Парадокс русской национальной идеи заключается в том, что она должна вести к безнациональности. Все разнообразие культур и народов в их лучших проявлениях укладывается в самый высокий универсальный идеал – любви. Любовь есть сущность Вселенского Православия, учения Иисуса Христа, а вместе с тем – основное содержание подлинной Русской идеи.
Тема национальной идеи – наиважнейшая, так как касается самого существа развития России в длительном историческом измерении. Но, с другой стороны, что значит «национальная идея России»? Нации появились довольно поздно, о них стали говорить в последние столетия – до этого были народы. И когда начали формироваться национальные отношения, вопросы, интересы, то мыслители разных стран, высказываясь на эти темы, заняли почти противоположные позиции. Одни стали поддерживать, превозносить, развивать тезисы о национальных интересах, национальных идеях. А другие говорили, что национальные интересы принесут народам большие бедствия.
Ряд русских мыслителей заняли резко отрицательную позицию по отношению к национальной идее, политике. Они убеждали: национальная политика приводит к столкновениям народов, а не к их союзу, к конкуренции, революциям, а не к добрым взаимным отношениям. Более того, она оборачивается нивелировкой культурных особенностей и традиций отдельных народностей.
Константин Николаевич Леонтьев (1831–1891), мыслитель, писатель, дипломат, в конце жизни – монах Климент – обосновал это довольно серьезно в целом ряде работ, таких как «Национальная политика как орудие всемирной революции», «Плоды национальных движений на православном Востоке», «Национальное самосознание и общечеловеческие задачи», «Культурный идеал и племенная политика» и др.
Племенная – национальная – политика, по Леонтьеву, имеет в виду по преимуществу язык и племя, то есть строится на основе этнического и лингвистического родства народов. Важнейшие ее цели, писал Леонтьев, – освобождение от инонациональной власти народов, близких по языку и происхождению, а также группирование народов в единую государственную систему. Поэтому на самом-то деле ничего подлинно национального (а «национальное» для Леонтьева синонимично «культурному») принцип племенной политики в себе не содержит, а напротив – оборачивается победами космополитизма. Всюду, где осуществлялись национальные объединения (Россия, Германия, Италия), освобождения (Греция, Румыния, Болгария, Сербия), проводилась «племенная», в терминологии Леонтьева, внутренняя политика, происходила нивелировка различий – культурных, экономических, падало значение религии, деградировала аристократия, слабело национально-бытовое своеобразие, побеждал космополитический, «общеевропейский» стиль в мышлении, поведении и одежде, усиливалась урбанизация и т.д. Культура объединенных России, Испании, Великобритании, Франции, приобретя по отношению к внешнему миру тот или иной общенациональный облик, в целом становилась беднее, однороднее, «проще».
Подлинным национализмом Леонтьев считал национализм не политический, а культурный. В понимании Константина Леонтьева истинная национальная политика – это политика культурно-обособляющая, то есть такая, которая благоприятствует сохранению и укреплению древних культурных особенностей данного народа, данной нации и возникновению новых, органичных для той или иной национальной среды.
Но что может объединить народы в рамках культурной или национальной – в данном случае русской – идеи? Наш знаменитый религиозный философ Владимир Сергеевич Соловьев (1853–1900), исследовав этот вопрос, в 1888 г. в Париже опубликовал работу «Русская идея», предложив искать ответ в «вечных истинах религии».
«Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности», – писал Соловьев. Русская идея, по его мнению, включает в себя вероисповедание, веру в Бога, это самый серьезный элемент ее содержания.
И Соловьев показывает, что учение, изложенное в Ветхом Завете, есть религия закона и принуждения: Бог все время и Сам наказывает иудеев за отклонение от Истинного учения и предписывает аналогичным образом действовать человеку (по принципу «око – за око, зуб – за зуб»)… Что касается Нового Завета, Евангелия, то самое существенное, глубинное, серьезное, что содержится в учении Иисуса Христа, – это любовь, которая превыше закона: любовь к Богу, любовь Бога к человеку, любовь человека к человеку, к ближнему, любовь человека к природе, ко всему живому, что существует на Земле, любовь ко всему существующему, любовь, которая пронизывает все и вся, абсолютная и вечная: «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13:8).
Исходя из учения Иисуса Христа, Владимир Соловьев резко осуждает национализм во всех его видах и формах. В том числе национализм в России, национализм в Церкви, потому что во Христе «нет ни Еллина, ни Иудея» (Кол. 3:11).
Человек становится христианином не потому, что его кто-то заставляет, ведет к некоему идеалу силой. Он изнутри, духовно, своим внутренним настроем и внутренней духовной структурой как бы движется к православной вере и, в конце концов, принимает ее, становится православным человеком.
Церковь не должна и не может преследовать инакомыслие, даже если человек вступает в какую-то секту, ошибается, заблуждается. В этом случае надо разъяснять, прояснять, но не осуждать и не преследовать.
В работе Соловьева отдельная глава посвящена Ивану Сергеевичу Аксакову (1823–1886), который в свое время состоял на госслужбе в Бессарабской и Ярославской губерниях и обнаружил, что целые уезды только числятся православными, а фактически принадлежат к раскольникам, староверам. И Аксаков также выступил против их насильственного обращения: «Церковь, разумеется, не может быть терпима к тому, что с ее точки зрения есть ложь. Но ограждение от лжи не должно производиться полицейскими средствами…» Аксаков писал: «Если… Церковь в деле веры прибегает к орудиям не духовным, к грубому вещественному насилию, то это значит, что она отрекается от своей собственной духовной стихии, сама себя отрицает, перестает быть «церковью», становится инструментом кесаря и сама обрекает себя на судьбу мирских царств».
Таким образом, по Соловьеву, – человек должен быть свободным, а русская идея – безнациональной. Православие, учение Иисуса Христа, постепенно ведет народы к взаимодействию, взаимотворчеству, объединению, дабы все люди стали подлинными братьями и сестрами – и по существу, и по своей вере в Бога, в Святую Троицу. И эта подлинная вера предполагает любовь человека к человеку, семьи к семье, народа к народу и всего живого ко всему – и живому, и неживому.
Настоящая русская идея – это абсолютная любовь, уходящая в вечность, любовь, которая является действительно высоким идеалом, самым глубоким, самым универсальным, самым желанным, самым всеобъемлющим, самым возвышенным, самым утонченным. Это и есть сущность русской идеи как идеи Вселенского Православия.
Любовь реализуется прежде всего в семье, между мужчиной и женщиной, ее плодом являются дети, следующие поколения. Но семьи должны быть как-то организованы. И в этом смысле мы говорим о племени, о роде, а затем уже о государстве. К.Н. Леонтьев, когда писал о России, отмечал, что византизм здесь пал на хорошую почву, многое привнес – и твердую веру в Бога, и очень серьезную политическую организацию, структуру, то есть государственность, идеологию. Это очень важные вещи, которые, по Леонтьеву, являются как бы противоядием разложения любого народа.
Но государство – не просто машина принуждения, оно должно поддерживать любовь (в семьях, родах, племенах, во всем народе), дружбу, взаимное уважение, все самые положительные традиции и качества населяющих его народов. Я уж не говорю о том, что государство призвано заботиться о здоровье и образовании, о защите населения от врагов внутренних и внешних.
И конечно, функции государства возрастают в связи с усилением глобальных опасностей, которые сегодня угрожают уже всему человечеству. Какие это опасности? Это прежде всего гибель человечества от термоядерного оружия и от экологических бедствий. Для того чтобы преодолеть эти две главные опасности, нужна высокая нравственность. Тем более что сама по себе любовь уже предполагает высокую нравственность. В безнравственных людях любви быть не может. Может быть секс, содомия, что угодно, но – не любовь.
В начале 1980-х гг. я посетил Ватикан, где меня принял папа римский Иоанн Павел Второй. Касаясь современного государственного устройства, он резко критиковал и коммунизм, и капитализм, поскольку они, по его убеждению, не позволяют человеку формировать свою внутреннюю духовную структуру. Я его спросил: а что вы в таком случае предлагаете взамен? Он ответил: должна быть ассоциация свободных производителей, настоящих людей труда, которые были, есть и должны быть подлинной элитой любого общества, где нет и не может быть ни нищих, ни сверхбогатых.
Если говорить о содержании русской идеи, то на первое место следует поставить православие. В связи с этим уместно привести высокую оценку православия папой римским Франциском. Не так давно (в 2014 г.) он выступил (в Европарламенте и Совете Европы) с резкой критикой духовной деградации Запада, его отхода от высших человеческих ценностей, в особенности от подлинной христианской веры. В то же время он особо отметил заслуги Восточной Церкви в отстаивании высших духовных ценностей и в сохранении подлинного духа и содержания христианства, учения Иисуса Христа. В своем интервью (31 июля 2013 г.) по поводу отмечавшегося 1025-летия Крещения Руси папа римский Франциск отметил прекрасную литургию, которую сохранили Восточные Церкви: «Мы утратили чувство поклонения, а они ее сохранили. Прославляя Бога, поклоняясь Ему, воспевая Его, они не считаются со временем. Бог у них – в центре, и это их богатство, о котором я хочу вспомнить, пользуясь случаем. Когда-то кто-то из них сказал мне о Западной Церкви, о Западной Европе: Lux ex oriente (лат. «свет с Востока». – Ред.), а на Западе – luxus. Потребительство, благополучие причинили нам много вреда. А они сохранили красоту Бога в центре. Читая Достоевского, а его нужно всем читать и к нему возвращаться, я проникаю в русскую, восточную душу. И это очень нам помогает. Мы нуждаемся в этом обновлении, в свежем ветерке, в свете с Востока».
На второе место я бы поставил единство свободных граждан-производителей. Примером подобной ассоциации в истории России была сельская община, которая на протяжении веков представляла не просто хозяйственно-экономический уклад жизни, но и социальную культурно-духовную основу, формировавшую структуру бытия, мышления, нравственно-эстетические, духовные нормы и, следовательно, все положительные качества русского народа. Может быть, в современной России не мешало бы возродить нечто подобное сельской общине, но основанное, разумеется, на высших достижениях современной науки, технологий, культуры.
На третьем месте – «многое в едином». Все языки, народные традиции, обычаи, культуры, искусства, все, что было выработано человечеством, не должно отмирать и нивелироваться, но должно продолжать существовать и развиваться и вместе с тем составлять органическое единство.
Бог создал мир прекрасным и абсолютно разнообразным. Все это многообразие должно сохраняться, но на основе и при наличии идеалов, веры высшего творения – человека – в Бога, его любви к Творцу, к другому человеку, любви как основному закону всего сущего, всего существующего. Только в этом случае можно говорить о нормальном существовании и развитии Земли и мира, созданных Богом.
Русская национальная идея должна вести людей к безнациональности. И эта безнациональность предполагает, что все народы развивают свою культуру, свой язык, науку, обмениваются, обогащают друг друга, проявляя взаимоуважение и любовь, которая составляет высший идеал и сущность учения Иисуса Христа. Мне кажется, что о столь сложном, многообразном, глубоком и универсальном понятии, как русская идея, никто не сказал так четко, ясно и убедительно, как сказано в Библии: «…не добро быть человеку одному» (Быт. 2:18). То же можно сказать и о всякой нации. Мы были крещены святым Владимиром во имя Животворящей Троицы, а не во имя бесплодного единства. Русская идея не может заключаться в отречении от нашего Крещения. Русская идея, исторический долг России требуют от нас признания нашей неразрывной связи с вселенским семейством Христа и обращения всех наших национальных дарований, всей мощи нашей империи на окончательное осуществление социальной троицы, где каждое из трех главных органических единств – Церковь, государство и общество – безусловно свободно и державно, не в отъединении от двух других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловной внутренней связи с ними. Восстановить на земле этот верный образ Божественной Троицы – вот в чем русская идея. И в том, что эта идея не имеет в себе ничего исключительного и партикуляристического (стремящегося к обособлению. – Ред.), что она представляет лишь новый аспект самой христианской идеи, что для осуществления этого национального призвания нам не нужно действовать против других наций, но с ними и для них, – в этом лежит великое доказательство, что эта идея есть идея истинная. Ибо истина есть лишь форма Добра, а Добру неведома зависть» (Соловьев В.С. Русская идея).
Константин Долгов