24 октября – память преподобных Оптинских старцев. О нравственном облике святых старцев размышляет митрополит Трифон (Туркестанов; 1861–1934).
Четыре добродетели особенно характеризуют, по святым отцам, старца: молитва, рассуждение, послушание и смирение, – и они в полной мере проявлены ими во всей жизни.
Молитва
Каждый из Оптинских старцев проходил внутренний молитвенный подвиг и имел различные благодатные проявления молитвы. Мы разумеем не устную молитву, это «делание новоначальных», а молитву умную, непрестанно совершаемую умом в сердце, ее достигают лишь весьма немногие. Об их внутренних молитвенных подвигах трудно сказать многое, они унесли эту тайну в могилу, но, судя по некоторым их намекам и тем проявлениям ее, каких они не могли скрыть, видно было, что они в полной мере достигали умной молитвы. Так, например, отец Леонид, как рассказывается в его жизнеописании, «внутренно пребывал с Богом», обращаясь по внешности с человеками. А когда посетителей было очень мало, старец нередко так углублялся во внутреннюю молитву, что не замечал происходившего около него. На вопрос, всем ли дается умная молитва, он приближенному своему ученику отвечал так: «Кого посетит Господь тяжелым испытанием, скорбью, лишением возлюбленного из ближних, тот и невольно помолится всем сердцем и всем помышлением своим, всем умом своим. Следственно, источник молитвы у всякого есть; но отверзается он или постоянным углублением в себя, по учению отцов, или мгновенно Божиим сверлом». Из приложенных к его жизнеописанию ответов ученику видно также, что он говорит о молитве по собственному опыту. То же самое можно сказать и об отцах Макарии и Амвросии. Кроме келейного правила, которое они совершали каждодневно, несмотря ни на какое утомление и болезненное состояние, кроме церковных служб, которые отец Макарий посещал почти ежедневно, а отец Амвросий, вследствие своей болезненности не имевший возможности ходить в церковь, исправлял у себя дома, они постоянно творили молитву Иисусову и устно, и умом, хотя последнее они отрицали по своему великому смирению.
Рассуждение
Рассуждением дышит всякая строка писем их, ибо все трое во всем всегда познавали волю Божию, в чем, собственно, и заключается рассуждение. А это доказывает полное их беспристрастие, ибо только «достигший его чрез внутреннее просвещение познает волю Божию, как бы слыша некоторый глас и будучи выше всякого человеческого учения». «Мы, как бы младенцы в рассуждении судеб Мироправителя, – учил отец Леонид, – нередко у Него просим таких орудий, кои по достоинству своему и силе спасительны, но по нашему неискусству могут быть употреблены нами в совершенный вред… Чтобы было, если бы Бог-Всеведец совершенно исполнял все наши желания?.. Я думаю, хотя и не утверждаю, что все бы земнородные погибли. Бог хотя и не презирает молитвы избраннейших Своих, но желаний их иногда не исполняет, и единственно для того, чтобы по Божественному Своему намерению устроить все лучшее. Вручайте себя воле Господней, премудрой, всемогущей». Так же учили и другие старцы.
Послушание
Покорность воле Божией, как вытекающая из предыдущей, была общей для них добродетелью, но особенно ею отличался отец Леонид, благодушно претерпевавший все находившие на него испытания, каких на его долю выпало немало. Припомним его жизнь и те скорби, которые он понес при насаждении старчества в Оптиной пустыни. Его гнали, преследовали, запрещали ему учить, обвиняли в ереси – он все переносил спокойно. Из скита удалят в монастырь, там из одной кельи переведут в другую – он берет свою келейную икону Богоматери, запоет «Достойно есть» и тотчас переходит на новое жительство.
Смирение
Отец Макарий тоже в полной мере обладал этой добродетелью. Особенно эта покорность Господу выразилась в его невыносимой предсмертной болезни. Несмотря на ужасные страдания, он был совершенно спокоен духом, беседовал с приходящими, преподавал им духовные советы, выслушивал все келейные правила с глубоким вниманием и умилением. Накануне дня смерти, когда страдания достигли высшей степени, он «обращал слезящие умиленные взоры то на стоявшую против него на столике икону Спасителя в терновом венце, восклицая: «Слава Тебе, Царю мой и Боже мой», то на особенно чтимую им икону Владимирской Божией Матери. Последние слова его были: «Слава Тебе, Боже наш». Недаром лечивший его лютеранин-доктор писал в письме к одному из скитян: «Только теперь могу сказать, что я видел человека, говорил с человеком».
Отец Амвросий всю жизнь был прикован болезнию к постели, он был страдальцем почти со времени своего поступления в монастырь, и тем не менее мы никогда не слыхали от него жалоб на свою жизнь, ни малейшего раздражения или ропота; напротив того, он удивлял всех приходивших к нему своим благодушием и какою-то тихою веселостью. Каково бы ни было его болезненное состояние, каких бы мук он ни терпел, он всегда принимал целые сотни посетителей, со всяким беседовал и всякого старался утешить и успокоить. Последние годы своей жизни, когда он проживал в основанном им женском монастыре, Шамордине, ему особенно много приходилось переносить всяких клевет, обид и несправедливостей, и тем не менее это нисколько не умаляло благодушного его настроения.
Смирение старцев было так велико, что каждый из них все приписывал благодати Божией и вере учеников. Особенно отличался этой добродетелью отец Макарий, что очевидно из каждого его письма, исполненного смиренномудрием. Эту добродетель он поставлял началом всех других добродетелей и о ней постоянно напоминал своим ученикам. Эту же добродетель они и сами являли всей своей жизнию. Припомним, например, как отец Леонид, будучи уже настоятелем обители, всеми почитаемый, склоняется к ногам отца Феодора, простого инока, даже не облеченного священством, и делается его верным учеником до самой его смерти, не оставляя его ни при каких обстоятельствах, отвергая всякие заманчивые для человеческого самолюбия приглашения иерархов. «Много видим в нынешнем веке подвижников, много постников, много таких, кои по целым ночам простаивают на молитве, но, к сожалению, очень мало смиренных и кротких», – пишет он к своим ученикам.
В жизни отца Макария можно найти много примеров, показывающих его великое смирение. Самый его переход в Оптину пустынь свидетельствует уже достаточно о бездне его смирения. В то время, «когда многие имели его своим наставником и пользовались его советами, он, смиряясь и вменяя себя ни во что, бегал славы человеческой, ища как особой чести и отличия быть при ногу другого старца и, улучив желаемое, явил на деле черты истинного послушания». Отец Амвросий также и жизнью, и писаниями своими показывал и учил смирению. «Никакая добродетель так не приятна Богу, как смирение. Как слабые, так и строгие подвижники всегда должны испытывать себя тщательно, есть ли в нас залог истинного смирения», – пишет он в своих «праздничных поздравлениях».
Любвеобильность
Но особенно отличались они тою добродетелью, которая называется венцом всех других, – любвеобильностию. Если бы они не имели ее, то все их наставления и даже пример подвижнической жизни не принесли бы никакой пользы, были бы, как медь звенящая, или кимвал бряцающий, по словам святого апостола (1 Кор. 13, 1). Она заставила их выйти на великий подвиг служения ближнему и давала силы претерпевать все лишения. Однажды один монах обратился к учителю отца Леонида, отцу Феодору, с такими словами: «Батюшка! Я блазнюсь на вас, как это вы по целым дням пребываете в молве и беседах со внешними: каково есть дело сие?» – «Экой ты, братец, чудак, – отвечал старец, – да я из любви к ближнему два дня пробеседую с ним на пользу душевную и пребуду несмущенным».
Таков же был и ученик. «Так жить и действовать, как жил он, мог только подвижник, совершенно отвергшийся от мира, свергший с себя все его узы, вдохновенный духом христианской любви». Его душа ясно раскрывается в одном из его письменных наставлений, помещенных в «Историческом описании Оптина скита». Там между прочим он пишет: «Мало, к сожалению, в нынешнем веке таких подвижников, кои бы угощали странников, с любовью ходили бы за больными, насыщали голодных, одевали нагих, посещали заключенных. Нигде прямо не сказано в Священном Писании, что для спасения души необходимо морить себя голодом, делать многочисленные поклоны, носить вериги и предпринимать тому подобные подвиги, между тем Евангелие говорит ясно, что именно за нелюбовь к ближнему осудятся на Страшном Суде грешные, а праведные за исполнение оной будут оправданы». Из множества случаев его жизни приведем один, свидетельствующий о глубокой любви его к страждущему человеку. Однажды отец игумен Моисей, проходя по монастырю, увидел огромную толпу народа пред кельей старца, между тем как недавно последовало из Калуги повеление никого не пускать к нему. Отец игумен вошел в келью: «Отец Леонид! – сказал он, – как же Вы принимаете народ? Ведь владыка запретил принимать». Вместо ответа старец, отпустив тех, с кем занимался, велел келейникам своим внести к себе калеку, который в это время лежал у дверей его кельи. Они принесли его и положили перед ним. Игумен с недоумением смотрел на это. «Вот, – начал свою речь отец Леонид, – посмотрите на этого человека. Видите, как у него все члены телесные поражены. Господь наказал его за нераскаянные грехи. Он сделал то и то, и за все это он теперь страдает, он живой в аду. Но ему можно помочь. Господь привел его ко мне для искреннего раскаяния, чтобы я его обличил и наставил. Могу ли я его не принять?.. В простонародии многие погибают от неразумения и нуждаются в духовной помощи. Как могу презреть их вопиющие душевные нужды?»
«Любовь отца Макария, – говорится в его жизнеописании, – коею он возлюбил от юности всею душою Господа Своего, была поистине пламенная и деятельная; она заключала в себе те свойства истинной любви, о которых говорит святой апостол Павел в Первом послании к Коринфянам: любы долготерпит, милосердствует, любы не завидит, любы не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине: вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит (1 Кор. 13, 4–7). Исполненный такой любви старец проливал обильно милость свою на духовных детей своих, объемля их всех душою своею и нетесно вмещая в сердце своем; по примеру милосердого нашего Создателя и Искупителя он не отвращался ни от кого, приходящего к нему и требующего милости духовной или телесной, и никого не отпускал от себя, не оказав, чем мог, внимание к его нужде.
Что касается до отца Амвросия, то мы смеем утверждать, что он всей своей жизнию являл эту величайшую добродетель. Больной, полурасслабленный, он тем не менее никогда и никому не отказывал в приеме и назидательном слове. В его время посетителей еще прибавилось в Оптиной пустыни, они состояли уже не из одних простолюдинов, много людей высшего класса с самыми замысловатыми душевными болезнями являлись к нему, и никто не получал отказа. Все, к чему ни прикасалась рука старца, освещалось любовью. Особенно ясно видна любвеобильность старца в основанном им женском монастыре Шамордине. Нигде благотворительность не поставлена так широко, как там. Если бы мы ничего не знали более об отце Амвросии, если бы нам не осталось сборника его писем, сказания о его жизни современников, то достаточно было бы посмотреть на Шамордино, чтобы понять, что отличительным свойством этого великого мужа была глубокая, чистая христианская любовь к ближнему.
Митрополит Трифон (Туркестанов)