но не имея в ней познания и опытности, не могли оную вести, потерпев значительные убытки, оставили торговое дело. <…>
Положение помещиков в первые годы по отмене крепостного права коротко и верно очерчивают нижеследующие слова помещика Нижегородской губернии, слышанные мною от него во время путешествия на самолетском (волжской компании «Самолет». – Ред.) пароходе: «Прилично одетому, умеющему хорошо говорить и при этом ловкому, тонкому плуту, мы доверяемся как деловитому человеку, а он нас кругом и оберет» <…>.
Празднование 25-летия царствования Александра II
19 февраля 1880 г. утром после молебствия был открыт приют для престарелых, устроенный и обеспеченный на вечное время Анной Васильевной Вончаковой с наименованием оного «в память 25-летнего царствования Императора Александра Николаевича». В зале Городской думы был обед по подписке и затем, в том же зале вечером гулянье с музыкой, танцами и другими увеселениями. Зала была украшена по идее и под наблюдением акцизного надзирателя <…>. Расставленный ельник по белой вате (хлопчатой бумаге) представлял зиму, напоминающую тяжелую трудовую жизнь. Портрет государя, убранный зеленью и цветами, сиял радостной весной для всех. По карнизу залы прикрепленные массивные деревянные буквы изображали текст трех Манифестов, а именно: «Освобождение крестьян от крепостной зависимости», «Введение скорого и милостивого суда», «Введение всеобщей воинской повинности». Сии надписи впоследствии на средства Вас. Ив. Ярославцева вызолочены и доселе на том же месте существуют в зале Городской думы.
Кончина Государя Императора Александра Николаевича
2 марта 1881 г. в 8 часов утра, увидевшись с Алекс. Алекс. Говядиновым, услышал от него: «В Петербурге убили государя». – «Верно ли, как, отколе знаешь?» – «Исправник ночью получил телеграмму». Это меня, как громом, поразило. В 9 или 10 часов утра ударили в соборе в большой колокол к панихиде. Немедленно одевшись, вместе с женой поехали на панихиду, несмотря на скорый приезд, оказалось теплый и холодный соборы оба наполнены народом, во избежание тесноты пришлось остаться на паперти, где видел две замечательные поучительные сцены. Женщина-крестьянка, одетая в нагольную крестьянскую шубу, видя маленьких ребят, балующихся и толкающихся между народа, сказала им: «Ребята, теперь не баловать надо, а молиться и плакать». Идет в собор крестьянин, очень плохо одетый и, к тому же, по-видимому, выпивши. Полицейский, взявши его за рукав, хотел остановить и не пустить в собор, но крестьянин возвышенным тоном ему сказал: «Как ты смеешь мне запретить идти в церковь молиться за отца?» Полицейский, опустивши руки, безмолвно пропустил его в собор.
Во все время моей службы в старостах в храме Святой Живоначальной Троицы по моему напоминанию каждогодно 19 февраля и 1 марта отправлялись панихиды по царю-освободителю. Во время богослужения при сборе на блюдечко всем скажешь: «Будет панихида по покойном государе Александре II», все богомольцы останутся и за панихидой помолятся, а некоторые подадут и попросят поставить свечку на панихидный столик. Это не приказная и показная, а неумирающая народная от души благодарность царю-освободителю, царю-мученику.
Публикуется впервые, с сокращениями.
Подготовлено к печати С.С. Носовым
Справка
Иоасаф Яковлевич Кункин (1834–1908) – потомственный почетный гражданин г. Кашина, купец первой гильдии. Он был почетным членом благотворительного общества Вспомоществования бедным учащимся, почетным членом Общества «Доброхотная копейка». Его имя числится в списках лиц, сделавших пожертвования в пользу Кашинского сиротского детского приюта. Иоасаф Яковлевич был попечителем Свято-Саввинской и Свято-Вишерской школ. Он хлопотал об открытии ремесленной школы в Кашине, на устройство которой пожертвовал 5 тыс. руб., за что получил благодарственную грамоту от Кашинской Городской думы.
И.Я. Кункин – один из инициаторов восстановления официального почитания святой благоверной великой княгини Анны Кашинской, археолог, собиратель старины и создатель музея в Кашине, автор многочисленных статей по истории края в центральной и местной печати. Им подготовлено к изданию несколько сборников документов по истории Кашина «Город Кашин. Материалы для его истории».Заметки И.Я. Кункина об освобожденни крестьян от крепостной зависимости хранятся в Кашинском краеведческом музее. Фрагменты этих заметок публикуются впервые.