I.
С духовным взрослением человек понимает, что сложность богопознания заключается не в том, чтобы узнать истину, содержащуюся в Евангелии, а в том, чтобы прочувствовать ее всем своим существом, сродниться с ней душой. Слова прочитанные, но не испытанные на себе, мало что значат…
Признаться, в течение долгого времени завет Спасителя: «По тому узнают, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собой» (Ин. 13:35) – воспринимался мной как внешний нравственный императив, не подлежащий обсуждению, но и не требующий внутренних сверхусилий. Да, мы обязаны так поступать, поскольку «Бог есть любовь» (Ин. 3:8), а христиане должны во всем уподобляться Христу. Но это, собственно говоря, и все. Очевидно, однако, что подобное исполнение Божия завета носит сугубо формальный характер и не сопряжено с какими-то реальными душевными настроениями и разумным осмыслением того примера, который нам явил Спаситель. Как любовь касается нашей души, как она действует, какие духовные опыты сопутствуют этому процессу? Все эти вопросы остаются без ответа.
Да, Евангелие по праву называют Книгой любви, каждая мысль в ней – о любви и для любви. Что может быть величественнее и точнее слов апостола Павла! «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13:1–3).
Выходит, без любви – нет человека? Да, это так. Ведь «ничто», о котором говорил апостол, это – «человек бессодержательный», еще не наполненный Божиими дарами, существо хуже твари, поскольку даже животные нередко движимы чувством любви (пусть и инстинктивным), пустота2.
Именно из Евангелия мы узнали, что «так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). И как не обратить внимания на тот факт, что в Священном Писании с понятием «любовь» связаны самые глубокие, возвышенные, чистые и искренние переживания, в которых она предстает высшим духовным состоянием? «Се – Сын Мой возлюбленный» (Мф. 3:17), «Господь любит правду» (Пс. 36:28), «Отец любит Сына» (Ин. 3:35), «люблю заповеди Твои больше золота» (Пс. 118:127), «братья мои возлюбленные» (Иак. 1:19), «будьте страннолюбивы друг ко другу» (1 Пет. 4:9) и т.п.
Церковь учит, что наша душа получает великое наслаждение и утешение, когда любит Создателя. «Любовь эта ненасытна, чем больше любишь Христа, тем больше думаешь, что не любишь Его, и тем больше жаждешь Его полюбить»3. Но в действительности мы не знаем и не понимаем, как нужно любить Бога и ближнего своего, и для чего.
Не делать зла, не завидовать, радоваться успехам другого человека, что еще? Это и есть любовь?! Быть может, любовь – это та пылкость чувств, то смятение ума, которое охватывает, наверное, каждого из нас хотя бы раз в жизни? Или любовь – это тихая радость матери, прижимающая к себе тельце своего младенца? Но разве можно любить Бога любовью к своей возлюбленной?! Проблема осложняется еще и тем, что в отличие от некоторых других наречий русский язык не знает множественного различия понятия «любовь». Поэтому мы нередко используем одно и то же слово для обозначения качественно разных состояний души и явлений.
Казалось бы, Евангелие дает простой критерий для разрешения нашего недоумения. Ведь мы знаем, что высшее проявление любви – отдать жизнь свою за другого (см.: Ин. 15:13). И все становится вроде бы понятным: если один пожертвовал собой для ближнего, то это и есть любовь Христова. Однако формальная логика здесь едва ли уместна. Ведь нередко (если не сказать, очень часто) под жертвенной любовью мы понимаем человеческую страсть, которая способна полностью овладевать нами, вытеснять любые иные желания, подчинять себе. Нет никакого сомнения в том, что мать готова на все ради ребенка, а юноша легко жертвует собой ради любимой девушки. Однако Церковь в своей многовековой практике никогда не признавала такую любовь христианской.
Для нее состояние совершенства, к которому нас призывает Христос, означает любовь не только к тем, кто любит нас, но и к врагам нашим (см.: Мф. 5:43–46). А любовью матери или пылкого юноши любить каждого (тем более врага) невозможно. Мать, полагающая за ребенка свою душу и нередко жертвующая собой для его блага, действует из собственных интересов: ведь дитя дороже всего именно потому, что это – ее ребенок. А юноша готов погибнуть ради своей возлюбленной. Ради чужих они ничем, скорее всего, жертвовать не будут, тем более ради каждого чужого4.
Напротив, Господь говорит нам: «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Гал. 5:14), так, чтобы твое «я» растворилось в братской любви. И нигде не делает оговорки, что это требование относится лишь к тем, кто нам мил по сердцу. Все люди без исключения должны быть нами любимы. «Любовь представляет тебе ближнего твоего, как тебя самого, и научает радоваться его благополучию, как твоему собственному, и чувствовать несчастья его, как твои собственные»5.
Справедливо полагают, что истинный смысл и достоинство любви состоит именно в признании нами за другим человеком того безусловного значения, которое, в силу эгоизма, мы ощущаем только в самих себе6. Иными словами, мы должны не просто принимать другого человека как равного себе, но, более того, жертвовать собой, своим благом, выгодой и интересом ради него. Или, как говорит апостол Павел, «каждый из нас должен угождать ближнему во благо» (Рим. 15:1–2).
Христос учит: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4:16). «Будем любить друг друга. Кто не любит, не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4:7–8), – говорит апостол Иоанн. И святитель повторяет вслед за ним: «Любовь к ближнему есть стезя, ведущая в любовь к Богу»7, она является безусловным предтечей любви к Богу, в Котором мы все спасаемся. А «не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин. 4:20).
Выходит, что само по себе самопожертвование – недостаточное условие для обожения человека. Оно должно носить личностный характер: жертвовать собой для кого-то, а не просто «за идею», и для каждого «кого-то». Как видим, земная любовь, любовь избирательная, которую тысячекратно воспели поэты и писатели, не соответствует той любви, которую являет нам Христос.
Церковь знает, что она рождается движением крови и плотскими чувствами человека, разгорячает нашу кровь, приводит в движение нервы и возбуждает мечтательность, переходящую в исступление8. При всей своей пылкости земная любовь конечна и тварна, длится недолго и постепенно угасает, поскольку «рожденное от плоти плоть есть» (Ин. 3:9). Мало того что человек рано или поздно пресыщается ею, плотская любовь нередко порождает ревность, зависть, ссоры, способна довести до убийства. Она также может превратиться в ненависть, помрачить рассудок человека, растлить его9. И расхожая фраза «от любви до ненависти – один шаг» является точным опытным наблюдением многих поколений.
Окончательным приговором земной любви служат слова Христа: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10:37). Если враги человеку домашние его (см.: Мф. 10:36), то, очевидно, такая любовь не может быть идеалом для христианина.
II.
Из Священного Писания мы знаем, что любовь Христова родилась «до срока». Она – Божие творение, вечное блаженное состояние Святой Троицы, великая тайна мира, не подвластная нам; состояние бесконечной радости, абсолютной полноты всего и вся в Боге. Разумеется, сам по себе человек не может быть творцом любви, и даже язык выдает нашу немощь: «Любовь родилась в человеке», – говорим мы. И Церковь знает, что никто не может постичь от себя, что есть любовь Божия, если Святой Дух не просветит нас: «Дух Святой учит душу любить людей»10.
Изначально все пребывало в Божией любви, весь мир, вся Вселенная находилась в гармонии с Божеством. Лишь после первородного греха, как следствие отпадения человека от Бога, райское состояние было нарушено, родилась смерть. Нет, человек не погиб по великой, беспредельной милости Христовой. Венец творения, он даже без Бога может жить, но… лишь перестав быть человеком. И милосердный Господь ждет нас, надеется на то, что мы примем Его любовь и воссоединимся с Ним, потому что «Он полюбил нас» (1 Ин. 4:10).
Казалось бы, после сказанного все сомнения разума развеяны. Но куда деть наши чувства, которые диктуют собственные и совсем иные выводы? И самый горший из них тот, что идеал Христовой любви, которому мы должны следовать, отвергается нами. Кротость, которую неизменно являет Христос, вызывает в нас гневливое недоумение. «Я – кроток и смирен сердцем» (Мф. 11:28) – вот что непереносимо! Кротость Спасителя для нас противоестественна, а потому воспринимается либо крайне негативно, либо относится к разряду явлений, которых на самом деле не существует.
Христос всегда незлобив, смирен, никогда не раздражается, не мстит, не злословит. Даже с фарисеями Он говорит увещевательно, хотя и строго. В священных текстах дается, пожалуй, единственный пример праведного гнева Спасителя, когда Он, войдя в храм, свил веревки и ими выгнал вон меняльщиков и торговцев, осквернивших его (см.: Ин. 2:13–16). И потому при всех невиданных чудесах, сотворенных Им, Христос олицетворяется в нашем сознании с чем-то беспомощным, бессильным. И в «лучшем» случае нам, как сказал поэт, «жаль распятого Христа».
Нас удивляет, если не сказать жестче, Его нежелание проявить Свое могущество – ведь Он же «Иисус пресильный» (икос 1 Акафиста Иисусу Сладчайшему). И, что скрывать, нам куда понятнее те 12 легионов Ангелов, которые могли бы быть посланы Богом-Отцом по молитвам Спасителя для поражения Его врагов, если бы Христос того захотел (см.: Мф. 26:53). Ранящая наше себялюбие мысль о Мессии страдающем, корень гордыни и гнева, источник ненависти ко всему и всем, для нас невыносима. Именно из-за нее Иуда продал Спасителя11.
С язвительным, самодовольным сарказмом и чувством внутреннего превосходства над Спасителем мы готовы повторять сегодня, как некогда толпа на Голгофе: «Если Ты Сын Божий, сойди с Креста! Других спасал, а Себя Самого спасти не может» (Мф. 27:40–42). Поразительно: любовь телесная, чувственная представляется нам способной на поступок, и мы ее восхваляем в романах и стихах, а любовь Христова – нет.
Но это только оттого, что мы сами – не Христовы. Действие любви, покрывающей множество наших грехов (см.: 1 Пет. 4:8), видится нам в искаженном свете, духовный механизм этого очищения нам неведом. Причина этой духовной деградации известна: «Естественная любовь наша повреждена грехопадением; ее нужно умертвить и почерпнуть из Евангелия святую любовь к ближнему своему, любовь во Христе»12.
Не Христа нам нужно жалеть, а самих себя, свою убогую обреченность ко греху, свою порабощенность смерти, свое бессилие перед любой страстью, волнующей нашу плоть. Напротив, именно Сын Божий показывает, каким наш праотец был замыслен по Промыслу Божиему. В Нем все дышит благодатью и естеством райского сада, Он безгрешен в отличие от нас. В Христе нет ничего для Себя, Он живет для всех. Его главное желание – быть во всем послушным воле Своего Отца (см.: Мф. 11:27). Он смирил Себя, «быв послушен даже до смерти» (Флп. 2:7–8). Христос превращает воду на свадьбе в вино (см.: Ин. 2:1–11), кормит пятью хлебами и двумя рыбками пять тысяч людей (см.: Ин. 6:11). Но ни разу Христос не прибегает к чудесам, чтобы накормить Себя и Своих апостолов, которые иногда от голода срывали и ели колосья на полях, через которые проходили (см.: Мф. 12:1). У Него нет ничего: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:20).
Однако нам это чуждо, наше сердце огрубело, и Отец Небесный воспринимается человеком как посторонняя, чужая, хотя и могущественная Сила, Которую можно и нужно бояться. Но любить?! Следовать Его путем?! Для нас малопривлекательно поведение Христа: ведь это образ пусть и любящего, но вместе с тем страдающего Бога, а страдать мы не желаем. Мы не слышим Его смеха, Он молчалив, часто уединяется для молитвы с Отцом, в которой черпает силы для свершения Своего подвига. А для нас нет труднее работы, чем молиться.
Отзвук одиночества неизменно сопровождает Спасителя на всем Его земном пути. Даже самые близкие Ему люди – апостолы – зачастую не понимают Его. Они делят места в Царствии Христа, не разумеют Его притчи (см.: Мк. 4:13), спорят между собой, ссорятся, иногда завидуют друг другу. Что же говорить о других людях? С какой болью и любовью звучат слова Спасителя: «Иерусалим! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Мф. 23:37). Голгофа – лишь кульминационный акт, в котором соединились физические боли и душевные скорби. Но Бог любви даже на Кресте горевал не о Себе, а о нас, говоря находившимся рядом женщинам: «Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших» (Лк. 23:28)13.
В Христе нет уныния (см.: Мф. 6:16), но Он неизменно пребывает в скорби, потому что мир лежит во зле и не желает тянуться к Свету. В Нем живет радость, но без громогласного веселья, без тех шумных проявлений внутренних чувств, которые характерны для нас. В Нем терпение мудрого Отца, бесконечно излагающего Своим детям одни и те же истины при помощи разных притч и примеров, тихое смирение в многократно встречающихся сценах оскорблений, наветов, злословия. И беспредельная чистота: «Бог есть Свет, Бог есть Истина, Любовь, Милосердие. Ничто нечистое, то есть гордое, не прикасается к Нему»14. Бог, творящий любовь…
III.
…И Бог, пребывающий в любви. Любовь Христова вечна, не знает времени и пространства, она неизменно окружает каждого из нас, зовет к себе. Она долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13:4–8).
Христос не желает творить насилия над нами. Он взывает к нашей свободе, Которую же Сам и даровал нам при рождении. Ежеминутно и ежечасно мы стоим перед выбором: поверить в Бога или в себя, пожелать вернуться к Нему и сохранить себя в Его любви (см.: Иуд. 1:21), от которой ничто и никто отлучить нас не может (см.: Рим. 8:38–39), либо пребывать в чувственных страстях, которые суть эманации нашего греховного «я».
Вера в себя порождает страсть, яркость чувств, волнение души, в итоге – смерть. «Станем есть и пить, ибо завтра умрем» (1 Кор. 15:32). Вера же в Бога рождает неописуемое состояние бесконечной и безграничной радости, которое познали праведники. Ради нее, по словам Ф.М. Достоевского (1821–1881), грешник прошел квадриллион верст и, пробыв в раю всего две секунды, воскликнул, что за эти секунды готов пройти не только квадриллион верст, но квадриллион квадриллионов, да еще возвысив в квадриллионную степень15. «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2:9).
Лишь тот способен познать цену любви, кто имел и потерял. Самое страшное для человека – вкусить любовь Христову и оказаться оставленным Им16. Святые, испытавшие это райское состояние, говорят, что любовь ко Христу не имеет насыщения, она дает жизнь, силу, здоровье, радость. Она бесконечна, и по мере того как человек «влюбляется» в Бога, углубляется и углубляется до бесконечности. Она дарует нам покой, радость, полноту жизни. Наслаждение ею не имеет насыщения, она никогда не отягощает. «Это – крайнее благо»17.
«Свобода, равенство, братство» звучит, конечно, эффектно. Но это – любовь без Бога. В ней главенствует эгоизм индивидуального «я». Замечали – обычно мы любим для себя, для собственного удовольствия, избирательно, наслаждаясь объектом нашей любви? Ведь едва ли кто-либо будет любить по принуждению; каждый из нас самостоятельно выбирает, что и кто ему нравится, а что и кто – нет. И дав клятву любить ближнего своего, мы любим в действительности не его, а себя в нем, любим то, в чем нет любви (см.: 1 Ин. 2:15), собственный образ, обожествленный нами же, то есть делаем то, что для Бога есть безумие (см.: 1 Кор. 2:14). А полюбив себя, мы, как и бесы, способны лишь ненавидеть любовь Христову (см.: Ин. 15:17–18).
Любовь немыслима в связке с индивидуальным «я», она всегда «мы». И Церковь, сотворенная Христом, Его Тело, есть тоже любовь, поскольку родилась тогда, когда все апостолы были «единодушно вместе» (Деян. 2:1). Главная задача любви – увековечить любимое, избавить его от смерти и тления, окончательно переродить его в красоте18.
Как разнится любовь Христа и любовь земная! Любовь плотская – чувство, любовь Божественная – образ жизни, по тонкому замечанию архимандрита Георгия (Шестуна). Действительно, ведь «любовь состоит в том, чтобы мы поступали по заповедям Его» (2 Ин. 6). Какое чувство способно постоянно следовать одним и тем же правилам? Оно всегда скоротечно…
Мы трепещем за свою индивидуальность, не зная и не желая знать, что лишь в Боге и в Его любви единственно и способны преобразиться в личность. Пример явил нам Христос, Который, оставаясь Самим Собой, стал для каждого из нас всем, принял каждый наш грех на Себя, Тело Свое и Кровь Свою отдал нам, чтобы мы стали с Ним единым целым. Это и есть путь совершенства, который Он предлагает нам: «Пребудьте во Мне, а Я в вас. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15:4, 5). Лишь любовь соединяет многих в одно тело («лоза» и «ветви») и делает души их жилищами Святого Духа, потому что лишь в соединенных душах может обитать Дух мира19.
И первым шагом стяжания Христовой любви является отречение от своей гордыни, своего обезбоженного «я» – «мерзкой тьмы, принципа зла, корня всех трагедий, вражды, губителя мира, противника богоустановленного порядка, антипода Божественного блага»20. Убить в себе свою индивидуальность, где есть душа и материя, но нет духа, чтобы возродиться как личность, в коей есть и дух, и душа, и тело. Но отсечение своей гордыни невозможно без смирения и доверия к Богу, и это – великий духовный подвиг, которые надлежит пройти каждому из нас, кто стремится уподобиться Христу. Это – «добровольная смерть, жизнь, чуждая любопытства, беспечалие в бедах, бесстрашие смерти, гроб собственной воли и воскресение смирения»21.
На словах все это, казалось бы, несложно: «Возненавидь себя через любовь к Богу, и ты обымешь своей любовью все сущее. И Бог, и все богатство сотворенного Им бытия – становятся содержанием твоей жизни»22. Однако путь этот, предложенный нам Христом, требует постоянных усилий над собой, дабы корень зла вновь не расцвел в нас пышным цветом погибели. Чтобы научиться любить, нужно судить о ней духовно, как имеющие ум Христов (см.: 1 Кор. 2:16). А это означает, что мы должны жить истиной, данной нам Богом, а не создавать собственные химерические образы. И добрый Бог помогает нам в этом подвиге земного бытия, научая нас любить и Собственным примером, и словом Евангелия.
Послушание Богу через следование Его словам «есть неверование себе самому во всем добром, даже до конца жизни своей»23. Послушание – это условие любви Христовой: ведь слушаясь, человек не только признает верховенство Бога и Его воли над собой и своей волей, но и боится обидеть Любящего своим словом или поведением.
«Просто так», из общих соображений, любить ближнего не получается. И чтобы любовь соединила нас с другим человеком, нужно увидеть в нем образ Божий, Христово творение. Бог – любовь абсолютная, объемлющая всех и каждого. Бог и в аду присутствует как любовь. А там, где нам видятся враги, там возникает и их отвержение. Однако отвергая кого бы то ни было, человек сам себя исключает из Божественной полноты, а потому уже пребывает не в Боге. Ненавидящие и отвергающие ближних урезаны в своем бытии; и Бога, и Его любовь они не познали, и пути к Нему не обрели24.
Безусловно, очень часто наши близкие (как, впрочем, и мы сами) поступают нехорошо, грешат. Но все наши злословия и уличения их в этом теряют всякий смысл, если мы примем в расчет простое соображение. Мы слишком редко помним, что лишь один Господь имеет власть прощать грехи. И это прощение не только происходит, так сказать, без нашего на то волеизъявления, но и уничтожает грех. То, что Бог забыл, уже не существует в действительности. И грешник онтологически зависит не от того, каким он был, а от того, каким будет. А потому самый страшный грешник может оказаться святым, если он раскается и получит прощение. Поскольку же будущее находится в руках Божиих, никакое наше суждение о нашем собрате не может иметь онтологического характера. Все мы – потенциально святые25.
А потому получается, что, злословя ближнего, пусть даже и «оправданно» – за совершенные им грехи, мы потенциально сами грешим на святого, настоящее и будущее которого зависит лишь от Божией милости и его собственного раскаяния; третье лицо в виде нас, очевидно, здесь не является обязательным.
Нельзя, конечно, не сказать, что любовь к ближнему невозможна без самоотречения и самопожертвования. Более того, она всегда несправедлива. Ведь любовь по Богу – не искать «равенства», а доставлять покой своему ближнему. Если, к примеру, твой брат любит яблоки, то по любви тебе нужно разделить их не поровну, а отдать ему все. Это, конечно, далеко непросто. И потому Премилостивый Христос помогает нам в этом, сотворив нас разными, чтобы, «нуждаясь друг в друге, мы любили друг друга». Одному Он сообщил способности к врачеванию, другому – к строительству, третьему – к иной деятельности. «Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать» (Рим. 15:2). А совокупно получается полнота во всем26.
Лишь научаясь любить Бога и через Христа ближнего своего, мы входим в естественную для себя среду духовного существования. И потому Святые Отцы наставляют: «Не променяй любви твоей к брату твоему на любовь к какой-нибудь вещи, потому что любовью к брату ты стяжал внутри себя Того, Кто драгоценнее всего в мире»27. Лишь от любви к брату приходит Божия Благодать, и любовью к брату хранится она. А если кто не любит брата, то Благодать Божия не придет в такую душу28.
Поскольку любовь «не раздражается», «долготерпит» и «все переносит», всякая личная обида подлежит прощению. Если тебя оболгали и злословят – прости и не оспаривай, дабы не впасть в высокомерие и превосходством своим не ущемить чувства ближнего29.
Конечно, куда проще злословить брата своего, примерив на себя роль Судьи и вновь вывернув мир наизнанку. Ведь так легко и «естественно» почувствовать себя высшей точкой мироздания. Однако Евангелие говорит: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: «Мне отмщение, и Аз воздам» (Рим. 12:19). И Христос учит: стань милосердным к ближнему, прощай его до седмижды семидесяти раз (см.: Мф. 18:21–22), благословляй проклинающих, благотвори ненавидящих, молись за обижающих и гонящих, поскольку Бог «повелевает восходить над злыми и добрыми, посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:43–45). «Если вы увидите в ближнем какой-нибудь соблазн даже собственными глазами или услышите о нем – не верьте. Храните вашу мысль от дурных мнений о ближнем, зная, что приносят их демоны, чтобы отвлечь ум от зрения своих согрешений и от устремления к Богу»30.
Более того, Бог учит нас не только прощать обижающих нас, но в каждом чужом грехе видеть свою вину. В этом Божественном наказе нет ничего умозрительного: по духу любви разделение ответственности за вину ближнего не только не чуждо, но абсолютно естественно. Ведь в этом несении чужой вины и выявляется подлинность нашей любви. «Всю совокупность общечеловеческого бытия должно включать в свое личное бытие. Тогда всякое зло, происходящее в мире, будет восприниматься не как постороннее, но как и свое собственное»31.
***
Через долгий опыт самоистощения стяжевается любовь Божия: любить трудно, но еще труднее укорениться в любви, жить ее духом и смирением Спасителя32. Для этого нам нужно переродиться во Христе, через Церковь стяжая Благодать Святого Духа, не оглядываясь назад и памятуя, что Господь никогда и никого не оставляет на этом пути духовной брани и спасения. И то, что человеку невозможно, возможно для Бога (см.: Мф. 19:26)…
1 Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Соб. соч.: в 15 т. Т. 9. – Л., 1991. С. 266.
2 Гавриил (Бунге), схиархим. Господи, научи нас молиться. Личная молитва по преданию святых отцов.
3 Преподобный Порфирий Кавсокаливит. Житие и слова. – Малоярославец, 2006. С. 150, 152.
4 Соловьев В.С. Смысл любви. Соч.: в 2 т. Т. 2. – М., 1990. С. 509–510.
5 Иоанн Златоуст, свт. О совершенной любви и о воздаянии по достоинству дел; и о сокрушении. Полное соб. творений: в 6 т. Т. 6. Кн. 2. – М., 2008. С. 116.
6 Соловьев В.С. Указ. соч. С. 511.
7 Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетические опыты: в 2 т. Т. 1. – М., 1993. С. 121.
8 Там же. С. 121, 129.
9 Преподобный Порфирий Кавсокаливит. Указ. соч. С. 153.
10 Софроний (Сахаров), архим. Преподобный Силуан Афонский. – М.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002. С. 348.
11 Гавриил (Бунге), схиархим. Гнев, злоба, раздражение. – М.: Сретенский монастырь, 2014. С. 48–49.
12 Игнатий (Брянчанинов), свт. Указ. соч. С. 121.
13 Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. – М.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра; Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, 2011. С. 192, 290.
14 Там же. С. 32–33.
15 Достоевский Ф.М. Указ. соч. Т. 10. С. 150.
16 Софроний (Сахаров), архим. Преподобный Силуан Афонский. Указ. соч. С. 346.
17 Преподобный Порфирий Кавсокаливит. Указ. соч. С. 153.
18 Соловьев В.С. Указ. соч. С. 516.
19 Иоанн Златоуст, свт. Указ. соч. С. 116.
20 Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. Указ. соч. С. 32–33.
21 Иоанн Лествичник, прп., игум. Синайской горы. Лествица. – М., 2019. С. 59.
22 Софроний (Сахаров), архим. Указ. соч. С. 252.
23 Иоанн Лествичник, прп., игум. Синайской горы. Указ. соч. С. 61.
24 Софроний (Сахаров), архим. Преподобный Силуан Афонский. Указ. соч. С. 121.
25 Иоанн (Зизилуас), митр. Пергамский. Церковь и Евхаристия. – Богородице-Сергиева пустынь, 2009. С. 198.
26 Иоанн Златоуст, свт. Указ. соч. С. 114–115.
27 Отечник, составленный святителем Игнатием (Брянчаниновым). – Подворье Свято-Пантелеимоновского монастыря, 1996. С. 255.
28 Софроний (Сахаров), архим. Указ. соч. С. 355.
29 Паисий Святогорец, прп. Слова и речи. Т. 3. – М., Салоники, 2007. С. 11–113.
30 Отечник, составленный святителем Игнатием… Указ. соч. С. 222.
31 Софроний (Сахаров), архим. Указ. соч. С.126–127.
32 Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. Указ. соч. С. 156.
Алексей Величко