О том, как воспитать детей в твердой вере и чистоте, размышляет правнук священномученика протоиерей Димитрий Смирнов, председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства. Ныне на попечении отца Димитрия находятся два основанных им детских дома, в том числе уникальный пансион семейного типа «Павлин» в с. Мышкино Московской области.
– Отец Димитрий, мы беседуем о воспитании накануне 100-летия октябрьского переворота. Старец Кирилл (Павлов) говорил: необходимо воспитывать современных детей так, чтобы они в случае новых гонений на Церковь не отреклись от Христа. То есть наставлял воспитывать новомучеников. В современных условиях это возможно?
– Разумеется. Не можно, а даже нужно. Потому что это и есть христианство. Христианин – это тот человек, который согласен за Христа пострадать. Это тот, кто любит Христа. Человек может страдать только за то, что любит. И за того, кого любит. Как, например, мать – за свое дитя.
– Говорят, есть и обратная зависимость. У того, кто проливал кровь за Родину, нет проблем с патриотизмом, иначе у того, кто намеренно уклонился даже просто от срочной службы в армии… Точно так же слишком активное участие нянь в жизни малышей, когда матерям не надо ничем, даже временем, жертвовать ради детей, делает их теплохладными… Можно ли сказать, что как раз опыт новомучеников – это необходимое противоядие современным процессам оскудения любви?
– Да. Вот у нас на приходе Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке предыдущий настоятель отец Владимир Медведюк – исповедник, мученик, многодетный отец, красавец, замечательный проповедник, к кому пол-Москвы съезжалось на проповеди. Его почитание очень благотворно сказывается на всех. Это просто чувствуется, как все преображается от того, что в общине его память чтится, икона его висит, что мы все вместе празднуем день его памяти. У нас среди прихожан много многодетных семей. Для воспитания народа в христианском духе крайне важно, чтобы каждый храм прославил, помнил и чтил своего новомученика.
– Известно, что многие и воцерковляются, именно узнав о новомучениках?
– Да. Через них мы очень много получаем! Для воспитания людей память о новомучениках чрезвычайно много значит.
– Вы сами с детства в церкви воспитаны или уже в сознательном возрасте воцерковились?
– В детстве меня в церковь не водили. Я в семье первый воцерковился. Потом уже пришли в храм все остальные.
– Сколько лет вам тогда было?
– 16.
– Как вы впервые в храме оказались?
– Когда мама была на работе, с нами оставалась бабушка. Она заболела, и впервые на Пасху не пошла святить куличи. Мама и говорит мне: «Ты уже большой. Сходи ты». Я и пошел. Захожу храм Ризоположения на Донской улице. Мне там все так понравилось! На следующий год мама опять обращается: «Вы уж теперь все знаете…» Мы и пошли со средним братом. Я его взял, сам будучи уже «в теме». Ему тоже все понравилось. Батюшку я до сих пор очень хорошо помню. Он уже умер. Я потом ему исповедь написал такую подробную, как теперь говорят, генеральную. Тогда такого термина у нас не было.
– Сколько у вас в роду пострадавших за Христа в годы гонений?
– Моя дочка Маша, которая занимается темой новомучеников, насчитала у нас в роду пострадавших 22 человека. Род-то священнический. Начиная с прадеда все мои прапрадеды вплоть до XVIII века по одной линии, по другой до XVII века были священнослужителями. Прославлены прадед священномученик Василий Смирнов и его родной племянник священномученик Александр Буравцев.
– Чувствуете их помощь?
– Конечно, каждый день. Представьте себе храм Крестовоздвиженский в Алтуфьеве – самый далекий от моего дома, а я на первый свой приход попадаю именно туда (советская власть так старалась облегчить жизнь священников). И это как раз оказывается тот самый храм, где три поколения священников Смирновых служили, и служил бы и четвертый, и пятый Смирнов и т.д. Но умер достаточно молодым отец моего прадеда Василия Павловича, а он остался подростком и сразу не мог наследовать место у Престола, потом уже поступил в семинарию на государственный кошт, но на место его почившего отца Павла уже назначили другого священника.
Я даже не знал, что мне Господь дал начать свой священнический путь в месте служения прадедов! Меня назначили, мне 30 лет, я бодро взялся за дело. Потом поехал к двоюродной бабушке и спрашиваю у нее: «А где служил отец Василий Павлович?» Она отвечает: «Там-то и там-то». – «А отец Павел?» А она вдруг и говорит: «А отец Павел… село такое есть – Алсуфьево (так она сказала), рядом с Москвой. Там маленький очень храмик Крестовоздвиженский на берегу большого пруда». Я говорю: «Нина Васильевна (она дочка Василия Павловича), а вы знаете, я там служу теперь!»
А потом я еще служил в храме Святителя Николая в Заяицком, где настоятельствовал мой прадед священномученик Василий Смирнов. Туда меня уже владыка Арсений, митрополит Истринский, определил. Дело в том, что после окончания семинарии, когда место отца было уже занято, Василий Павлович долгое время был законоучителем. Его, прирожденного педагога, детки очень любили. Но затем по ходатайству родственников (некоторые из них были настоятелями Храма Христа Спасителя, Успенского Собора Кремля) он и получил сначала место псаломщика в храме Николы Заяицкого, не оставляя учительства, потом был в Кремле рукоположен, со временем стал настоятелем, был награжден митрой – в общей сложности прослужил в этом храме около 40 лет. А в наше время там довелось 10 лет настоятельствовать мне.
– Отец Димитрий, значит, вам педагогический талант по наследству передался. Как научить современного ребенка любить Христа, Его Церковь, Таинства?
– Когда я был молодым и у нас родилась дочка, мы ездили к отцу Иоанну (Крестьянкину), и жена спросила об общих рекомендациях по воспитанию. Он говорит: «Как можно дальше от современных детей и общества». И я первым делом выкинул телевизор. Благодаря этому у ребеночка появились время и возможность заниматься литературой, музыкой, иностранными языками. Никаких мультиков – спаси и сохрани! Все, что предлагает современный мир, это есть яд. За очень редким исключением – скажем, нескольких фильмов, которые даже необходимо посмотреть для развития. И конечно, надо читать книги, включая поэзию, изучать изобразительное искусство, слушать классическую, хорошую музыку.
Очень важна для ребенка благочестивая среда, которую необходимо создавать – через общение, совместные занятия. Нужно найти единомышленников, организовать такой общий кружок, в котором бы дружили детки, родители, разделяющие наши чувства по отношению к вере, отечеству, культуре.
Очень важны для детей разговоры взрослых. О чем они говорят, как, каким тоном, кто приходит в гости? Это все страшно интересно. Как педагог я считаю, главное – это создание благополучной для воспитания детей среды. Если ребенок помещается в эту благоприятную обстановку, тогда успех будет. В противном случае начнется постоянное сражение, и среда пересилит. Говорят, к 15 годам дети перестают ходить в церковь. В наших детских домах никаких переходных возрастов нет.
Я недавно услышал одну африканскую, не знаю какого племени, пословицу: чтобы воспитать одного ребенка, нужна одна деревня. Так вот мы правильно, интуитивно совершенно к этому пришли. Потому что раньше у нас в русской деревне вся деревня воспитывала детей…
– Искони на Руси детей община воспитывала. Да даже, когда мы еще были маленькие, ощущалось, что все вокруг родное: двор, город, страна – мои, мне в них комфортно, как в семье. А сейчас дети этого не чувствуют.
– Я жил в бараке все детство. И знал всех по именам – и пап, и мам, и бабушек, и дедушек, и детей. А там у нас было 40 семей. Все было общее – двор, игры. Сейчас этого нет. Мы все – каждый в своем подъезде, я, например, знаю имя только одной соседки напротив на лестничной клетке, а живем-то мы в этом доме почти 20 лет.
– Как вернуться к прежнему общению между людьми?
– Вернуться назад невозможно. Но что-то сделать для своих детей, которых нам Бог послал, просто необходимо. Потому что я, например, однодетный папаша, мне всегда не хватало детей – сейчас у меня около 30 детей – половина в московском детском доме, половина – в Мышкине. И мы знаем, кого мы хотим вырастить.
Обычный современный педагог на вопрос – кого вы воспитываете – ничего, кроме такой глупости, как «гармонично развитую личность», не может даже произнести. Не говоря уже о современных родителях. Кого ты хочешь воспитать? Аллу Пугачеву, Ксению Собчак, Леонида Ярмольника? Или Владимира Вольфовича? Это ж надо образ иметь! А у нас образов сколько угодно: все Четьи-Минеи. И все образы святых на Первообраз Господа нашего Иисуса Христа сориентированы – Он для нас цель и устремление. Ясно, что это не достигается во всей полноте, но сдвиги получаются очень серьезные. За свою жизнь я много чего понаделал, но воспитательные проекты – лучшие из всех, что получились.
– К вам обращаются за опытом? Родители просят – помогите наставить детей на путь истинный, возьмите на лето?
– А мы и берем. У нас в Мышкине есть палаточный лагерь, он две смены работает, иногда три. И что самое интересное, детки каждый год туда просятся. Там своего рода самоорганизация, дети вырастают в вожатых, некоторые вообще посвящают этому всю жизнь. Это важно, потому что, конечно, если брать детей на какое-то короткое время, всегда есть опасность, что ребенок придет со своими инфекциями, и от него могут другие дети это перенять. Но, с другой стороны, старшие наши ребята быстро объясняют новичку что к чему. Без всяких драк, насилия, дедовщины. Детки – они же умные.
– Приспосабливаются?
– У нас мальчонка есть пятилетний, так он маму просто в бараний рог гнет, веревки из нее делает. А здесь – моментально исправляется. Я за ним наблюдал первые три дня: он все высматривал, тише воды ходил, как овечка, и все тут же усвоил, подчинился. Мама его забрала, говорит: не узнать. Правда, через два дня опять стал в эту свою веревку играть.
Я уже очень давно заметил эту способность детей. Вот в класс входит новый учитель. 30 пар глаз на него устремлены, и через секунду они знают про этого человека все – что при нем можно делать, а чего нельзя. Через один взгляд они сканируют учителя полностью. Я сейчас на свою пятимесячную внучку смотрю – как она предпочитает Бетховена Чайковскому. Совершенно осмысленный человек. Пытается что-то рассказать, ручками машет. Я представляю, как через полтора года мы будем с ней беседовать. Дети все понимают.
– А какие главные радости у ваших детей?
– Я, когда приезжаю в Мышкино, прошу, чтобы они устраивали конные состязания. И вот они шашкой рубят капусту, стреляют из пистолета, на лошади и стоя скачут, и вверх ногами, и под брюхом, это вообще потрясающе! Если человек когда-то сел на лошадь, он уже этого не забудет. А у них – все детство с животными. Это в какой-то мере компенсирует утрату отцовского, материнского тепла. Ну и мы, конечно, стараемся – у нас отношения неофициальные: мы их и обнимаем, и целуем, и говорим по душам. И вообще, я просто чувствую это, они нас очень любят, а мы их.
У нас павлин живет большой с хвостом – пансион ведь «Павлин» называется. Спектакли какие-то устраиваем, иногда едем на гастроли в Москву, или же те – сюда.
– Пансион в Мышкине – это отдельно стоящий дом?
– Отдельно стоящий, на краю деревни. Но это уже не дом, это целый городок детства. В центре – храм. К детскому дому прилепляется спортивный зал. Есть огород, достраивается банно-прачечный комплекс. Работают конюшня, гараж, мастерские, музей сельскохозяйственной техники под открытым небом (но прикрыт крышей), военный музей, где у нас хранятся каски, автоматы, – многое дети сами и раскопали. Когда подъезжаешь, душа радуется: смотришь, пасутся наши лошадки. Все это разрослось, все находится в постоянном движении.
– Кто в пансионе живет?
– Когда пансион в Мышкине 15 лет назад создавался – стояла одна идеологическая задача: кто бы ни обратился, если ребенок в трудной ситуации, которую мы оцениваем очень быстро, за 10 минут, то мы его берем с удовольствием.
– Обращались в основном прихожане, государственные органы или родители?
– И одно, и второе, и третье – по-разному. Потому что, бывает, дети остаются сиротами или полусиротами, например, в случае распространенной болезни «алкоголизм». Или с разводами, бывает, связано их переселение в пансион.
– То есть у многих детей родители живы?
– Да, они есть. И мы не запрещаем родителям приезжать в определенные дни и общаться с детьми. Одну маму, больную алкоголизмом, мы все время брали на работу – до очередного запоя. Потом, когда он начинался, мы ее отправляли домой. И ребенок имел о маме совершенно другое впечатление – что она хорошая, работящая.
– А какой главный секрет работы с такими детьми – ведь они приходят из неблагополучных семей?
– В каждом ребенке, можно сказать, заложен инстинкт – быть как все. У нас создан определенный строй жизни, дисциплина направлена на созидательную деятельность. Даже если ребенок пришел из неблагополучной семьи, неблагополучного общества – то здесь он встречается с совершенно другим образом жизни, отношением. На него не орут, его не бьют, никакие старшие мальчики никаких младших никогда не обижают. Он чувствует себя спокойно, комфортно. Ему не надо бояться.
Мое детство прошло в лагерях. И там постоянно нужно было бороться за жизнь: все время драки, все время нападения – восемь на одного. Здесь у нас ничего такого нет. И дети растут спокойные, в комфортной душевной обстановке, и они раскрываются. Они нашу жизнь воспринимают как некий рай, куда они попали.
Хотя первое время, первый год, бывает довольно трудным. Потому что дома было время как бы расслабленного ничегонеделания – иду куда хочу, делаю что хочу, дети понимают образ социализации того круга – то здесь дисциплина, что создает напряжение для души. Но через год человек адаптируется, не боится ни трудов, ни мытья посуды – делает все быстро, охотно, на раз-два-три.
– Отец Димитрий, как вы относитесь к понятию родового греха? Известно же, что были новомученики, а были палачи. Потомки несут ответственность за то, что творили их прадеды?
– Мы не зацикливаемся на таких понятиях, как родовой грех. Просто разные бывают обстоятельства, когда родители, например, погибают. А бывает, произошла какая-то семейная драма, и там стало не до детей. И тут, конечно, нужен специфический подход, но общий принцип – любить так, чтобы смягчить трагедию, заместить другим. Дети, когда поступают, – задумчивые, обеспокоенные, они могут плохо спать, с ними нужно посидеть. Они порой пережили очень страшные ситуации. Потом видишь, как ребенок раскрывается. Первое – он начинает улыбаться. Как младенец! Оттаивает.
Их надо просто залюбливать… У нас в Мышкине есть сейчас мальчик, ему около 14 лет, он пока вообще не улыбается (живет в пансионе первый год), хотя у него мама есть. Я все жду – когда он начнет улыбаться: разговариваю с ним, обнимаю, целую.
У нас происходит социализация наоборот – от противного. Мы им даем образ нормальных отношений. Что такое духовное воспитание? Никаких таких уроков, по которым должна пятерка в конце стоять, нет. Но просто они видят, как живем мы. В воскресенье – колокол зазвонил, идем на службу. Ну и они идут, а куда деваться?
– А если дети из неверующих семей?
– Помню, один папа татарин привел мальчика. Мы ни слова не говорили ни о Крещении, ни о храме. Но ребенок ходил вместе со всеми. Потом захотел креститься – сам. Мы окрестили его. Потом он «Отче наш» стал учить. Мы никого никогда не принуждали. Если какой-то ребенок скажет «не хочу в храм» – не хочешь, не надо, сиди дома, у нас на территории всегда есть взрослые люди. Но таких даже случаев нет. Они знают, как в храме себя вести, они видят – в храме тишина, ведут себя как взрослые, стремятся подражать. Потом им начинает все это нравиться, некоторые в алтаре прислуживают – у нас конкурс на эти места.
– Батюшка, возвращаясь к нашим обычным общеобразовательным школам, в которых учатся разные дети: как оградить ребенка от дурного влияния?
– Я занялся такой проблемой, когда у меня дочка пошла в 1-й класс. Поэтому я выбрал школу, которая находилась далеко от дома. И это очень помогало. Как только уроки закончились, ребеночек сразу раз – и изымается – в метро – домой, там – папа, мама, двоюродные братья и сестры – опять в свой мир. А школа – это то, что надо как бы потерпеть.
Наши дети в Мышкине тоже ходят в обычную сельскую школу, она расположена примерно в 8 км от пансиона. То есть ребенок не может загулять, остаться, не приехать – там ходит автобус, если опоздаешь, ну что, тебя будут с милицией искать? И ребенок тоже боится, старается не нарушать порядок. Так потихоньку создается благополучие. У меня было три детских дома, сейчас осталось два, и я считаю, что именно этот сельский – очень удачный.
– Действительно, современные городские дети лишены не только чистого воздуха, но и общения с природой, каких-то подвижных игр.
– Человеку нужно определенное количество квадратных метров земли. Даже трехкомнатная квартира – это слишком мало. А у нас-то гектар – только огороженная площадь. А так вся деревня, река – в нашем распоряжении. У нас лодка есть, Можайское море – в километре.
Если залезть на колокольню сельского храма – открывается пейзаж потрясающий. В любую сторону смотри – это уже шедевр, можно и фотографировать, и картины писать. И вот в этой красоте они вызревают. И мы очень внимательно следим за контингентом наших педагогов, потому что дети воспринимают от них манеры, наши воспитанники умеют себя вести. Поэтому с ними куда угодно, хоть в зал Чайковского иди, хоть в Третьяковку.
Помню, однажды мы решили отвести наших воспитанников из Мышкина в Третьяковскую галерею. Звоним, чтобы купить билеты. «Детский дом? Ни в коем случае». Они боятся. Мы их все-таки уговорили, но после экскурсии они сказали: «Приезжайте в любой момент. Бесплатно. Мы таких детей еще не видели». Это сотрудники Третьяковки сказали. Они привыкли к детдомовским детям в государственных учреждениях. А там отношение казенное. Я нисколько не осуждаю те дома и их воспитателей, у них жизнь трудная, детей больше, чем возможно. Это у нас 16 детей, 16 взрослых, как в той африканской деревне.
Детки – вы можете себе представить? – никто не курит, никто не ворует, никто не ругается матом.
– Как в наше время в детях воспитать чистоту сердечную, целомудрие?
– Если ребенку ничего похабного не прививать – он вырастет целомудренным. Наши дети ни к каким «взрослым» фильмам, изданиям доступа не имеют. У детей есть воспитатели – и мужчины и женщины, дети видят, какое между ними существует общение. И потом – я приезжаю, отвечаю абсолютно на все их вопросы – в том числе про любовь. Я им рассказываю, что любовь это вообще основа бытия, говорю и о Церкви, и о Господе Боге, и об отношении полов и т.д. – без всякой скабрезности, адекватно. Чувства же надо развивать, но высокие чувства, а не обезьяньи!
– Современный мир обрушивает на ребенка другую информацию.
– Да опять мир! Надо от этого мира держаться подальше – пока ребенок не вырос. Душа, психика окрепнут – тогда он с этим справится. Сможет услышать и понять, когда ему скажут в 17 лет: «Хочешь быть счастливым? Живи целомудренно».
– Сегодня в России огромное количество неполных семей – мальчиков, девочек воспитывают матери-одиночки. В итоге дети не понимают, что такое семейная иерархия, что папа – это вообще-то глава семьи, а не мама и не бабушка.
– У нас вместо папы священник. Он – очень авторитетный человек. Дети видят, что все женщины взрослые его слушаются. Если батюшка входит – они встают, как в школе и т.д. То есть у них возникает некий динамический стереотип, которому дети в дальнейшем могут следовать. Вообще же известно: есть храм – возрождается жизнь, семьи крепкие получаются, на селе жизнь устраивается вопреки унаследованному от времен безбожия распаду.
Среди наших выпускников есть те, кто стал офицерами. Почему они легко идут в армию? Они понимают справедливость и дисциплины, и субординации. Они в этом выросли. Они очень хорошо подготовлены. Они жизнь уже воспринимают правильно. Все поступают у нас в разные учебные заведения согласно своим возможностям интеллектуальным и своим стремлениям. Поэтому у нас нет побегов, и из наших воспитанников за 15 лет никто не в тюрьме. А в обычных таких учреждениях – до 90% оказываются в заключении.
– Такая духовная деревня получилась…
– Вообще жизнь народа – это жизнь духовная прежде всего. В ней есть свои герои, на них и надо ориентировать детей, молодежь. В нашем ближайшем историческом опыте – это новомученики, сохранившие, несмотря ни на что, верность Христу.
Анжелика Морозова, Ольга Орлова
Справка
Около сотни питомцев вылетело из гнезда «Павлина» в селе Мышкино Можайского района Московской области за минувшие 15 лет. Уникальное воспитательное учреждение ориентировано прежде всего на работу с самым трудным контингентом детей – подростками, оставшимися без попечения родителей. Духовное окормление педагогов и ребят осуществляет протоиерей Димитрий Смирнов, а бессменным директором пансиона является Татьяна Алексеевна Рогова.
Сегодня в приюте проживают 16 мальчиков. Хотя первоначально пансион принимал и девочек, все они к настоящему времени выросли и вышли замуж.
Учредитель пансиона – храм Успения Пресвятой Богородицы в селе Мышкино. В субботу вечером, в воскресенье утром дети и взрослые участвуют в богослужениях. Жизнь воспитанников подчинена строгому расписанию: подъем, обязательная гимнастика в спортзале или зарядка на улице, молитва, завтрак. Затем на автобусе дети едут в обычную общеобразовательную школу. После школы – обед, секции: многие посещают художественную школу, занимаются боксом, вольной борьбой. Все дети с удовольствием общаются с лошадьми, занимаются конным спортом, проходят курс иппотерапии.