О роли послушания, вредности чрезмерной аскезы и ее беспомощности перед кознями врага рода человеческого рассказывает клирик Свято-Троицкого кафедрального собора г. Екатеринбурга, преподаватель и духовник Екатеринбургской духовной семинарии иерей Константин Корепанов. 13 января 2023 г. он стал участником круглого стола в МДА, посвященного 99-летию со дня рождения преподобного Паисия Святогорца. Представляем доклад священника с незначительными сокращениями.
Преподобные Паисий (Величковский) и Паисий Святогорец несомненно разные, как по внешнему проявлению своей жизни во Христе, так и по образу, который сложился в нашем сознании. Преподобный Паисий (Величковский) представляется нам книжником, а преподобный Паисий Святогорец – простым, едва ли не юродивым монахом. Они разные и по существу. Главным делом Паисия (Величковского) был перевод книг, создание славянского свода «Добротолюбия», а также созидание и окормление большого монастыря, воспитание целой плеяды учеников, так много сделавших для возрождения духовной жизни в России.
Главным делом жизни преподобного Паисия Святогорца можно было бы назвать созидание самого себя во Христе. Но так можно сказать и про каждого настоящего монаха, в том числе и про преподобного Паисия (Величковского). Строго говоря, дела, которому преподобный Паисий Святогорец посвятил свою жизнь, не было. Но все-таки сравнить их очень хочется, ведь оба они начинали свою жизнь на Афоне, примерно в одном и том же возрасте. Очень бы хотелось проследить за их первыми шагами, не столько на Святой Горе, сколько на пути, который мы привыкли называть аскетическим.
Первые шаги – самые важные, именно тогда человек находит свой путь к Богу и определяет важнейшие принципы организации своей духовной жизни. И наблюдая за их первыми шагами, мы видим, что у них три точки соприкосновения. Во-первых, поиск духовника, духовного руководителя, наставника, который для Паисия Святогорца, пусть не сразу, но закончился успешно. Во-вторых, определение для себя сути монашеской аскезы. И в-третьих, поиск собственного пути, вернее соотнесение своих желаний в духовном подвиге с волей Божией. Будут и другие точки соприкосновения, но остановимся пока на этих трех общих для них моментах.
Первое. Поиск духовника для Паисия (Величковского) был самой главной, животрепещущей задачей, интенцией всего начального периода его жизни, решение которой в конце концов и привело его на Афон. Но здесь он никого не нашел. Поиск духовника в нашей среде, в наше время вызывает у нас насмешку, улыбку, легкое покачивание головой. Но в случае с обоими Паисиями это говорит только о том, что они не надеялись на себя, что у них не было достаточного количества книг. Для Паисия (Величковского) этот поиск ничем не завершился. Хотя преподобный Василий Поляномерульский смог сыграть очень важную роль в его жизни, и это косвенно свидетельствует о том, что человеку, ищущему подлинной духовной жизни, наставник все равно необходим.
Паисий Святогорец в первый свой приезд на Афон не нашел духовника. Но впоследствии обрел его, и это очень помогло ему на первых порах его духовной жизни. Ведь именно духовник помог ему понять, в чем подлинная аскеза монаха.
Второе. Всякому искреннему и истинному подвижнику в самом начале нужно понять, что есть аскеза внешняя и есть аскеза внутренняя. При этом внешняя аскеза не является главной. Кроме того, чревата последствиями, подорванным здоровьем и фарисейством, возрастанием гордыни. Хотя оба они были аскетами, для Паисия Святогорца внешняя аскеза всегда была чрезвычайна и значила гораздо больше, чем для Паисия (Величковского). Но оба они, будучи телесными подвижниками, в самом начале получили урок о вредности чрезмерной аскезы и бессильности внешней аскезы, что особенно важно в борьбе с духовным врагом.
Интересна в этом отношении одна сходная черта в житие на Афоне. Оба в самом начале своей жизни на Святой Горе вкусили вино, несмотря на жесткий внутренний запрет на его употребление. Паисию (Величковскому) это спасло жизнь, а Паисий Святогорец в свой приезд на Афон, выпил вино за послушание, хотя епископ Ерофей сказал, что это вино пойдет ему на пользу. Автор жития не поясняет, каким образом это сказалось на дальнейшей жизни подвижника. Но это своего рода символ правильного отношения к подлинной телесной аскезе.
Ригоризм и предельная телесная аскетичность не являются царским путем вообще и не одобряются афонской традицией, что, кстати, сохранилось очень своеобразным образом и до нашего времени. И обоих святых телесная аскеза привела в изнеможение плоти. Паисий (Величковский) чуть не умер, если бы вовремя не получил совет старца Василия. А Паисий Святогорец настолько повредил себе здоровье, что вынужден был покинуть Афон для лечения. Он быстро понял, что чрезмерная аскетичность приведет его к совершенно противоположному результату: ему придется оставить монастырь и перейти в мир.
Но самое главное, пожалуй, это то, что оба получили урок: стремление к одиночеству, безмолвию, которого оба пламенно желали, неполезно новоначальному, как об этом и предупреждали древние святые отцы. Одиночество привело Паисия (Величковского) в совершенно изможденное не только телесное, но и духовное состояние. Он был на грани душевного истощения, на пороге духовной смерти, когда старец Василий сказал ему, что одиночеством могут спасаться далеко не все, и не всегда это угодно Богу. Можно избрать путь послушания, совместной жизни с близким по духу братом, иначе будет гибель во всех смыслах этого слова.
Паисию Святогорцу в этом отношении повезло больше. Он сразу попал в общежительный монастырь и очень быстро понял необходимость послушания, и всю жизнь придерживался этого пути. Но влечение к крайней аскезе показало ему ее бессилие в борьбе с бесами. Ты можешь перестать есть, ты можешь перестать пить, ты можешь перестать спать, но бесы все равно будут иметь над тобой власть, очень часто как раз потому, что крайняя аскеза и питает нашу собственную гордыню, а значит, и их власть над нами.
Вот такой случай описывается в житии преподобного Паисия Святогорца, произошедший в монастыре Филофей. Как-то во время молитвы он почувствовал прямо себе в щеку теплое женское дыхание. Духовник подсказал Паисию Святогорцу, что при такой телесной аскезе, как у него, проблема в гордыне и заставил вкушать нормальную горячую пищу до тех пор, пока помысел гордыни не уйдет. Быть как все, вкушать то же самое, что и все, необходимо для смирения и устранения власти врага.
Другой случай, который произошел со святым Паисием в Стомионе. К нему пришла на беседу его бывшая одноклассница, про которую сказали, что она крутит роман с каким-то полицейским. Это его сильно расстроило. Он ее осудил, закричал и прогнал. Когда монах осудил женщину за страсть к мужчине и получил такую же страсть внутри себя, то никакая аскеза, даже телесное истязание, не смогло затушить огонь похотного жжения. Только покаяние и понимание немощи своей сестры, то есть опять-таки понимание общности человеческой природы, человеческой страстности и вернуло ему мир. Не осуждать, не превозноситься над кем бы то ни было. Внешне ничем не отличимый от братии образ жизни – вот правило аскезы, которое больше, чем телесное умерщвление защищает нас от козней врага.
Паисий Святогорец сразу поступил в общежительный монастырь. А Паисий (Величковский), хотя и провел в общежительных монастырях достаточно много времени, но на Афоне решил жить уединенно. Его спас неожиданно приехавший на Афон преподобный Василий. Наблюдая жизнь Паисия Святогорца в Эсфигмене и жизнь преподобного Паисия (Величковского) после приезда старца Василия, мы видим, что послушание защищает всякого подвижника от множества великих искушений. Причем не нужно думать, что послушание было связано с послушанием великим старцам. Послушание Паисия (Величковского) было послушанием тому брату, которого привел к нему Господь, который был младше его и менее опытен, – некоему Виссариону, а потом и всем братиям, которые поначалу первыми приходили в монастырь, пока монастырь не был еще утвержден. А Паисий Святогорец слушался не только святых старцев, но и духовно тупого наставника, старца-плотника, походившего на героев из повестей «Лествицы». Однако при правильном, то есть смиренном, отношении и это ему не повредило.
Послушание – это не просто долг, обязанность монаха, тем более новоначального. Это то делание, которое защищает и покрывает делателя от множества волнений, суеты и искушений врага. Важно слушаться наставника в силу того, что Бог повелел его слушаться, а не в силу веры в его непогрешимось или святость. В этом отношении в житии Паисия Святогорца есть два очень важных свидетельства.
Во-первых, горячее желание безмолвия, подвига, чрезмерной аскетичности устремляло его на Карули. Он умел прислушиваться к голосу Божиему, подаваемому через обстоятельства жизни, и умел перед лицом Бога не настаивать на своем. Умел слушать, потому что всегда молился, открывая Богу надежду своего сердца, чаяние, желание свое, но исполнение этого желания всегда оставлял на волю Божию. Это и можно назвать упованием. Когда все попытки переместиться на Карули рассыпались, он не унывал, а в конце жизни своей сказал: «Какая же меня ждала беда, если бы я перешел на Карули к отцу Петру. После его кончины остался бы один, без тормозов, бросился бы в аскезу, что бы сделал тогда со мной диавол!» Он уже тогда очень остро понимал опасность беспослушного жития – то, чего сейчас многие ищут. Ведь это удобно, приятно, но именно в нем и гибель, как для монашествующего, так и для немонашествующего подвижника. Ведь оно питает нашу собственную гордыню, а значит, и власть диавола над нами.
Во-вторых, отметим момент жития, когда на чаяния сердца, стремления Паисия Святогорца к безмолвию в пустыне, он, по благословению Пресвятой Богородицы и по послушанию своему священноначалию, был направлен на восстановление монастыря Стомион. Хотя мог бы сказать: «Нет, ни за что, никогда, я же не строитель, я же пришел на Афон, чтобы безмолствовать». Но он смирился и пошел. Хотя и плакал перед Ней, говоря: «Я просил безмолвия, а Ты посылаешь меня в мир». Это он говорил, Той, которая сама хотела одного, а получила совсем другое. И ее послушание изменило мир. Он так и сказал: «Я хотел одного, но у Бога был свой план». Причем этот план был особенный. С одной стороны, Паисий Святогорец обещал Божией Матери, что восстановит монастырь Стомион, если живым останется на войне. Если бы он этого не сделал, совершенство для него было бы невозможным. Пустыню он бы просто не выдержал, потому что остался бы один неисповеданный грех: неисполненный им обет. С другой стороны, в его родном селе появились протестанты и помешать распространению их влияния мог лишь родной и при этом святой жизни человек. На это двоякое служение и определила его Матерь Божия. Он послушался, не погибнув и в миру послужив людям. Смирением, послушанием и служением он подготовил себя к подлинной пустыне.
Оба святых подвижника оказались строителями монастырей: Стомиона и Ильинского скита. Строят они по-разному и в разных условиях, но примерно в одном возрасте. Даже в таких условиях, как у Паисия Святогорца, это не мешает молитве и в целом монашеской жизни. Это не погружает в суету и не разрушает жизнь, главное – расставить приоритеты. У Паисия Святогорца этот эпизод описан подробнее, чем участие Паисия (Величковского) в строительстве Ильинского скита. Важен ритм и готовность включиться в деятельность либо молитвой, либо участием, а не только управлять стройкой как прораб. Паисий Святогорец много времени уделяет и милосердию, и молитве, часто уединяясь и обязательно без оправданий исполняя молитвенное правило. Молитвенный ритм, забота о людях и удерживает человека от суеты даже во время такой круговерти, как стройка. Удерживает и отказ от всяких праздных бесед, чем оба подвижника всегда отличались.
То же самое рассказывает и житие Паисия (Величковского). Когда к нему пришел старец Василий, он говорит: «В настоящее время некоторые, вопреки писаниям отцов, изобрели себе четвертый вид, или чин монашества, строят каждый себе келью, где вздумается. Живут уединенно, предпочитая каждый свою волю, самостоятельно заботясь о средствах существования. По-видимому, они считают, что уподобляются отшельникам. В действительности, являются самочинниками, мешающими своему собственному спасению. Ибо избрали путь жизни не по своей мере и росту. Кто со вниманием посмотрит книгу святого Григория Синаита, тот найдет, что самочинием и называется то уединенное, необщительное самовольное проживание».
И в-третьих, обретение своего пути к Богу. Паисий Святогорец всю жизнь искал безмолвия, но получил его только на Синае в течение двух лет. Поиск Христа и поиск безмолвия привел его к людям, а людей привел к нему. Служение всегда было неотъемлемой частью подвижничества. Готовность слушаться Бога неизбежно делало его служителем людей. Христос на тайной вечери такой образ дал своим ученикам: «Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою» (Мк. 9:35). Так Паисий Святогорец и делал, руководствуясь этим примером.
Каждый должен служить тем даром, который дал ему Бог. Но чтобы иметь возможность исполнения этого служения, нужно сохранить монашеский ритм, как сохранил его Христос, ночь отдавая молитве. Паисий (Величковский), создавая себя на основании святоотеческих книг, неизбежно стал созидать и других. Он ушел в уединение на четыре года, но оно чуть его не раздавило. Все остальное время он провел в служении людям, наставляя, поучая, утешая и раскрывая им то, чему сам научился в опытном прохождении святоотеческого пути. Оба искали отшельничества и Христа, а получили служение людям и созидание других. Паисий (Величковский) созидал монашескую общину, Паисий Святогорец – мирскую жизнь человека, которую знал больше, совершеннее и глубже, чем Паисий (Величковский). Неслучайно он так любил своих родителей, дорожил семьей и в отличие от Паисия (Величковского) много лет своей подвижнической жизни провел в миру. То есть находясь в миру, был подвижником и знал поэтому, как научить других. Для Паисия Святогорца переход от безмолвия к служению проходит просто, без кризиса, как у послушного человека. Для Паисия (Величковского) это происходит только тогда, когда он принял заданный ему тон совместного проживания с братьями в послушании друг другу. Они просто приняли это по послушанию и исполняли всю жизнь только ради Христа, при этом имея навык ночной молитвы и бдения, без чего подобное служение невозможно.
И отдельно хотелось бы сказать о просвещении. Один переписывает книги, другой нет. Но оба их читают, оба делают выписки. Это необходимо для каждого, кто наставляет себя, а тем более каждому, кому придется наставлять других, если он пастырь или собирается им быть. Особенно интересны такие заметки у Паисия Святогорца во время жизни в Стомионе. Выписки, цитаты для того чтобы разоблачить учение протестантов. Он выписывает целые листки, своего рода плакаты, которые прибивает над воротами при входе в Стомион. Только так он и смог противостоять протестантам и прекратить их деятельность в родном селении.
Мы принимаем простоту и преподобного Серафима Саровского, и Иоанна Кронштадтского, и Паисия Святогорца, забывая, что все они читали, порой очень много. Отказ от чтения святоотеческого слова – не только эпидемия современности, но и страшная беда для Церкви, которая призвана словом свидетельствовать о Слове. Милосердие и социальное служение не избавляют от необходимости читать, потому что это необходимое условие наставления, даже самого себя.
Сравнивая двух великих подвижников, афонитов, Паисия (Величковского) и Паисия Святогорца, можно сделать главный вывод: даже в самые темные времена и в самых неподходящих условиях любой человек, искренне ищущий Христа и слушающий других, несомненно найдет спасение, и путь, и свет, и истину, и жизнь. И сможет со временем многим послужить. Лишь бы он действительно понял суть, значение и важность послушания.
Иерей Константин Корепанов