О проблеме духовности на страницах русской педагогической классики: от К.Д. Ушинского к В.В. Зеньковскому
Если педагогика хочет воспитать человека во всех отношениях,
то она должна прежде узнать его тоже во всех отношениях.
К.Д. Ушинский
Что же подразумевает выражение «во всех отношениях» великого педагога, которому 2 марта 2019 г. исполняется 195 лет?
Константин Дмитриевич Ушинский (1823–1870), учитель русских учителей, основоположник русского научно-педагогического знания, автор фундаментального психолого-педагогического исследования «Человек как предмет воспитания: опыт педагогической антропологии» (антропос – человек, логос – знание), смысл выражения «во всех отношениях» видел в том, чтобы раскрыть педагогически значимое содержание трехсоставной сущности человека, представленной единством духа, души и тела. По его замыслу, труд по педагогической антропологии должен был быть трехтомным сочинением. Но при жизни К.Д. Ушинского вышли только первые два тома (он спешил с их изданием, чтобы удовлетворить ожидания педагогов-практиков). А вот третий том так и остался недоосмысленным и, как следствие, ненаписанным автором, он дошел до нас в виде черновиков и набросков.
Что же это за тома? 1-й том посвящен физиологическим процессам в человеческом организме, 2-й том – психическим, а 3-й должен был характеризовать духовную жизнь, но – увы – он, как мы уже сказали, был не написан и не издан. Это обстоятельство повлияло на развитие русского научно-педагогического знания не лучшим образом: в течение целого столетия и более наша педагогика представала труженикам на этой ниве без главки, без верха, в усеченном виде, недостроенной: душевно-телесной и… бездуховной (в формальном понимании, то есть согласно структуре произведения). При этом сделаем существенную оговорку: христианское мировоззрение самого Константина Дмитриевича, несомненно, ощущается в самой словесной ткани, в оборотах речи, в тоне и стиле этого предназначенного для русских учителей педагогического сочинения.
Остановимся кратко на содержании изданных томов и на проблемах неизданного. Главной особенностью этого научного произведения явилось то, что его содержательной базой К.Д. Ушинский определил… западноевропейскую философию. Напитанная протестантско-католическим мистическим духом, она, тем не менее, являла реально тот европейский уровень развития гуманитарного знания о человеке, который русская мысль потщилась освоить. Иначе как? Россия той поры не мыслила себя вне европейской культуры, она впитывала все, как губка, насыщалась всем европейским, и уже потом шли процессы принятия полезного и отторжения несовместимого. И отрезвление, и осознание своего и чужого приходило. Иногда слишком поздно, иногда слишком дорогой ценой (трагические страницы истории семьи самого Константина Дмитриевича, его скоропостижная кончина не являются ли тому свидетельством?). Не зря же святитель Феофан Затворник говорил, что «книг немецких нельзя читать, не перекрестившись много раз».
Как бы то ни было, даровитый русский педагог отважно решился найти и извлечь все, что, с его точки зрения, являлось «непреложным педагогическим фактом» из трудов Гегеля, Бэкона, Канта, Лейбница, Бэна, Бенеке, Гизо, Спинозы, Милля, Бокля, Декарта, Локка, Рида, Гербарта, К.Шмидта и иных европейских философов, и из этих изысканий выстроить здание русской научно-педагогической мысли. Думается, что Ушинский в этих своих усилиях и, особенно, в намерениях в чем-то уподобился святителю Василию Великому, который дал себе труд и муку перечитать всю доступную ему в то время античную и умность, и глупость (ее в трактатах антиков было премного!), чтобы сохранить для христианской культуры гениальные озарения ума древних философов и ученых.
Тут и приоткрывается завеса тайны того, почему Ушинскому не удался третий, «духовный» том. Потому что у современных ему европейских философов-мистиков по определению не было и не могло быть того, что является православной духовностью и что в эти годы еще было не открыто русскими интеллигентами в трудах святителя Тихона Задонского. Вспомним, как горько вопрошал Ф.М. Достоевский своих образованных современников: почему они не читают труды этого святителя? Что мешает? Еще только (вживую и параллельно трудам К.Д. Ушинского) формировался духовно-педагогический опыт святителей Иннокентия Херсонского (†1857 г.), Феофана Затворника (1815–1894 гг.) и иных ярких представителей православной учености.
Как бы то ни было, но 1-й том был назван «физиологическим». В нем представлен человек телесный как «растительный», растущий, развивающийся, наливающийся жизненными силами организм. В поле зрения ученого – функции глаз, мозга, слуха, определенных участков мускульной сферы. Внимание сосредоточено на том, что важно именно для педагогического процесса в том его схоластическом виде, который вживлялся в культурное пространство России в образе классических гимназий и университетов, где царила исключительно книжная культура, доминировали процессы запоминания, чтения, мышления – именно как «опыт педагогической антропологии». Нет описания трудовых процессов и их роли в становлении человека разумного, а ведь это ключевая тема русской педагогики! К.Д. Ушинский очень много внимания уделял этой теме в своих статьях, апеллируя к родной народной культуре, к необходимости труда в поте лица как «единственно доступного человеку и достойного его счастья», к родному русскому языку (см. статьи «О необходимости сделать русские школы русскими», «Родное слово», « Труд в его психическом и воспитательном значении» и др.). Но разбираемое нами двухтомное произведение не вместило всего богатства подходов к образованию, которое диктовалось педагогу его национальным складом ума, знаниями и педагогической проницательностью и что очень убедительно представлено в его таких живых и умных статьях.
2-й том – «психологический». Он получился значительно более объемистым (в три раза превосходил первый том). Человек чувствующий, его внимание, память, ассоциации, воображение, рассудок и разум, сознание, суждения и умозаключения, чувствования (как положительного, так и отрицательного свойства), страх и смелость, стыд и самодовольство. Воля как власть души над телом и многие другие проявления душевной жизни человека.
3-й же том – «духовный» – автор представлял себе то в виде конкретных практических педагогических рекомендаций, «отжатых» из первого и второго томов, то в виде краткого учебника педагогики. Но, согласитесь, это разные вещи. Такие сочинения строятся по-разному, их назначение не тождественно. Еще одно обстоятельство путало дело. Само понятие «духовный» К.Д. Ушинский представлял себе неясно: то трактовал его узко-функционально, схоластически – как понятие, противоположное слову «материальный» [6]. Позже определил его как собирательное для всего того, что отличает человека от животных, и это уже имеет более емкий смысл: речь, религиозная, нравственная, эстетическая сферы [5]. А ведь он мог бы начать издавать свой труд с третьего, духовного, тома. Как бы выиграла наша педагогическая история, на полтора столетия лишившаяся полноты содержания, получившая только душевно-телесный контекст в связи с перипетиями в написании и издании фундаментального педагогического труда К.Д. Ушинского! По сути, автору не далось понимание духа как живой, творящей, преображающей и преобразующей всю жизненную природу человека субстанции.
К примеру, сильнейшее воздействие разрушительного духа современной моды очень хорошо ощущают наши сегодняшние подростки, когда, сами не зная почему, вдруг сбривают с половины головы волосы, а оставшиеся красят во все оттенки цветов радуги. А металл в носу, на языке, в бровях? А нецензурная брань? А татуировки на юной коже? Кто и что может защитить детей?
Своих современников, детей и подростков, погибающих в тогдашней России от пьянства, сумел защитить выдающийся русский педагог – Сергей Александрович Рачинский (1833–1902). Родовитый русский барин, профессор ботаники Московского университета, в самом расцвете сил (ему было 42 года) поселяется в своем имении Татево Смоленской губернии и все силы и знания отдает просвещению крестьянских детей. Но суть дела заключалась в том, что школа голого умного знания (учили детей письму, счету, чтению, истории, географии) бессильна сопротивляться греховному разрушению души человека через пьянство, курения табака и прочее. Потрясенный беспробудным пьянством одного из лучших своих выпускников (он окончил школу землемеров и, казалось бы, вполне преуспевал в устройстве своей жизни), Сергей Александрович создает одно из первых в России обществ трезвости [2]. Учитель-подвижник не вдавался в тонкие научные размышления о природе духовности, не писал объемистых научных трудов (в его письменном педагогическом наследии всего несколько брошюр), но он смело и решительно вступил в духовную борьбу за человека высокого, сильного, духовно здорового, прекрасного – и победоносно выиграл эту смертельную схватку в масштабе всей Российской империи (к началу 1-й мировой войны Россия была самой непьющей страной в Европе). Как? Каким образом? Какими средствами? А средство от греха одно: воцерковление детей. Как можно ближе должна стоять школа к Церкви с ее мощным ресурсом способов и средств оздоровления страждущего от грехов человека. Воскресные евангельские беседы, молебны, церковное пение, церковное чтение, обеты трезвости учащих и учащихся (сам С.А. Рачинский был в числе первых, кто осознанно вступил на путь трезвой жизни) стали обязательными атрибутами его педагогического делания. Здание школы и Церковь в Татево находились через дорогу друг от друга – как два крыла готовой к набору жизненной высоты детской души. С.А. Рачинский накрепко обручил школу Церкви и доказал, что вне этого союза успехи образования могут не стоить ломаного гроша в базарный день, если рассматривать их в контексте вечных ценностей бытия.
Вернемся здесь к К.Д. Ушинскому и приведем его высказывание, красноречиво свидетельствующее о духовном устроении этого даровитейшего русского педагога. В 1862 г. он пишет из-за границы письмо своему сподвижнику М.И. Семевскому, где есть такая фраза: «Пишу библейские рассказы для детской книги… кажется, выходит сносно, без запаху поповщины» [4]. Таким образом, получается, что русская теоретическая педагогическая мысль в лице К.Д. Ушинского в самом своем рождении несла зародыш напряжения в отношениях с Церковью и с церковнослужителями, но при этом совсем ничего не имела против христианства как основы культуры и нравственности. Вспомним его очень убедительно звучащее высказывание на эту тему: «Для нас нехристианская педагогика – вещь немыслимая – безголовый урод, деятельность без цели, предприятие без побуждений позади и без результатов впереди. В основу воспитания должны быть положены все истины христианства» [3]. При этом недооценивание миссии Церкви в педагогическом процессе шло и идет повсеместно, и это сводит на нет во многих случаях педагогические усилия по облагораживанию личности учащихся. Исключение – С.А. Рачинский: он это понимал лучше, чем кто-либо, и жизнь положил, чтобы заделать имевшуюся брешь. Именно он в наши дни стал именоваться апостолом образования.
Кому же было доверено историей дописать 3-й, «духовный», том русской педагогической антропологии? Кому было под силу это сделать? Был ли такой человек? Слава Богу, решение этой задачи оказалась возможным для Василия Васильевича Зеньковского (1881–1962) в середине ХХ столетия уже, конечно же, вдали от России, в условиях эмиграции.
Он был родом из Малороссии, из семьи школьного учителя, где сохранялись лучшие традиции и духовные начала семьи деда-священника. Далее – Киевский университет, Московский психологический институт им. Л.С. Щукиной. После октябрьского переворота – многотрудная жизнь в эмиграции. С начала 1920-х гг. – бессменный руководитель Русского студенческого христианского движения, В.В. Зеньковский все силы употреблял на восстановление и поддержание основ православной духовности в молодежной среде русской эмиграции. В годы Второй мировой войны в Париже он попадает в тюрьму, где – без предъявления обвинения – его содержат 40 дней. После этого В.В. Зеньковский принимает священнический сан.
Глубокие научные исследования в области философии, психологии и педагогики делают его имя в истории науки и богословия исключительным.
Педагогикой он занимался в течение десятилетий, возглавляя Религиозно-педагогический кабинет при Свято-Сергиевском православном богословском институте в Париже. Теоретические научные изыскания поддерживались постоянной педагогической практикой студентов в летних православных лагерях для детей русских эмигрантов. Регулярно выпускался «Педагогический бюллетень». Вот перечень наиболее значительных педагогических трудов протопресвитера В.В. Зеньковского: Цикл лекций «Педагогика» (1930–1950), «Социальное воспитание, его задачи и пути» (1918), «Беседы с юношеством о вопросах пола» (1929 и 1955), «Русская педагогика в ХХ веке» (1955), «Проблемы воспитания в свете христианской антропологии» (1934), «Наша эпоха» (1955), «На пороге зрелости» (1948–1950), а также многочисленные педагогические статьи [1]. Когда читаешь эти труды, то реально ощущаешь генеральную роль духовного начала, которым питается замысел, содержание и структура всех этих произведений. Дух руководит мыслью и пером автора. Духовным законом поверяются все факты педагогической реальности, их аналитический разбор и оценка. Это беспрецедентно!
Трудно и длительно шел процесс духовного самоопределения русского национального образования. Бесценен вклад К.Д. Ушинского, освоившего всю западноевропейскую педагогику и заложившего начала научности отечественной педагогической теории в параметрах троичности (единство духа, души и тела) человека, выдвинувшего требование русскости русских школ; своевременным и спасительным был практический опыт одухотворения церковной культурой и жизнью педагогической практики, осуществленный С.А. Рачинским; венцом педагогического (теоретического и практического) достоинства по праву можно считать блестящие труды протопресвитера В.В. Зеньковского.
Думается, что настала пора сменить расплывчато-неопределенный (с лукавинкой) термин «духовно-нравственное воспитание», который символизирует передовой рубеж достижений отечественной науки и практики в плане продвижения по путям духовности, – на более строгий и определенный: «религиозно-нравственное воспитание», которым широко пользовались до революции. А далее – следующий и самый главный шаг: центром педагогического образования должны становиться православные монастыри. Где учат священнослужителей, там же должны получать образование и учителя русских православных школ. И это будет отличительным знаком нашего времени, вкладом нашего поколения педагогов-ученых и практиков в развитие отечественной педагогической культуры по принципу наследования всего лучшего, что создано русской педагогической наукой и практикой.
О.А. Белянова, доцент кафедры теории и истории педагогики Института педагогики РГПУ им. А.И. Герцена (Санкт-Петербург)
Литература
1. Зеньковский В.В., протопресвитер. Педагогика. М.: Свято-Тихоновский богословский институт, 1996.
2. Стеклов М.Е. С.А. Рачинский – народный учитель. М.: Алгоритм, 2002.
3. Ушинский К.Д. О нравственном элементе в русском воспитании. Собр. соч. в 6 т. Т. 2. – М.: Педагогика, 1988.
4. Ушинский К.Д. Письма. Собр. соч. в 6 т. Т. 2. – М.: Педагогика, 1988.
5. Ушинский К.Д. Человек как предмет воспитания: опыт педагогической антропологии. В 2-х т. Предисловие к 1 т. Собр. соч. в 6 т. Т. 5. – М.: Педагогика, 1988.
6. Ушинский К.Д. Человек как предмет воспитания: опыт педагогической антропологии. В 2-х т. Предисловие ко 2 т. Собр. соч. в 6 т. Т. 6. – М.: Педагогика, 1988.