Новолетие в России за последние 500 лет изрядно покочевало по календарному кругу, почтив своим присутствием почти все времена года.
Длительное время новолетие в нашем календаре, причем уже в христианскую эпоху, было весенним, мартовским. И надо сказать, что Россия не была в этом смысле исключением, ибо первый весенний месяц, именуемый ныне мартом, искони почитался у многих народов священным. Это естественно, ибо весна – это пора пробуждения плодоносных сил.
В глубокой древности календарь наших предков охватывал лишь «живую» часть года, «лето» в широком смысле слова – от времени подготовки к севу до полного сбора урожая. Год этот, по словам академика Бориса Рыбакова, продолжался около десяти месяцев. Остальное время для крестьянина как бы не существовало.
Новолетие – это начало нового «летования», бытийствования. Это, по слову поэта, «утро года», как бы пробуждение после зимней спячки, как бы новое рождение – «воз-рождение».
Но у весеннего новолетия не только природное оправдание, но и священное, сакральное. Наша древняя богослужебная книга – Следованная Псалтирь – исповедует этот же принцип первенства и священности марта. В месяцеслове под первым числом марта читаем: «Сей есть первый в месяцех месяц, зане в онь началобытный свет сей видимый и Адам сотворен бысть, и вся тварь его ради, и в рай введен, преслушания же ради изгнан».
Это представление Следованной Псалтири восходит к Библии, где первый весенний месяц нисан также называется «началом месяцей», «первым в месяцех лета»…

После Крещения Руси юлианский календарь пришел к нам в византийском варианте, с сентябрьским началом года. В Греческой Церкви новолетие праздновалось 1 сентября с древнейших времен, как полагают, со времени I Вселенского Собора. Одной из причин тому было то, что 1 сентября 312 г. императором Константином Великим была одержана победа над Максентием, после чего христианам была дарована полная свобода исповедовать свою веру. Однако недавним язычникам руссам было не очень понятно, почему Новый год надо отмечать в сентябре. Никакие теологические и астрономические соображения не могли поколебать эту естественную «весеннюю» психологию насельников Древней Руси. Так старый славянский мартовский год победил. Уже первые русские летописцы считают свои «лета» с весны. Почти пять веков новолетие в России отмечалось 1 марта, в день памяти преподобномученицы Евдокии.
Смена мартовского новолетия на сентябрьское произошла в конце «рокового» ХV столетия. Дело в том, что заимствованные у византийских греков таблицы дат празднования Пасхи обрывались на 1492 г. По принятому на Руси летосчислению «от сотворения мира», это был 7000 год. И хотя воззрения, по которым мир должен прекратить существование по истечении 7000 лет, были осуждены и отвергнуты Церковью еще в V веке, тем не менее, и в Византии, и в России слухи о наступавшем «конце света» принимали прямо-таки панический характер, особенно в связи с приписками в пасхалии на 6999 год: «Зде страх, зде скорбь, аки и в распятии Христове сей круг бысть, сие лето и на конце явилось… в нем же чаем и всемирное Твое Пришествие».
Когда же пасхальные таблицы были продолжены, то годы в новой пасхалии стали считать по греческому образцу – с сентября. Смена новолетия произошла и не без влияния так называемых жидовствующих. Тогдашний митрополит Зосима тайно им покровительствовал, и внедрение осеннего новолетия – явная дань увлечению ветхозаветными догмами, ведь ритуальный год у иудеев начинается в месяце тешри, который по большей части совпадает с сентябрем.
Насколько можно судить, не все одобряли это нововведение. Отзвук недовольства – имевшее сравнительно большое хождение в то время аллегорическое изображение времен года. Так, в одной рукописи XV века, переписанной рукою «худого в инецех священноинока Досифея», известного книжника и грамотея, течение времен года соотнесено с четырьмя возрастами жизни человеческой. В соответствии с этим толкованием, весна есть юность, лето – «муж совершен», осень – старость, зима же – болезнь и смерть, или «скончание животу», как говорится в рукописи. Рукопись эта, переписанная для Соловецкого монастыря при архиепископе Новгородском Геннадии, помечена 1493 г., это самое начало реформы новолетия. Архиепископ Геннадий был ревностным борцом против ереси «жидовствующих». Смысл аллегории, в общем, прозрачен: справлять новолетие – годовой праздник возрождения – осенью, то есть в пору «старости года», противно и здравому смыслу, и самой природе.
Как бы там ни было, в течение XVI–XVII веков сентябрьское новолетие довольно прочно утверждается в церковной, а также в светской хронологии. К нему приспособлен народный быт, народный месяцеслов. Этому в значительной степени способствовал знаменитый церковный чин «летопроводства», который совершался в Кремле на Ивановской площади 1 сентября, в день памяти преподобного Симеона Столпника. В Москве, да и повсеместно в России, он появляется с начала XVII века, причем всегда «вне монастыря или пред церковью, провождения ради лета», как говорится в одной богослужебной книге, то есть непременно вне церковного здания, так сказать, на природе, ибо церковное благословение касалось не только людей, но и всего миропорядка, в том числе и природного круговорота дней и месяцев. Чин летопроводства, называемый также «действом нового лета» или «действом летоначатца», совершался после утрени, в четвертом часу дня, то есть в десять часов утра по современному счету.

Это было грандиозное действо, напоминающее народную мистерию. По свидетельству современника, на Ивановской площади в Кремле в первосентябрьское утро для участия в молебном пении собиралось до 30 тыс. человек.
Судьба этого замечательного «чина летопроводства», как и других самобытных чинов Русской Церкви, в эпоху Петра I была трагичной. В первый же год после своего приезда из-за границы Петр превратил церковное новолетие в светский раут. Обряженный в европейское платье, царь поднимал тост за тостом, причем каждый заздравный кубок сопровождался выстрелом из 25 орудий. В следующий, 1699 год Петр запретил 1 сентября справлять «действо летопроводства», а 15 декабря барабанный бой на Красной площади возвестил начало новой эры – январского новолетия. С высокого помоста царский дьяк громко прочитал указ о том, что царь Петр Алексеевич «ради лучшего согласия с народами европейскими в контрактах и трактатах» повелел впредь по примеру европейских стран «лета исчисляти в приказах и во всех делех и крепостях писать с 1 генваря, после Рождества Христова осмь дней спустя». Далее в императорском указе говорилось, что с будущего 1 января «настанет новый, 1700 год от Рождества Христова, купно и новый столетний век».
Утром 1 января Москва огласилась торжественным колокольным звоном всех «сорока сороков». По улицам шло войско со знаменами, барабанным боем и музыкой. По окончании молебствия при возглашении многолетий вместе с колокольным звоном раздался гром пушечных и ружейных выстрелов. Царь с «приятной лаской принимал поздравления, а потом угостил всех знатных особ»… А для народа перед дворцом и у трех кремлевских врат были расставлены «различные ества», а также чаны с вином и пивом, дабы, как простодушно замечает известный жизнеописатель Петра I И.И. Голиков, «отвлечь народ от всяких других развратных толкований».
В первые годы после этой календарной реформы таких «развратных толкований» было более чем достаточно. Петр, как бы предчувствуя грядущие кривотолки, добавил: «А буде кто похощет писать и от сотворения мира, и им писать оба лета – от сотворения мира и от Рождества Христова – сряду свободно».
Русские книжники сразу заметили, что увлекавшийся всем «латиньским» император пытался внести в русскую жизнь нечто дотоле неслыханное. По счету лет, так называемому александрийскому (5500 «от сотворения мира»), с 1 сентября 1699 года начинался 7208 год. В месяцеслове Следованной Псалтири под 25 декабря сказано: «Родися Господь наш Иисус Христос от Пресвятой Девы Марии непреложно, непостижно и несказанно в лето 42-е Августа кесаря, единовластеля тогда по вселенней, в лето от создания мира 5500». Простая арифметическая операция (7208–5500–1708) показывала, что от Рождества Христова шел, согласно александрийскому счету, 1708 год, а отнюдь не 1700-й. Но александрийский счет был не единственным счетом лет от «сотворения мира». Наряду с ним существовал еще так называемый константинопольский, или древнерусский, счет – 5508 лет «от сотворения мира». Постепенно он вытеснил александрийский, став более распространенным. По этому последнему счету был именно (7208–5508) 1700-й год.
Однако русские книжники, придерживавшиеся александрийского счета, после того как Петр I объявил о введении новолетия, с января стали указывать на связанные с этим, по их мнению, ошибки. Так, в духе идей европейской секуляризации церковное новолетие было «разведено» Петром I с гражданским и «чин летопроводства», зиждившийся на идее симфонии властей – церковной и гражданской, естественно, утрачивал значение и был оставлен.
От бывшего некогда пышного всенародного моления сохранилось скромное церковное новолетие – «начало индикта», которое по-прежнему отмечается 1 сентября по старому стилю, в день памяти преподобного Симеона Столпника.
Календарная реформа, начавшаяся в России при Петре, была в известной мере отражением таковой же на Западе – особенно в протестантских странах. Дело в том, что именно в 1700 г. в Норвегии, Дании и Германии власти тоже провели эту календарную реформу.
Лютеране тех стран, до того не признававшие григорианской реформы календаря, осуществленной католиками в 1582 г., в 1700 г. все же приняли ее и перевели свои месяцесловы на так называемый новый – григорианский – стиль. Во всех этих странах после 18 февраля 1700 г. наступило 1 марта, ибо разрыв между старым и новым календарным стилями был тогда 11 дней. Так что Петр в своей реформе, как и во многом другом, подражал Западу. Но внедрить григорианский календарь в России он не решился. Заменена была только дата новолетия – гражданский Новый год стал начинаться с 1 января.
Геннадий Могилевцев