Один день в древнерусской школе
Судить о постановке дела образования юношества в допетровской Руси затруднительно из-за скудости достоверных сведений о тогдашней школе. По этому поводу существуют самые разные мнения, от такого, что учение было весьма примитивным; до противоположного: в домонгольской Руси были чуть ли не университеты наподобие Сорбонны. Истина, как водится, где-то в золотой середине, и существенно приблизиться к ней поможет «Азбуковник» – рукописное собрание поучений, стихов, изречений святых отцов, правил поведения как для отрока, так и для обучающего в школе, а также многих других предметов. «Азбуковники» писались разные – в стихах, прозе, помещались там и разделы, посвященные изучаемым в школе предметам. Рукопись, на которую мы ссылаемся в данной статье, была передана для публикации в книге «Чтений в Обществе любителей истории и древностей Российских» преосвященным Афанасием, епископом Саратовским, в 1861 г.
В рукописи не содержится ни азбуки, ни букваря для первоначального обучения. «Азбуковники» представляли руководство как для детей, уже отчасти грамотных, так и для самих учителей, являя собой род педагогического домостроя, тем более интересного исследователям древнерусской педагогики, позволяющего заглянуть в реальный мир старой русской школы.
Древняя педагогика считала необходимым на первый раз показывать себя с той стороны, которая приохотила бы учеников к учению и в то же время вселила бы им в сердца чувство ответственности за леность и нерадение в учебе. В предисловии «Азбуковника» помещен обширный панегирик розге как предмету, способствующему (в порядках тогдашнего образования) поддержанию дисциплины – залога успеха в учении и бодрению ума. Существовала даже целая наука о видах розги.
…Благослави, Боже, оные леса,
Иже розги добрые родят на долгие времена.
Малым детям розга черемховая двулетняя,
Сверстным же березовая к воумлению,
Черемховая же к страхованию учения,
Старым же дубовый жезл в подкрепление.Малому бо без розги не может воумети,
Старый без жезла не может ходити.
Аще ли же без розги из млада возрастается,
Старости не достиг, удобь скончается.
Хотя на самом деле учение не было столь сурово и жестоко, как можно подумать при чтении такого трактата. Содержание поучений «Азбуковника», безусловно, указывает на присутствие у людей той поры твердых религиозно-нравственных принципов: «Да насладится сердце твое беседы моея». По всей книге разбросаны поучения молодому человеку, наставляющие его к тому, как себя вести дома, в училище, в церкви, на улице. Там же можно отыскать описания школьных обычаев и традиций того времени.
Судя по описаниям «Азбуковника», училища располагались в домах-школах. В «Стоглаве» же было установлено, что училища должны быть только в домах у священников, получивших от своего епископа разрешение на заведение школы. Важное свидетельство мы находим в «Азбуковнике» и о том, насколько было возможно получить образование людям разных сословий. Читая поучения юношам и наставления родителям их, находим пожелание последним отдавать своих детей в школы всем без исключения, будь родители простые хлебопашцы: «Сего ради глаголю и глаголя не престану и людям благочестивым во услышание, всякого чина и сана, славным и худородным, богатым и убогим, даже последним земледельцам, да свои дети на таковые славословия всесильного Бога и благоразумное учение ведут, не оскорбляйтеся убо ниже печаль си имеют о невежествующих и грубородных отроков, но и сих удобь отдавайте». Конечно, это было только благое пожелание, и не у каждого, далеко не у каждого, существовала такая возможность, но совершенно ясно, что иных препонов не было, образование не было чьей бы то ни было привилегией, и учиться в таких школах могли все дети из разных сословий. День ученика был подробно разобран и описан «Азбуковником», и дети наизусть разучивали этот распорядок дня, тренируясь заодно в чтении:
В дому своем, ото сна восстань, умыйся,
Прилучившимся плата краем добре утрися,
В поклонение святым образам приложися,
Отцу, матери низко поклонимся.
В школу тщательно иди и товарища веди,
В школу с молитвой входи…
Учение начиналось с утра. Ученики, придя в училище, сразу же по приходе докладывали учителю заданный накануне урок. Ответив по очереди, принимались за учение новых уроков, и продолжались эти занятия до «вечернего песнопения». Собравшиеся для учения начинали учебный день общей молитвой за успех учения, при этом соблюдались следующие требования: «Молитвы ваши со умеренным гласом купно бывают, кричания же и верескания пользы к учению отнюдь не подают».
После молитв ученики рассаживались за столами, причем каждый садился на то место, которое указал ему учитель в самом начале обучения. Во время занятий соблюдалось правило: «Малые в вас и велицие – вси равны». Столы и лавки были длинные, общие, и потому, садясь рядком: «Не потесняй место ближнего своего… тесно друг к другу не содитеся, коленями и ладонями не присвояйтися… дано тебе учителем кои место, тут житие твое и будет вместно, другого места не восхищай, товарищей своих не утесняй…»
В «Азбуковнике» отдельная глава-стих посвящена книгам и тому, как с ними надлежит обращаться. Книги тогда были истинной драгоценностью, и ученики зубрили их наизусть: «Книги ваши добре храните… Книги к старосте в соблюдении с молитвой приноси, такоже и заутро, принимая, с поклонением относите. Книги своя не вельми разгибайте, листочков в них туне не пригибайте; книг на сидалищном месте не оставляйте, книг аще кто не бережет, таковый души своей не стережет».
Запрещалось даже руки класть на книги: «Руки свои храните от краждения и на книги ваши кладенья».
Интересная черта тогдашней школы – ее некоторая закрытость от внешнего мира. Ученикам строжайше запрещалось пересказывать вне школы то, что говорилось и делалось в ней «семейным образом»:
В школу добрую речь вноси,
Из нея же словесного сору не износи.
В дом отходя, школьных бытностей не кажи,
Сему и всякому товарищу накажи.
Следующим пунктом «Азбуковник» трактует хозяйственные заботы в училище. Помещение школы освещалось, скорее всего, лучиной, вставленной в светец, а учились с темного утра до темного же вечера. Сколько лучин сжигали! И забота о сосудах с водою, внос их и вынос стоялой воды. Это было очень важным делом.
Сосуд воды, прилучившийся в школе, ставьте и кладите тихо,
Да небрежения ради будет вам малое лихо,
Сосуд воды свежия в школу приносите,
Лохань же с настойной водой вон износите.
Стол и лавки чисто вами да моются,
Да приходяща в школу не гнусно видется.
Сим бо познается ваша личная лепота,
Аще у вас в школе будет чистота!
В стенах школы строго запрещалось шуметь и кричать, шапки по приходе надо было класть на «грядку», также класс подметать каждый день и топить по очереди печи в школе. Очередность устанавливал один из старост.
Школу нагревайте и метите каждодневно,
Старосте к тому наряжать поочередно:
Школу кто нагревает,
Той и все в ней пристрояет.
Школу кто хощет нагревати,
Всякое дело с молитвы начинати.
Школы двери и окна напрасно не открывайте
И паче тепло в ней сберегайте…
Ученики всячески предостерегались от воровства друг у друга, от неприличного обращения с «дружиной», то есть с товарищами. Сказав о наказании розгами учеников в начале статьи, мы, пожалуй, скажем о еще одной форме наказания – не столь крайней – оставлять учеников без «отпуста».
Егда урока данного не учил,
Таковый отпуста из школы
свободного не получил…
Фискальство не поощрялось, товарищество в училищах считалось делом похвальным и благородным, наушничать и подличать мало кто решался. Если бы это было иначе, в «Азбуковнике» непременно появился бы стишок, воспевающий фискальство.
Мы уже неоднократно в своем рассказе упоминали о старостах, игравших в училище важную роль: без их разрешения ни попить, ни выйти нельзя было из класса. «Азбуковник» повествует, что выбирались они из лучших учеников, но при этом учитель смотрел, какого они поведения: не пристрастны ли, не чванливы, не злопамятны ли, не вздорны ли. Обычно учитель назначал трех старост, и «Азбуковник», сбиваясь на стихи, так это описывает:
Трех старост вам устрою,
Каждому особое прищение установлю…
Тии должны суть: един книги принимать и отдавать,
Другой недостатки воды досмотрети и пить отпускати,
Третий нужд ради на двор отпускати…
На этих доверенных лиц учитель смело оставлял школьников, отлучаясь из училища, они же порою и уроки спрашивали и во всем были доверенными помощниками учителя.
Правила тогдашних училищ строго следили за религиозным направлением ученика, и училищная дисциплина была тесно связана с учением о вере, уважении догматов Православной Церкви. Хождение в церковь для слушания Божественной Литургии вменено было в обязанности учеников и нерадение на этом поприще наказывалось строже даже, чем у взрослых, ибо хождение в церковь: «Се бо есть ваше детское в школе учащихся дело, паче же совершенных в возрасте».
Ученики должны были обязательно ходить в храм не только в воскресные и праздничные дни, но и ежедневно. Благовест извещал окончание учебного дня и время вечерней службы. Школьники испрашивались старостами и учителем о выученном за день, а потом: «Егда отпущены будите, все восстаньте и книги свои книгохранителю вдаше, умеренным возглашением вси купно и единогласно воспойте молитву Преподобного Симеона Богоприимца: «Ныне отпущаеши раба Твоего», вследно: «Пресвятая Присно Дево…»
Этим обычно и кончался учебный день школьника прежних времен. Конечно, у них был днем и перерыв в занятиях. Судить о его наличии можно хотя бы потому, что учитель обязан был своим ученикам читать поучения и «полезные писания» во время «хлебоядения» и полдневного от учения «престания».
Но вот прочитаны молитвы, и ученики отпущены к вечерней службе, напоследок учитель их наставлял, чтобы они вели себя в церкви прилично, его и себя не позорили, ибо всем известно, что они – ученики школы:
Звон церковный к вечернему пению егда слышати,
Учение оставляши, усердно тамо поспешате,
Знаеши тамо всем кротким стояньем бывайте,
Понеже все знают, яко в школе пребываете.
Правила поведения трактовали не только поведение в церкви, но и как надлежит себя вести в иных местах: «Егда учитель отпустит вас в подобное время, со всем смирением до дому своего идите: шуток, кощунств, пиханий, биений, резвого бегания, камневержений и всяких неподобных детских грешений да не водворятся в вас…» Ученикам также не рекомендовалось без дела ходить по улицам, и особенно в тех местах, где собирался народ по какому-либо зрелищному случаю:
На обретающихся позорище (зрелище) отнюдь не ходите,
Но паче в домы своя со смирением идите.
В воскресные и праздничные дни ученики тоже приходили в училище, но не для того, чтобы учиться, а для того, чтобы послушать поучения учителя в ожидании, когда придет время идти на литургию.
Есть в «Азбуковнике» специальный раздел, поясняющий, как следует поступать с неуспевающими учениками: с неспособными советовалось чаще читать жития святых, особенно жития преподобных Сергия Радонежского и Александра Свирского, у которых с учебой тоже поначалу не ладилось, но по усердной их молитве о вспомоществовании в одолении книжной премудрости дано им было.
Последний раздел, касавшийся школьных порядков, – жалование учителя. Содержали учителя и его семью родители учеников:
Честь достойную учителю воздайте
И от своих домов брашна и пития ему приношайте.
Оплата взималась по договоренности, отчасти натурой, отчасти деньгами. Приношение съестных припасов перед праздником было школьным обычаем, записанным в правила. Иногда учитель писал родителям учеников, могших дать дополнительные деньги или припасы. В «Азбуковнике» приводятся стандартные заготовки таких писем: после обращения к адресату следовало: «Бьет челом и плачется работничишко твой… Поимей благоутробие твое ко мне, работничишку, Господа Бога ради и благоцветущая отрасли твоего благодатного древа, единородного своего и любимого сына и прилежного ради божественного учения, благоцветущей отрасли твоей наущения, а тебе, государю, на душевное утишение: пожалуй работника твоего, на школьное строение мне и семейству моему на пропитание…»
Когда ученики училища, по мнению учителя, уже были достаточно подготовлены, им начинали преподавать семь «свободных художеств»: грамматику, диалектику, риторику, музыку, под которой подразумевалось церковное пение, арифметику и геометрию (бывшую в те времена совсем не тем предметом, какой знаем мы, геометрией тогда называлось «всякое землемерие», и включала она в себя и географию, и космогонию). «Последней по счету, но первой действом» считалась в школе астрономия, или по-славянски «звездознание».
«Азбуковник» был книгой вспомогательной, читавшейся между делом, в подкрепление занятий наряду с другими книгами, в свободное от занятий время, во время «хлебоядения и полуденного от учения пристания». Учение же шло своим чередом, и в урочные часы учили славянскую грамматику, риторику, стихотворное искусство, занимались силлогизмами, со всеми хитростями тогдашнего обучения, изучали целебы, знание которых считалось необходимым для «виршеслогательства», знакомились с «рифмом» из сочинений «досконального казнодея Симеона Полоцкого», узнавали стихотворные меры, «един и десять родов стиха». Учились сочинять сентенции и двустишия, писать приветствия в стихах и прозе. Все это находит отражение на страницах «Азбуковника».
Ценность же рукописного «Азбуковника» для нас состоит именно в том множественном смешении предметов, не имевших узкой замкнутости на одном из них. Это разнообразие позволяет с любопытством и почтением узнать, как наши предки когда-то постигали науки, правила благочестия и воспитывались в вере и страхе Божием, столь легкомысленно отставленных за якобы ненадобностью светской школой.
В «Азбуковнике» есть тот сладостный вкус исторической подлинности, который ощущается лучше, чем осознается, словно рассказываемое есть часть твоей жизни, тобою когда-то прожитой. И тем яснее становится, сколь близки нам наши предки, а мы так недалеки от них, связанные воедино родом, верой, отечеством.
Валерий Ярхо