18 апреля отмечается День победы русских воинов князя Александра Невского над немецкими рыцарями на Чудском озере в 1242 году – Ледовое побоище. Святой благоверный князь Александр Невский издавна особо почитаем русскими людьми. Полководец и дипломат, великий государственный деятель Руси XIII века – таким он вошел в отечественную историю. Множество храмов было посвящено великому князю в России. Многие замечательные деятели русской культуры увековечили образ святого князя.
Николай Костомаров (1817–1885), историк, публицист, общественный деятель:
«XIII век был периодом самого ужасного потрясения для Руси. С востока на нее нахлынули монголы с бесчисленными полчищами покоренных татарских племен, разорили, обезлюдили большую часть Руси и поработили остаток народонаселения; с северо-запада угрожало ей немецкое племя под знаменем западного католичества. Задачею отечественного политического деятеля того времени было поставить Русь по возможности в такие отношения к разным врагам, при которых она могла бы удержать свое существование. Человек, который принял на себя эту задачу и положил твердое основание на будущие времена дальнейшему исполнению этой задачи, по справедливости может назваться истинным представителем своего века. Таким является в русской истории князь Александр Ярославич Невский.
Отрочество и юность его большею частью протекли в Новгороде. Отец его Ярослав всю жизнь то ссорился с новгородцами, то опять ладил с ними. Несколько раз новгородцы прогоняли его за крутой нрав и насилие и несколько раз приглашали снова, как бы не в состоянии обойтись без него. Князь Александр уже в молодых летах подвергался тому же вместе с отцом… С 1236 года начинается его самобытная деятельность. Отец его Ярослав уехал в Киев; Александр посажен был князем в Великом Новгороде… Вскоре важный подвиг предстоял ему».
Николай Карамзин (1766–1826), историк, литератор:
«Сила Батыева несравненно превосходила нашу и была единственною причиною его успехов. Напрасно новые историки говорят о превосходстве моголов в ратном деле: древние россияне, в течение многих веков воюя или с иноплеменниками, или с единоземцами, не уступали как в мужестве, так и в искусстве истреблять людей ни одному из тогдашних европейских народов. Но дружины князей и города не хотели соединиться, действовали особенно и весьма естественным образом не могли устоять против полумиллиона Батыева: ибо сей завоеватель беспрестанно умножал рать свою, присоединяя к ней побежденных. Еще Европа не ведала искусства огнестрельного, и неравенство в числе воинов было тем решительнее. Батый предводительствовал целым вооруженным народом: в России жители сельские совсем не участвовали в войне, ибо плодами их мирного трудолюбия питалось государство, и казна обогащалась. Земледельцы, не имея оружия, гибли от мечей татарских как беззащитные жертвы: малочисленные же ратники наши могли искать в битвах одной славы и смерти, а не победы. Один Новгород остался цел и невредим, благословляя милость Небесную и счастие своего юного князя, Александра Ярославича, одаренного необыкновенным разумом, мужеством, красотою величественною и крепкими мышцами Самсона. Народ смотрел на него с любовию и почтением; приятный голос сего Князя гремел как труба на Вечах. Во дни общих бедствий России возникла слава Александрова.
Ливонские рыцари, финны и шведы были неприятелями Новагорода… Король шведский, досадуя на Россиян за частые опустошения Финляндии, послал зятя своего, Биргера, на ладиях в Неву, к устью Ижеры, с великим числом шведов, норвежцев, финнов. Сей вождь опытный, дотоле счастливый, думал завоевать Ладогу, самый Новгород и велел надменно сказать Александру: «Ратоборствуй со мною, если смеешь; я стою уже в земле твоей». Александр не изъявил ни страха, ни гордости послам шведским, но спешил собрать войско; молился с усердием в Софийской церкви, принял благословение архиепископа Спиридона, отер на праге слезы умиления сердечного и, вышедши к своей малочисленной дружине, с веселым лицем, сказал: «Нас не много, а враг силен; но Бог не в силе, а в правде: идите с вашим князем!» Он не имел времени ждать помощи от Ярослава, отца своего; самые новогородские воины не успели все собраться под знамена: Александр выступил в поле и 15 июля 1240 года приблизился к берегам Невы, где стояли шведы. Там встретил его знатный ижерянин, Пелгуй, начальник приморской стражи, с известием о силе и движениях неприятеля.
Здесь современный летописец рассказывает чудо. Ижеряне, подданные новогородцев, большею частию жили еще в идолопоклонстве; по Пелгуй был христианин, и весьма усердный. Ожидая Александра, он провел ночь на берегу Финского залива во бдении и молитве. Мрак исчез, и солнце озарило необозримую поверхность тихого моря; вдруг раздался шум: Пелгуй содрогнулся и видит на море легкую ладию, гребцев, одеянных мглою, и двух лучезарных витязей в ризах червленых. Сии витязи совершенно походили на святых мучеников Бориса и Глеба, как они изображались на иконах, и Пелгуй слышал голос старшего из них: «Поможем родственнику нашему Александру!» По крайней мере, так он сказывал князю о своем видении и предзнаменовании столь счастливом; но Александр запретил ему говорить о том и, как молния, устремился на шведов. Внезапность, быстрота удара привела их в замешательство. Князь и дружина оказали редкое мужество. Александр собственным копием возложил печать на лице Биргера… Темная ночь спасла остатки шведов. Они не хотели ждать утра: нагрузили две шнеки телами чиновников, зарыли прочих в яму и спешили удалиться. Главный воевода их, Спиридон, и епископ, по рассказам пленников, находились в числе убитых. Урон с нашей стороны был едва заметен, и сия достопамятная битва, обрадовав тогда все наше горестное Отечество, дала Александру славное прозвание Невского. Обстоятельства ее тем для нас любопытнее, что летописец, служа сему князю, слышал их от него самого и других очевидцев.
Рыцари ливонские не помогали шведам, однако ж старались вредить Новугороду. Ярослав, сын Владимира Псковского, в 1233 году сосланный в область Суздальскую, получил свободу, жил тогда у немцев в Эстонии и питал их ненависть к россиянам. Во Пскове были также некоторые изменники – чиновник Твердило и другие – склонявшие рыцарей овладеть сим городом. Обнадеженные ими в верном успехе, Немцы собрали войско в Оденне, Дерпте, Феллине и с Князем Ярославом Владимировичем взяли Изборск. Псковитяне сразились с ними; но, претерпев великий урон и желая спасти город, зажженный неприятелем, должны были согласиться на мир постыдный. Рыцари хотели аманатов (заложников. – Ред.): знатнейшие люди представили им своих детей, и гнусный изменник, Твердило, начал господствовать во Пскове, деляся властию с немцами, грабя села Новогородские. Многие добрые псковитяне ушли с семействами к Александру и требовали его защиты. К несчастию, сей князь имел тогда распрю с новогородцами: досадуя на их неблагодарность, он уехал к отцу в Переславль Залесский, с материю, супругою и всем двором.
Между тем немцы вступили в область Новогородскую, обложили данию вожан и построили крепость на берегу Финского залива, в Копорье, чтобы утвердить свое господство в нынешнем Ораниенбаумском уезде; взяли на границах Эстонии российской городок Тесов и грабили наших купцев верст за 30 до Новагорода, где чиновники дремали или тратили время в личных ссорах. Народ, видя беду, требовал себе защитника от Ярослава Всеволодовича и признал второго сына его, Андрея, своим князем; но зло не миновалось. Литва, немцы, Чудь опустошали берега Луги, уводили скот, лошадей, и земледельцы не могли обрабатывать полей. Надлежало прибегнуть к герою Невскому: архиепископ со многими боярами отправился к Александру, убеждал, молил князя и склонил его забыть вину Новагорода.
Александр прибыл, и все переменилось. Немедленно собралось войско: новогородцы, ладожане, корелы, ижерцы весело шли под его знаменами к Финскому заливу; взяли Копорье и пленили многих немцев. Александр освободил некоторых; но Вожане и Чудские изменники, служившие неприятелю, в страх другим были повешены.
Знаменитая отчизна святой Ольги также скоро, в 1242 году, избавилась от власти предателя Твердила и чужеземцев. Александр завоевал Псков, возвратил ему независимость и прислал в Новгород скованных Немцев и Чудь. Летописец ливонский сказывает, что 70 мужественных рыцарей положили там свои головы и что князь новогородский, пленив шесть чиновников, велел умертвить их. Победитель вошел в Ливонию, и, когда воины наши рассеялись для собрания съестных припасов, неприятель разбил малочисленный передовой отряд Новогородский. Тут Александр оказал искусство благоразумного военачальника: зная силу немцев, отступил назад, искал выгодного места и стал на Чудском озере. Еще зима продолжалась тогда в апреле месяце, и войско могло безопасно действовать на твердом льду. Немцы острою колонною врезались в наши ряды, но мужественный князь, ударив на неприятелей с боку, замешал их, сломил, истреблял немцев и гнал Чудь до самого темного вечера. 400 рыцарей пали от наших мечей; 50 были взяты в плен, и в том числе один, который в надменности своей хотел пленить самого Александра; тела Чуди лежали на семи верстах. Изумленный сим бедствием, магистр Ордена с трепетом ожидал Александра под стенами Риги и спешил отправить посольство в Данию, моля короля спасти Рижскую Богоматерь от неверных, жестоких россиян; но храбрый князь, довольный ужасом немцев, вложил меч в ножны и возвратился в город Псков. Немецкие пленники, потупив глаза в землю, шли в своей рыцарской одежде за нашими всадниками. Духовенство встретило героя со крестами и с песнями священными, славя Бога и Александра; народ стремился к нему толпами, именуя его отцем и спасителем. Счастливый делом своим и радостию общею, сей добрый князь пролил слезы и с чувствительностию сказал гражданам: «О псковитяне! Если забудете Александра, если самые отдаленные потомки мои не найдут у вас верного пристанища в злополучии, то вы будете примером неблагодарности!» Новогородцы радовались не менее псковитян, и скоро послы Ордена заключили с ним мир, разменялись пленными и возвратили псковских аманатов, отказавшись не только от Луги и Водской области, но уступив Александру и знатную часть Летгаллии».
Владимир Пашуто (1918–1983), историк:
«В 1245 году отец Александра Невского, великий князь Ярослав Всеволодович, отправился в центр Орды, Каракорум, за ярлыком на великое княжение. Эта дипломатическая поездка окончилась трагически: ханша Туракина не допустила утверждения Ярослава главой Руси. Она отравила владимирского князя. Александр, похоронив отца в Успенском соборе во Владимире, в 1249 году вместе с братом Андреем отправился в Каракорум. Тяжелыми были переговоры с ханшей Огул-Гамиш. Любой неверный шаг мог стоить молодым князьям жизни…
Русскому православному князю всегда было не по себе в столице идолопоклонников. Во дворе стояли войлочные болваны с выпуклыми сосками – символы плодородия скота. Тут же бродил священный козел.
Монголы поклонялись солнцу, луне, воде, земле. При ханском дворе в почете прорицатели-шаманы. Главный из них и жрец, и врач. Шаман ведал повозками с идолами, кое-что смыслил в движении светил, умел предсказывать затмения солнца и луны. Без совета прорицателей ханы не начинали войн.
Только в Орде можно было увидеть такое смешение утонченной роскоши и примитивного быта, такую напыщенную чопорность и откровенное невежество правителей, такую путаницу и упадок вер. Священнослужители разных стран света – от идолопоклонников до несториан, мусульман, католиков и православных – тоже томятся при дворе. Ханы из суеверия поручают жрецам всех вероисповеданий молиться за свою семью. И те молятся, неотступно следуя за двором…
Трудно было вести дела в такой столице, хотя русские имели и опыт, и мужество. Результат переговоров оказался неожиданным и вполне отвечал характеру недоверчивой ханши: она поопасилась признать Александра правителем всей Руси, как этого желал Батый.
По ее воле власть над Киевом и всей Русью была отделена от великокняжеского титула Владимиро-Суздальской Руси: «И приказаша Олександрови Кыев и всю Руськую землю, а Андрей седе в Володимери на столе». Решение ханши лишало владимирского стола Святослава Всеволодовича, уже признанного Батыем. Она утвердила Александра князем всея Руси, а его младшего брата Андрея – великим князем Владимиро-Суздальским.
Возвращаясь домой, братья, вероятно, ломали голову над этим коварным решением: в руках Александра власть над Русью – Новгородом и Киевом, не считая наследственно удержанных Переславля и Дмитрова, и, следовательно, Андрей ему подчинен. Но Новгород фактически зависит от Владимиро-Суздальской земли, а потому и Александр – вассал Андрея. Решение ханши должно не только рассорить братьев, но и вызвать против них гнев Батыя. Завязался заколдованный узел, который предстояло разрубить, – весь вопрос чем: татарской саблей, русским мечом или, может быть, мечом святого Петра?
После трехлетнего отсутствия Александр окунулся в привычную, хлопотливую жизнь новгородского князя. Они с митрополитом Киевским Кириллом торжественно ставят в местные архиепископы Далмата. Началось сотрудничество Александра с Церковью; ради этого он заметно смягчил к ней отношение княжеской власти.
Отец его, Ярослав, открыто посягал на церковные земли. Не зря Даниил Заточник, славословя князя, обличал тех церковников, что «обидят села и домы славных мира сего, яко псы ласкосердные… святительский имея на себе сан, а обычаем похабен».
Александр был осторожнее. Во всяком случае, в Житие Александра митрополит Кирилл внес слова о том, что он «митрополита же и епископы чтяше и послушааше их, аки Самого Христа».
Словом, Александр не просто христианский князь, он деятельно поддерживал Церковь и вкладами, и политически. Приехав как-то в Ростов, он, что особо отмечено в летописи, не только «целова крест честный и кланяся епископу» ростовскому Кириллу II, но и сказал: «Отче святый, твоею молитвою и тамо в Новьгороде ехал есмь здоров и семо приехал есмь твоею молитвою здоров».
И Александр, отойдя от отцовского своеволия, жаловал Церкви десятины в городах, расширял права церковного суда, давал средства на увеличение клира, заказывал переписчикам духовные книги и передавал их Церкви.
В четырех километрах к северу от Переславля он основал Александро-Борисоглебский монастырь. И хотя землей наделил его скупо, тем не менее, позднее владимирский епископ Иаков ставил Александра в пример одному из его сыновей: «Вижь, сыну князь, како ти были велиции князи, твои прадеды и деды, и отец твой великий князь Олександр – украсили Церковь Божию клирошаны и книгами и богатили домы великими десятинами по всем градам и суды церковными».
…И первый шаг к канонизации крестителя Руси Владимира Святославича сделан именно при Александре.
Ведь возвеличению князя Владимира, отвоевавшего право на крещение у Византийской империи, противилась Византийская патриархия, это умаляло ее роль. После падения Константинополя положение изменилось – новой византийской столице, Никее, было не до святости Владимира. И когда Александр одержал победу на Неве в день смерти Владимира, то и князь, и Церковь могли использовать это совпадение для установления хотя бы местного, в Новгороде или во Владимире, его почитания и празднования.
Поддержка церковных иерархов еще не раз понадобится Александру и при решении вопросов внутренней политики: Церковь со всей моральной силой проповеди и грозой отлучения будет на его стороне в столкновениях с другими князьями и с боярами Новгорода и Пскова. Не случайно даже в новгородской владычной летописи, писанной для местного правящего боярства, нет враждебных Александру высказываний, хотя в новгородских юридических актах их немало…
На избранном пути Александр столкнулся с противодействием других, наиболее крупных князей, притом родных братьев.
Не было единства в суздальской княжеской семье. Ханша Огул-Гамиш могла быть довольна: запутанное вассальное соперничество Андрея с Александром осложнялось давней борьбой между суздальскими и галицко-волынскими князьями и боярами из-за Киева. К этому добавились и решительные расхождения во внешней политике.
Противниками согласия с Ордой, а значит, сторонниками борьбы против нее были братья Александра – владимирский великий князь Андрей (он правил и в Суздале) и тверской князь Ярослав, вступившие в союз с галицко-волынским Даниилом Романовичем. Между дворами Владимира, Твери и Галича завязались деятельные переговоры.
Вскоре от всего пережитого Александр заболел – «бысть болезнь тяжка князю Олександру».
Церковь учила, что «недуг весь рожжается в телеси человечи в кручине, кручина же происходит от излишнего пития и ядения и спания и женоложья, иже без времени и без меры». Слишком было бы просто избавиться от такой кручины. Муки душевной так легко не избыть. Предстояло принять решение – идти вместе с родными братьями или силой убрать их с пути. Это всегда осуждала церковь со времен вероломно убитых в XI веке князей Бориса и Глеба, и этим всегда пренебрегали те, кто вершил политику, – и отец Ярослав, и Андрей Боголюбский… Но теперь в распрю вмешается и Орда…
В конце концов, еще молодой (ему был 31 год) князь выздоровел, как сообщил летописец, «Бог помиловал его»…
Николай Карамзин:
«Александр Невский, по возвращении своем во Владимир, терпеливо сносил бремя жестокой зависимости, которое более и более отягощало народ. Господство моголов в России открыло туда путь многим купцам бесерменским, харазским или хивинским, издревле опытным в торговле и хитростях корыстолюбия: сии люди откупали у татар дань наших княжений, брали неумеренные росты с бедных людей, и в случае неплатежа объявляя должников своими рабами, отводили их в неволю. В 1262 году жители Владимира, Суздаля, Ростова вышли наконец из терпения и единодушно восстали, при звуке вечевых колоколов, на сих злых лихоимцев: некоторых убили, а прочих выгнали…
Сии происшествия должны были иметь следствие весьма несчастное: россияне, наказав лихоимцев харазских, озлобили татар, их покровителей. Правительство не могло или не хотело удержать народа: то и другое обвиняло Александра в глазах хановых, и великий князь решился ехать в Орду с оправданием и с дарами…
Александр нашел хана Берку в Волжском городе Сарае. Сей Батыев преемник любил искусства и науки; ласкал ученых, художников; украсил новыми зданиями свою Капчакскую столицу и позволил россиянам, в ней обитавшим, свободно отправлять христианское богослужение, так что митрополит Кирилл (в 1261 году) учредил для них особенную епархию под именем Сарской, с коею соединили после епископию южного Переяславля. Великий князь успел в своем деле, оправдав изгнание бесерменов из городов суздальских. Хан согласился также не требовать от нас войска, но продержал Невского в Орде всю зиму и лето.
Осенью 1263 года Александр, уже слабый здоровьем, возвратился в Нижний Новгород, и, приехав оттуда в Городец, занемог тяжкою болезнию, которая пресекла его жизнь 14 ноября. Истощив силы душевные и телесные в ревностном служении Отечеству, пред концем своим он думал уже единственно о Боге: постригся, принял схиму и, слыша горестный плач вокруг себя, тихим голосом, но еще с изъявлением нежной чувствительности сказал добрым слугам: «Удалитесь и не сокрушайте души моей жалостию!» Они все готовы были лечь с ним во гроб, любив его всегда – по собственному выражению одного из них – гораздо более, нежели отца родного. Митрополит Кирилл жил тогда во Владимире: сведав о кончине великого князя, он в собрании духовенства воскликнул: «Солнце Отечества закатилось!» Никто не понял сей речи. Митрополит долго безмолвствовал, залился слезами и сказал: «Не стало Александра!» Все оцепенели от ужаса: ибо Невский казался необходимым для государства и по летам своим мог бы жить еще долгое время. Духовенство, бояре, народ в глубокой скорби повторяли одно слово: «Погибаем!» Тело великого князя уже везли в столицу: несмотря на жестокий зимний холод, митрополит, князья, все жители Владимира шли на встречу ко гробу до Боголюбова: не было человека, который бы не плакал и не рыдал; всякому хотелось облобызать мертвого и сказать ему, как живому, чего Россия в нем лишилась. Что может прибавить суд историка, в похвалу Александра, к сему простому описанию народной горести, основанному на известиях очевидцев? Добрые россияне включили Невского в лик своих Ангелов Хранителей, и в течение веков приписывали ему, как новому небесному заступнику Отечества, разные благоприятные для России случаи: столь потомство верило мнению и чувству современников в рассуждении сего Князя! Имя святого, ему данное, гораздо выразительнее великого, ибо великими называют обыкновенно счастливых. Александр же мог добродетелями своими только облегчать жестокую судьбу России, и подданные, ревностно славя его память, доказали, что народ иногда справедливо ценит достоинства государей и не всегда полагает их во внешнем блеске государства. 23 ноября тело Александрово было погребено в монастыре Рождества Богоматери (именуемом тогда Великою архимандритиею), где и покоилось до самого XVIII века, когда государь Петр I вздумал перенести сии остатки бессмертного князя на берега Невы, как бы посвящая ему новую свою столицу и желая тем утвердить ее знаменитое бытие».
Подготовлено Алексеем Савельевым