Владимир Николаевич Крупин – педагог, публицист и писатель, великий патриот земли Русской, искренне любящий свою родину. «Заметы» – впечатления от поездок, размышления писателя о России.
Пустынька Младенца Иоанна Предтечи. Она теперь в ведении или францисканцев, или бенедиктинцев, не знаю. Неважно. Земля Православная, недалеко от госпиталя Хадасса. А он на земле русского владения в Палестине. Конечно, уже не отдадут. Наша миссия уже и не мечтает.
Пустынька соблюдается, в нее допускают. Но строго в определенное время. Я жил в Горней и все мечтал побывать в пустыньке. И раз вырвался. Мне рассказали, как идти. С утра, еще до завтрака, чтобы успеть к поездке. Пришел, скорее даже прибежал. И закрыто. И что? И спасовать? Перекрестясь, полез через заросший виноградом железный забор. Собак не слышно. По тропе вниз. Цветение, благоухание, весна. Вот она, пещерка. Пред нею источник, заросший водяными цветами. Меж них шевелятся толстые разноцветные рыбы.
И тут вот жил младенчик, потерявший и отца и маму. Косуля приносила молоко, Ангелы занимались с ним. Спал вот в этой пещерке. Пища – дикий мед, акриды. Конечно, знал о своем предназначении. Видел вот эти горы, ущелье, поток внизу.
В первый раз я принял этот источник за источник Иоанна Предтечи. И ухнул в него. А он без дна. Нырнул крепко. Но всплыл, выкарабкался. А время неслось. И я побежал напрямую, не по дороге, в направлении госпиталя, а там рядом. Продирался через кусты и очень, помню, боялся змей и себе говорил: какой же ты православный, когда знаешь, что ничего с тобой при вере Господа не будет, ничего тебе не повредит, даже если «на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия».
Когда через несколько дней приехал с группой, то монахиня указала на источник Иоанна. Он выше, рядом с пещерой. Холодный необыкновенно. Холодящий до костей. Но так благотворно. Уже на рыб в «своем источнике» смотрел как на знакомых и ужасался их величине и своему к ним нырянию. Ну не змеи же, не акулы.
Идущие за Христом всегда будут гонимы. Это о нас. Если явно не гонимы, то постоянно оболганы. Надо к этому привыкнуть и жить спокойно и не обижаться ни на кого. И выполнять свою миссию. А миссия у России – сохранять присутствие Христа на Земле.
Гнетущая, придавливающая тяжесть жизни. То ли мы, любящие Россию, бьемся, как рыбы об лед, то ли лбом в бетон: ничего не меняется. Сколько дрались против «ювеналки», и вот – подписана, одобрена наверху. Да за что ни взяться. Ощущение равнодушия власть имущих к народу: слова правильные, а веры нет, все же только хуже – и цены, и нравы. Но опять-таки как судить, не знаем же ничего. Может быть, они искусно повязаны масонами, вот и все. И им в радость, что русская культура испохабливается, и школа, особенно, искалечена, и телевидение продажно, и Москва – проходной двор… Протестуешь, а оказывается, такое положение вещей многих устраивает. Малое мы стадо не то что недовольных, но видящих гибель России, и мы почти не в силах повлиять на происходящее. И это почти хоть как-то держит на плаву.
И спросим себя: а что было? Милый, говорю себе, вспомни 1990-е. По сравнению с ними что-то же свершается. Есть возрождение, есть. Да, оно только в Церкви и около, но разве мало?
Ключ к разумению: почему русская литература – ведущая в мире? Три начала: Православие, народность, государственность.
Дело в языке. Русский язык – язык Богообщения. Ломоносов о русском языке. Триединство написания, звучания, смысла. Сопротивление (увы, слабеющее) варваризмам, жаргонам, иностранщине, канцелярщине.
Вятский говор. «Как говорим, так и пишем».
Формирование словесности. Устный, мифологический период, ведущая в нем тема – героическая. Обрядовые песни, единение человека и природы. Чудесное и сверхъестественное как естественное для русских. Былины. Сопоставление их с эпосом античности, с другими эпосами. Разделы былин. Новгородские, киевские. Антропоморфизм. Война и мир в былинах. Языческое славянство, сопоставление с язычеством античным.
Период исторический. Замена мифа эпопеей, летописью. Начало житийности в начале письменности. Кто автор устной? Сказок, заговоров, загадок, легенд, былин, поговорок, примет? Духовные стихи, «Голубиная книга». Авторство народное.
В письменной появляется автор, то есть взгляд на жизнь отдельного человека, не всегда совпадающий с общим. Интересы слоев общества, сословий.
Словесность ученая и художественная (ею вначале считалась переводная). Азбуковники, Цветники Духовные, Маргариты, Школы Благочестия. Главное – Священное Писание.
Своя литература вначале насквозь духовна. Монах Нестор, митрополит Иларион, преподобный Владимир Мономах, Даниил Заточник… Духовные стихи о Егории Храбром, об Алексии – Божием человеке…
Послания. Митрополита Вассиана, Серапиона, Максима Грека, Симона…
Жанр путешествий (не Васька да Гама), паломничеств, начиная с игумена Даниила.
Слова. О полку Игореве, о погибели земли Русской. Исторические повести. Задонщина, О Мамаевом побоище…
Домострой. Стоглав. Четьи-Минеи митрополита Макария и святителя Димитрия Ростовского.
Жития, начиная с жития святых мучеников Бориса и Глеба.
Повести. О Горе-злосчастии, Шемякин суд, о Савве Грудцыне, об Азовском сидении…
Примерно так. Иначе откуда было бы взяться Ломоносову, Державину, Сумарокову, Крылову, Пушкину и далее?
Ходим по золоту. Эволюции в русской письменности нет. В ней путь вперед – это путь во времена соединения текста и его значения. Как в живописи – путь к вершине Рублевской «Троицы».
Естественно, что трудности были и будут, но сейчас еще и искусственные трудности. Они специальны, чтобы нас вымотать, измучить. И стыдно их не преодолевать.
Душа – чувства, ум. Дух – воля, ум, сердце. Строить себя – приводить себя к триединству ума, сердца, воли. Расстроенность – раздрай в мыслях и чувствах, неспособность воли управлять ими.
На Западе – идолы, в России – идеалы. Но и идеалы могут стать идолами, если без Бога (может быть, читая Лосского). И что ждать от Запада, когда у них в Красном углу не иконы, а благополучие! Хорошо жить, в этом вся цель. А не лучше становиться.
Владимир Крупин