Сказано: для Господа – что час, что вечность. Для человека же и день, и час бывают дороже вечности, если они измеряются судьбоносными делами и радостью общения. Но как распознать, измерить век, эпоху, эру, если они не вмещаются в жизнь? Как и чем измеряется время в том мире, который сам себя скромно величает цивилизованным? Хотя если взглянуть со стороны, то варвары всех времен и народов покажутся рядом с цивилизаторами ХХ века и наших дней добрыми феями.
Начну с того, что возвращение 17-го рокового – реальность, а не виртуальные иллюзии. Роковые события, изменившие ход мировой истории в течение минувшего столетия, имеют привычку возвращаться в виде юбилейных дат. Наивно было бы думать, что эти «вторичные события – всего лишь медийные всплески. Нет, это даже не крутые волны у берега океана коллективной памяти, которые отшумят и растворятся, будто их и не было. Эти блуждающие события играют едва ли не ту же роль, что и реальные. Для того чтобы предсказать, к примеру, с точностью до дня и даже часа передвижение «политических светил» первой величины, в том числе лидеров ведущих стран мира (а эти знания дороже любой гостайны), не надо быть тайным поверенным или Бондом. Это может сделать каждый из нас, просто перелистывая календарь на следующие годы и десятилетия. Да, и лидерами стран правят все те же блуждающие события – роковые даты. Более того – они заставляют их произносить речи и принимать решения, смысл которых с большой долей вероятности можно предсказать тоже за годы и десятилетия вперед. Лидеры еще те не родились, и границы государств изменятся отчасти, но останется эта власть событий – теней прошлого.
В это трудно поверить, но роковые даты правят миром не в меньшей мере, чем элиты ведущих стран или «кукловоды» в больших геополитических играх, прячущие лица за вывесками международных организаций и корпораций, массмедийных гигантов или банков. Иногда мы с удивлением обнаруживаем, что одни и те же персоны или организации, лидеры международных однопроблемных НКО сами стоят за роковыми событиями, которые сейчас, в эти дни изменяют политическую карту мира. Некоторые из нас ищут во всем (и часто находят, увы) следы тайных организаций и полумифического мирового правительства – то есть тех, кто ответит или должен ответить и за войны, и за революции, и за террор, без которого не бывает ни войн, ни революций, но который сам стал в этом веке самостоятельным игроком.
Первые два десятилетия третьего тысячелетия – череда таких возвращений. Это и 14-й роковой, с которым связано начало первой в истории мировой войны, а перед ним великие юбилеи 2012–2014 гг., связанные с 200-летием со дня «Нашествия двунадесяти языков», как раньше называли Великую освободительную миссию России в начале XIX века, Отечественную войну 1812 г. Напомню слова Наполеона, который он произнес в беседе с одним из наших дипломатов уже после начала боевых действий: «Теперь, когда вся Европа идет вслед за мной, как вы сможете мне сопротивляться?» Тогда русские войска платили своей кровью за освобождение европейских государств – точно так же, как в роковые 40-е. Целая череда знаковых юбилеев победы над германским нацизмом, по сути – над коричневой Европой – только что прошла и проходит перед нашими глазами.
Среди недавно напомнивших о себе великих дат – 400-летие рождения и 100-летие гибели Великой династии, с которой связаны грандиозные преобразования России, начало и конец Великой смуты. Через века мы воочию видели возращение еще более подлой смуты, которая на наших глазах чуть было не погубила все Отечество до основания, но обескровило Россию, как большая война… Прав был Президент России Владимир Путин, когда назвал распад СССР и превращение русского народа в самый крупный разделенный народ на планете величайшей катастрофой века. И это на фоне двух мировых войн…
Уже много лет, с 2000-го, я писал о предстоящем параде роковых событий и теории исторического синхронизма, отчасти объясняющей их природу, а также о том, что можно и должно было бы сделать, чтобы учесть этот феномен в политическом планировании и народном просвещении. Но так и не вижу даже признаков ни долгосрочного планирования (какую страну-то строим?), ни народного просвещения, особенно – политического. Только робкие попытки что-то вернуть из недавнего прошлого: то речь заходит о восстановлении некоего слабого подобия Госплана, то о восстановлении общества «Знание». Но пока – надежды, обещания, рассказы о несуществующем. А на этом фоне отчетливо вижу историю России – ту подлинную, а не рассказанную, которая стучится в наши сердца, пытаясь объяснить суть происходящего, посылая нам своих гонцов – роковые даты, которые говорят, да что говорят – вопиют о том, что все повторяется или может повторится. Они свидетельствуют нам, что у истории есть все наклонения, в том числе и сослагательное: остановись на минуту перед роковой датой, вглядись в прошлое, чтобы понять: а не прошли мы ту развилку дорог, где была возможность лучшего выбора для России? А если и прошли, то, может быть, имеет смысл вернуться на несколько шагов, чтобы понять, все ли пути, которые были у нас в прошлом, отрезаны…
Так каковы же итоги века, прошедшего с 17-го рокового, если не повторять сказанного о великих катастрофах и величайшей из них?
Первый урок (он же является первопричиной войн и революций века) – превращение трех совершенно различных и враждующих между собой политических идеологий, призванных изменить облик планеты, стерев с лица Земли все многообразие цивилизаций. Одна из них – германский нацизм – была повержена в результате Второй мировой, но ее яйца бережно хранит и иногда согревает, чтобы породить новую популяцию нацизма (гражданская война на Украине и Прибалтика – пример тому) идеология, присвоившая себе лавры победы над нацизмом, – радикальный либерализм и его еще более опасное продолжение – рыночный фундаментализм. И третья идеология промарксистского толка – проект строительства бесклассового общества в отдельно взятой стране, а после победоносной войны – в рамках лагеря социализма. Урок в том и состоит, что каждая из мировых идеологий претендует на роль религии, а ее адепты и вожди – на роль «безбожной церкви», что идеологии вытесняют истинную веру из сознания людей, превращая миллионы, даже миллиарды человеческих душ в орудие политических идей и тех, кто ими манипулирует. Это не означает, что человечество избавится от идеологий, особенно от умеренных, но конкурирующих. Пока никто не изобрел другого механизма отстаивать свои интересы в демократическом обществе, кроме многопартийной системы, которая тем и живет, что использует или производит идеологии. Но не следует попадать в зависимость от этих идей, далеких и от науки, и от морали. Не следует делать из них культ, помня о смертельной опасности радикальных учений.
Второй урок – спасение России в руках самоорганизованного русского народа и Русской Православной Церкви, которая никогда не изменяла своему служению, а уже на этой основе – государства, способного считаться с интересами народа и слышать позиции Церкви. И никому нельзя передоверить выбор собственной судьбы – ни партиям, ни олигархату (помни о смутах), ни «партнерам по международному сотрудничеству». Неслучайно первые слова вождя, обращенные к народу в самом начале величайших из войн, прозвучали как приговор богоборческой политике, которой он сам служил: «Братья и сестры!»
Третий, самый горький урок: самосознание, идентичность и статус русского народа и семьи народов России искажены до неузнаваемости. Это представляется особенно важным с учетом работы над законопроектом о так называемой русской нации. Почти все упускают из виду два момента: подмену, а точнее полное отождествление русских с этнической принадлежностью великороссов и вытеснение из русского языка основных значений самоименования русских, которые сохранились в западных языках и языке русских эмигрантов первых волн. Что же это за смыслы?
Во-первых, «русский» и «российский» – понятия, которые в течение многих веков были почти полными синонимами, поскольку использовались применительно ко всем гражданам России, то есть к нации граждан: русские якуты, русские немцы, русские ненцы…
Во-вторых, русские – это самоназвание государствообразующего славянского суперэтноса (великороссы, малороссы, белорусы). Полагаю, что одна из главных причин поджигания гражданской войны на Украине с явно выраженным русофобским и нацистским уклоном – это попытка навсегда убрать этот смысл из языковой памяти всех народов, в том числе малороссов и великороссов…
В-третьих, русские – это обозначение всех православных в России без племенных отличий.
Очередная попытка вытеснения понятия «русская нация» из языка культуры, науки и политики, его замена на «российская» могла быть безболезненной, если бы не внутренняя русофобия в истории России: слова «российский» и «россияне» в течение десятилетий употреблялись только тогда, когда сознательно не хотели упоминать русских из политсоображений…
И в заключение несколько рассуждений о том, как можно определить, назвать эпоху, да и возможно ли найти правильные слова применительно ко времени. Когда мы пытаемся выделить какую-то эпоху, то делаем это по-разному. Чаще всего время режут на более-менее сопоставимые куски (эпохи) для того, чтобы было легче понять его логику. При этом кромсают его не произвольно, а по заметным вехам или «швам», которые остаются после роковых потрясений. Так и идут – от одного знакового потрясения-события до другого. Это делается тогда, когда «времяведу», например, историку, археологу или философу, собирающему черепки, иногда удается установить между большими событиями, отделенными друг от друга, причинно-следственные связи – подлинные или мнимые. При этом на вопрос о подлинности каждый волен составить собственное мнение: чем очевиднее подлинность, тем больше сомнений. Такая практика познания имеет массу пороков, но и важные достоинства – она будоражит фантазию, позволяет превратить путаную и темную историю в серию ярких рассказов, у каждого из которых есть зачин с тщательно скрытой интригой, сюжет с приключением и – в итоге – развязка с моралью, то есть поучением.
В результате все довольны. Те же историки довольны, что «творят историю», сотворенную не ими. Философы утверждаются в своих знаниях, когда постигают умом непостижимое, ибо, как писал Фома Аквинский, должна же существовать некоторая потенциальная способность относительно умопостигаемых вещей, предшествующая самому их постижению (эту способность он называл возможностным интеллектом). А читатели довольны вдвойне: они узнают разгадку и получают разрядку, после чего вольны выбирать с полки или с прилавка новые истории, то есть рассказы по собственному вкусу и пониманию.
Есть и те, кто измеряет время не рассказами, а проще – путем прибавления или убавления нулей на линии времен – либо в тьму веков от Главного события всех времен и народов, либо по направлению к нашим дням и часам, отмечая вехи столетиями и тысячелетиями. На большее, как правило, не посягают. Редкая птица долетит до середины следующей отметки времен, да и то уже вряд ли вернется она к берегу здравого смысла (теория древних укров – яркий пример).
Для нас важно другое: века и тысячелетия измеряются, как правило, иначе, чем дни нашей жизни, – не делами, а разрушительными войнами и не менее разрушительными революциями, не радостями жизни, не рождением деток, а социальными катастрофами.
Каждый живет в своем времени, в своей эпохе, в своем измерении, но все мы – современники, желающие иметь и оставить по себе некое общее представление о своем веке. По словам одного из великих мыслителей, если бы не существовало таких точек, в которых сходились бы интересы всех, то не могло бы быть и речи о каком бы то ни было обществе.
Валерий Расторгуев