Человек милосердный, насыщающий своей любовью ближних, сам бывает насыщен Божественной любовью.
Это было время, когда еще длился карантин. В двойной раме, еще не раздраенных после зимы окон, вдруг стала биться божья коровка. «И как они туда забираются?» – сначала лениво осмотрела я торец рамы на предмет отверстий и щелей, и не найдя их, с каким-то азартом от скопившихся в самоизоляции то ли сочувствия заточенным, то ли нерастраченной энергии, вдруг бросилась – в голове у меня еще и вертелось название фильма «Спасти рядового Райана» – раскручивать шурупы, спешно срывать кусками малярную ленту…
От грохота вскрываемых рам на кухню прибежала мама. Успокоив ее почти скороговоркой через плечо, увидела, что мой спасаемый уже на подоконнике. Поскольку пальцы у меня еще были липкими от скотча, я поднесла было один к шевелящимся лапкам, внимательно вглядываясь сбоку, но вдруг их движение резко стихло… Рядом была еще одна Божья коровка, и еще, и еще… Но им уже не надо было притворяться… И как они раньше бились в этой раме я не видела…
«Как часто рядом с нами кому-то плохо, кто-то, может, даже умирает, а мы и не замечаем этого, увлеченные какими-то своими делами или бездельем…», – подумала я, как-то невольно удивившись с каким энтузиазмом я бросилась спасать это маленькое пусть и милое насекомое… Конечно, говорят, что животные и всякая тварь Божия в некотором смысле видит в нас образ Божий, относится к человеку так, как мы к Богу. Однако являть образ Христов мы призвать прежде всего ближнему, человеку.
Вспомнилось, как доктор Лиза Глинка отмечала то, какую «головокружительную карьеру» сделали сегодня в соцсетях котики и т.д. Как соки у нас становятся «Добрыми» и пр. И как мало мы думаем про людей…
Когда с нами Бог
Однажды на остановке ко мне подошел человек и изложил, что приехал в Москву на заработки, а ему не заплатили… Мельком охватив его взглядом, сумку, которую он держал в руке. Мысленно просканировав свои карманы и сумку… Я не знала, как поступить. Наличных у меня вроде с собой не было. Да и активисты давно уже твердят: «Не давайте деньги на улице». Мигом у меня пронесся перед мысленным взором ряд случаев, когда меня пытались раскрутить на авиабилеты куда-нибудь на Дальний Восток, показывали бумаги, а я честно по-христиански признавалась, что у меня нет с собой такой суммы.
– А дома? – тогда следовал вопрос.
– А дома… – хотя «домом» была съемная комната, попытавшись всё-таки вспомнить, что и где лежит и о том, что «человеку, может, надо», я было признавалась…
И тогда со мной готовы были уже ехать. Но тут же закатывали мне истерику по поводу моей нерешительности – мне надо было ехать по делам в другую сторону, а возвращаться в Подмосковье далеко… И тут я нашла выход! Я попросила у этого человека номер телефона (о том, что банковская карта может быть привязана к телефону я тогда еще не знала, а может быть, тогда такого ничего еще и не было, в отличие от того дня, когда я оказалась на остановке…) Что тогда началось!.. Был еще какой-то шквал обвинений, потому как ситуация по описаниям была какой-то даже трагической, требующей безотлагательной помощи, тут же шли махания рукой на таких «христиан» и столь же демонстративные уходы: «А еще Евангелие читают!» (возможно, у меня тогда действительно в руках было Евангелие…) Я даже пошла за ним следом. Хотя, может быть, он куда-то и ретировался в сторонку, наблюдая… Оглянувшись и не найдя его, спустилась уже в многолюдное метро…
– Это вас Бог отвел, – сказал, потом выслушав, священник.
«Благочестивое» проклятие
А еще была женщина в соболиной, правда, уже потрепанной шубе, как-то не по сезону, которой опять же надо было срочно во что бы то ни стало уехать чуть ли не в тот же самый город Дальнего Востока… И также была какая-то подробно рассказанная история, один в один с какими-то бумагами, которые могут показать, но как-то всё более тонко, ненавязчиво… Выжидающе. Начинаешь рыться в сумочке, – за тобой внимательно следят, исследуя и содержимое «кейса», – купюра оказывается единственной и для меня крупной. Ты оглядываешься, где ее разменять. Но тут же начинается обработка на тему: «Это как раз то, чего не достает…»
– Но, если я вам ее отдам, у меня ничего не останется.
– Да.
Я не помню блицкрига помыслов той минуты, и какая установка тогда остановилась, как шарик на рулетке в казино, но эти деньги я отдала, хотя «дома» тогда как раз-таки никаких запасов не было…
И женщина стремглав побежала, почему-то какими-то зигзагами, в шубе, хотя и так на улице уже совсем май и солнцепёк. И как-то горько стало: «Если бы я была с Богом, то Бог бы отвёл…», – хотя я и шла после Литургии и настроение тогда было, помню, неимоверно легким и приподнятым…
«Господи, пусть ей эти деньги обратятся во спасение!» – такое вот «благочестивое» проклятие, помню, метнулось в эту петляющую «мишень» («Каковы наши помыслы, образы, которыми мы мыслим, такова и цена наших даже самых широких жестов», – подумалось теперь).
Почему мы стоим на службах?
И вот перед тобой человек… От тебя не требуется спасать его для вечной жизни. От тебя этого не требуется! Хотя, как говорят подвижники, мы и призваны показывать каждому человеку, как его Господь любит – не как я люблю, а как его любит Христос.
Еще, помню, сидела на пустой остановке, и когда он подошел, и стоя, рассеянно изложил свою просьбу, а я так и не встала навстречу (к тому моменту привыкшая уже и на службах, наверно, чаще, чем следовало бы сидеть, оправдывая себя недугом)…
Вообще на языке Библии, как говорит досконально изучающий ее протоиерей Олег Стеняев, в соотношении с которой и строится язык богослужения, предстояние – это знак предстоящего дела, готовности принять участие, и лишь исполнившие уже всё, – восседают.
«Спросить у него номер телефона?.. Предложить со мной поехать на службу (я ехала на дальний приход, где служит старец) – «по пути что-нибудь придумаем», а там, может быть, и батюшка «как благословит»? – (тут же стала накатывать удушливая волна: «вот и покатехизируешь, человек, может быть, впервые на службе в храме окажется»…). Но следом контраргумент: там дальний приход и часть пути надо идти пешком по безлюдным местам…» И наставление старца: «Должно быть всё как можно более безопаснее» – в целом про передвижения по жизни – не надо никого искушать: ни Бога, ни ближнего. В конце концов, вспоминаешь, что ты просто женщина.
Где Христос?
– Мужчинам подавать? – как-то, помню, нахмурилась знакомая иконописица (иногда действительно глупо, особенно теткам, у которых средств разве что для того, чтобы продолжать нести свои церковные послушания).
Где-то в районе Никольской улицы недалеко от Красной площади и ко мне как-то за помощью обратился респектабельно одетый мужчина. Причем попросил конкретную сумму 100 рублей: «Ну, мало ли, бывает нужно…» – не скажу, что просьба для меня тогда казалась неподъемной.
Методично убрав во внутренний карман, тут же начинает надсмехаться:
– А вон в том ресторане очень хорошо кормят! – специально провоцируя нужную ему для какого-то специфического рода удовольствия реакцию у человека, который явно, как он догадался, по ресторанам не ходит…
Духовник потом, правда, по другому поводу как-то рассказывал, что перед церковью встал однажды молодой мужик, положил шапку на землю, и бабушки, пока шли на службу, накидали ему пяточков. На следующий день всё повторилось и т.д. Так изо дня в день. И вот вдруг в храме старенькие прихожанки окружили своего настоятеля:
– Он в ресторане ест! – пронегодовали, показывая куда-то в сторону, видимо, увидели его в большие, как водится, в таких заведениях окна.
– Но он же у вас даже ничего не просил… – пожал плечами тот, а мужик и действительно молча стоял все эти дни со своей шапочкой на асфальте…
Приходилось от настоятелей слышать, что совокупный доход практикующей у ограды храма от мала до велика цыганской семьи бывает больше, чем бюджет всех социальных проектов храма вместе взятых…
Расскажи мне духовник этот случай в ответ на мой я, может быть, тогда и сама нахмурилась бы, хотя до этого выпалила иконописице:
– Но Господь же являлся именно в образе мужчин!
Впрочем, в притчах, разумеется, есть и иносказательные отсылки к женским образам: «Как же [ты Меня] не знаешь, когда та женщина с детьми Я и был?» – это про пропуск в рай Христом «неверующего» в пересказе отца Павла (Груздева). Помните: как мужчина в голодное время пропустил на свое место в очереди с ее конца мать с детишками? А потом хотя и призналась его душа при входе в рай, что Господа-то и не знает, не ходил он, мол, в те советские времена в храм… А Христос ему двери и распахнул:
– А Я тебя знаю! Проходи!
Только вот надо не ошибиться: где Христос?
Человек отошел очень тихо
Как-то неуклюже, помню, так и сидя на этой лавочке под козырьком остановки, развожу руками:
– У меня нету, – это даже как-то радостно прозвучало (главное говорить правду), а именно в тот момент я поняла, что денег-то у меня, судя по всему, с собою, экстренно выбежавшей, чтобы успеть доехать к службе, нет…
Я еще раз сделала мысленный круг: по карманам, сумке… – с наличностью вообще в последнее время было туго, всплыло несколько ситуаций из последних дней в подтверждение; и я уже практически было успокоилась.
Человек отошел очень тихо, – эту внутреннюю тишину не спутаешь ни с чем. Без уточняющих вопросов, предъявляемых бумаг и даже без дополнительных просьб: «Ну, дайте хотя бы и т.д.»… Неподалеку была станция, – он, поставив рядом свою сумку, смотрел на ж/д пути, – стучали электрички, шли поезда.
Ну, почему я даже не спросила у него: куда ему надо ехать? Если речь действительно идет о возвращении домой, то вряд ли обязательно и непременно на Дальний Восток… и вылет сегодня.
Потом я уже вспоминала всякого рода истории про то, как, собственно, и мои земляки, приехав в Москву, обманутые, не найдя крова у таких же и оттуда же приехавших, просто погибали. Так что жены и дети потом и тел найти не могли. А кто-то пропадал без вести, – кто не читал из нас на том же Милосердии.ру истории про взятие в рабство тех, кто оказался в безысходной ситуации… По статистике в наше время рабов, так или иначе удерживаемых новоявленными «господами», даже больше, чем во времена, когда рабство было официально разрешено в какие-нибудь Средние века…
Я стала рыться в сумке и все-таки какую-то купюру да нашла, небольшую, но единственную; еще шоколадку. Всё это даже весело (я же отдаю всё, что у меня есть!) вручила, практически довольная собою: «Не так уж и мало».
Вопрос про то, чтобы воспользоваться мобильным банком у меня как-то уже не возникал: тогда, мне казалось, надо быть самой готовой ехать и покупать билет, сажать на поезд – в монастырях свидетельствуют: из сотен обращающихся к ним в обитель с просьбой о возвращении домой на встречное предложение, что билет им купит послушник и посадит их на поезд, соглашаются единицы, буквально двое-трое нашлось таких за многие годы.
Как учил старец Паисий
«Я буду сейчас за него молиться…» – успокаивала я себя… Хотя духовник бывало и похохатывал по поводу твоего упования на свою молитву:
– Разве мы молимся?! Мы же не знаем, что такое молитва! Так себе поминаем…
Но я все равно по-фарисейски «посамоупрекалась» было: «Неужели ты веришь в себя, а не в Бога? И молитва для тебя ничего не значит?»
Но она действительно ничего не значит, если мы ничего не отдаем, – попались уже как-то потом слова преподобного Паисия Святогорца, другое дело, если ты молишься так: «Господи, отыми от меня, отдай тому человеку».
Кстати, про саму милостыню старец Паисий говорил так: «Давая милостыню, человек так и себе помогает, и своей семье.
И наоборот: чем больше современные люди гонятся за материальными благами, тем больше они имеют проблем. Люди, которые заботятся только о себе, наполняют свои души тревогой, страдают от угрызений совести и испытывают мучения уже в этой жизни. А человек милосердный, в первую очередь насыщающий своей любовью ближних, сам всегда бывает насыщен Божественной любовью и Его щедрыми благословениями».
«И это ведь не единичный случай, – думала потом я, – когда сердце не успокаивается: здесь было что-то подлинное» (хотя, с другой стороны, от чего бесы могут только не брать прилог, чтобы ввести человека в тоже самое уныние, мнительность и т.д.)…
Голос из темноты
Еще, помню, как-то спешила на службу, время года такое, что было уже темно. Вдруг из темноты голос какой-то простой такой, «не-профессиональный»:
– Помогите, пожалуйста… – вглядываешься: молодой человек и с ним девочка помладше стояла… – но почему-то, не сбавляя шаг, проходишь мимо…
Не помню: может, машинально шурудишь по карманам и, не найдя наличности, идешь – надеешься на свой приход: все идут на службу, помогут. Уже вдогонку слышишь:
– Да нет… – попытку оправдаться-объясниться, человеческий такой голос, простой-искренний.
Но шагу не сбавляешь… И больно. Потом очень больно. От самого этого пренебрежения. Ты даже не выслушала, не спросила… Владыка Николай (Николау) Лимассольский говорит: «Старайтесь, чтобы в вашей жизни не оставалось не отвеченных звонков, обращенных к вам просьб…».
Всё настоящее – помнишь годами. Этот голос в темноте, как сейчас, звучит – и всё чище.
И тогда отвечаешь: «Господи, отыми от меня и отдай этим детям!»
Когда Бог нас слышит?
Так порою и осекаешься, когда у самой невзгоды: «Так, может быть, это молитва моя услышана?!» Это же такая малая цена за этот великий дар быть услышанным Богом.
Или начни только убиваться – точно на шкуре своей какое-то дикое рабство переживаешь (бывают такие выворачивающие состояния души, – старцы говорят, нам порою и при жизни могут быть попущены мытарства или толика адской муки для вразумления) и тут же осекаешься: «Так, может, действительно убить меня мало?» Время вдруг останавливается, как в замедленной киноленте… Кто знает, что и когда произошло с теми, кому мы могли помочь, но не помогли?
P.S. С утра я выпустила Божью коровку «Райана», а днем уже был град. И мама, замерзнув при раскрученных рамах, так как я сильно задумалась на правиле. – «Как ты долго!» – возмущалась (ей надо пить лекарство по времени, а для этого поесть), закутываясь во всё подряд: «Завтра вообще самый холодный день в этом месяце ожидается, – полистав смартфон, вдруг сообщила, – и обещают снег…» «И не лучше ли было этому Райану по-прежнему сидеть в этой самоизоляции между рам?…» – грустно уже как-то пришло мне на ум под вечер. Хотя, с другой стороны, кто, как не Господь заботится о Своем создании, – неужели Он не придумал что-то, чтобы и под градом-снегом божьи коровки на улице не умирали?
Ольга Орлова