Конец света откладывается
БЕСЦЕННЫЙ ДАР
В Великий четверг, во второй половине дня, мы, большая группа паломников, отправились в Хеврон, к Дубу Мамврийскому. Этой поездке предшествовало много волнений и переживаний. Мы путешествовали по Святой Земле на автобусе, который принадлежал еврейской туристической фирме, а это значит, что водитель у нас был, конечно, еврей. Ехать на таком автобусе к Дубу Мамврийскому нельзя: Хеврон – палестинская территория, и еврей в этих краях, фигура, мягко говоря, нежелательная. Поэтому матушка Любовь (наш гид) пообещала нам автобус с водителем-арабом. Но одно дело – обещать, а что получится – неизвестно.
Часть нашей группы решила не рисковать и поехала в Троицкий храм Русской духовной миссии – на последование святых и спасительных Страстей Господа нашего Иисуса Христа. Другая, совсем небольшая (я, конечно, присоединился к ней), избрала другой путь – ждать до победного конца. Время шло, матушка поминутно поглядывала на часы, мы слонялись без дела, не отлучаясь далеко от гостиницы, а автобуса все не было. Терпение подходило к концу, мы приуныли и начали роптать и поругивать туристическую фирму, которая обещать обещает, а слово свое почему-то не держит (к матушке это, разумеется, не относилось), как вдруг появился новенький, сверкающий, донельзя чистый автобус и остановился прямо около нас. За рулем сидел араб!
Наверное, даже моряки, отправляющиеся в кругосветное плавание, не садились с такой радостью на борт судна, с какой мы – в наш автобус. Надежда, помноженная на терпение, не посрамила нас.
За считанные минуты мы выехали за пределы Вифлеема и по гладкой широкой дороге покатили на юг. Выжженные на солнце рыжие холмы, редкие небольшие поселения, сухой прозрачный воздух – видимость, как говорят летчики, миллион на миллион – не прошло и получаса, как мы уже подъехали к Хеврону, ослепительно белоснежному городу, вольно раскинувшемуся на отлогих холмах, – оживленные улицы, на каждом шагу торговцы, лавки, магазины. Мы свернули на довольно спокойную улицу и вскоре остановились у ворот русского монастыря.
Ворота открыл мальчик-араб. Территория монастыря поразила нас своими размерами – границы его терялись за строениями, видными впереди, на пригорке, и за деревьями и кустарниками слева и справа.
В обители меня поджидала нечаянная радость: я встретил давних знакомых – Виктора и Александра, трудников обители. Познакомились мы несколько лет назад в Оптиной пустыни, на берегу озера, где они ловили рыбу.
Паломники отправились в храм, а я попросил Виктора проводить меня к Дубу Мамврийскому – дело близилось к вечеру, и мне хотелось до наступления темноты сфотографировать святыню.
Мы спустились с холма.
– Вот он, Дуб Мамврийский! – сказал Виктор, показывая на знаменитость.
Дуб находился за невысокой железной оградой, которая прямоугольником опоясывала небольшое пространство вокруг него; над оградой – метра на полтора-два – колючая проволока. Если быть точным, то это был не Дуб, а остатки Дуба: древние стволы (их было когда-то три, но остались только два, о третьем напоминал гладкий метровый изогнутый пень) накренились, готовые упасть, и они давно упали бы, если бы не железные, похожие на рельсы, подпорки. Кроны, как таковой, уже не существовало, а коры – тем более. Не было видно и зелени, ни одного, даже самого крохотного листочка. Оба ствола были перехвачены металлическими обручами – помочь, помочь старожилу, ведь ему не 100 и не 200, а много-много тысяч лет. У основания – бетонное, высотой чуть больше метра, кольцо, – опять же для того, чтобы продлить Дереву жизнь.
Бессловесная драма, достойная кисти художника!
Сколько бурь, ураганов, смерчей перенес Дуб за свою долгую-предолгую жизнь, – подумал я. – Его секли проливные зимние дожди, внезапные, кинжально-острые молнии, на него обрушивался крупный и мелкий град, его сушил долгий изнуряющий зной, на него налетали буйные ветры, гнули его ветви и вершину, а иногда с шумом и треском ломали их и уносили неизвестно куда. А сколько раз на его зеленую, чудесную, необъятную крону садилась голодная, прожорливая саранча, и, когда она улетала, дерево становилось похоже на обглоданный скелет. Кроме того, его подтачивали всевозможные жуки-вредители, ослабляя его силы.
Дуб походил на солдата-ветерана, прошедшего не одну войну, израненного, покалеченного, с осколками мин и снарядов, так и оставшихся в теле, потому что ни один хирург не мог их извлечь из-за опасения еще больше навредить организму.
Я подошел к ограде, выбрал место для съемки, навел аппарат на объект между прутьями решетки и сделал несколько снимков.
Через полчаса меня ожидал еще один сюрприз: когда мы пришли в келью, Виктор подарил мне довольно большой кусок Дуба Мамврийского.
«ДУБ – РУССКИЙ!»
В 1865 г. начальником Русской духовной миссии в Иерусалиме стал архимандрит Антонин (Капустин). Он возглавлял ее без малого 30 лет. За это время он сделал для прославления русского имени столько, сколько другому человеку понадобилось бы, наверное, несколько жизней. Дивные и величественные русские храмы, в которых каждый день совершается Божественная Литургия, обширные и хорошо оборудованные приюты и подворья, где паломник находит отдых после утомительного пути, участки земли с богатой растительностью и необходимыми постройками и, наконец, памятники древней библейской истории и археологии исключительной ценности, – тут вся Палестина – от Тивериадского озера до Хеврона, от Яффы до Иордана.
Одно из первых дел, которому отец Антонин уделил много времени и усилий, было приобретение Мамврийского Дуба и земельных владений вокруг него. Предприятие это являлось далеко не простым. Во-первых, земельные владения стоили очень дорого, а начальник Русской духовной миссии испытывал серьезные финансовые трудности. Во-вторых, покупки в Святой Земле могли производить только турки. И, в-третьих, палки в колеса ставили… русские, в лице Палестинской комиссии при Министерстве иностранных дел.
Земельный участок, на котором находился Дуб Мамврийский, уже более 70 лет принадлежал некоему Ибрагиму Шаллуди, получившему его в наследство от своего отца Османа. Следует заметить, что арабское население Хеврона считалось наиболее фанатичным из всех мусульманских племен Палестины. Непримиримость хевронских шейхов к христианам была общеизвестной. Среди местных мусульман-арабов существовало любопытное предание: если в Хевроне, месте погребения патриархов Авраама, Исаака и Иакова, когда-либо зазвучит колокольный звон, то он принесет тяжкие бедствия, а, может, и гибель всему исламу.
Ибрагим очень дорожил Мамврийским Дубом: во-первых, это был объект религиозного почитания арабов, а, во-вторых, он приносил немалый доход – хозяин продавал иностранным туристам, в основном немцам и евреям, куски Священного Древа, желуди и листья для разных поделок. Захочет ли Ибрагим расстаться с Дубом и земельным участком? Вот вопрос. Через некоторое время (в результате осторожной и кропотливой разведки) удалось выяснить, что араб питает большую слабость к презренному металлу, и, значит, не исключена возможность, что он расстанется с Дубом. Ну, а кто же купит его?
И тут на помощь отцу Антонину пришел Якуб Халеби, его давний, надежный и преданный друг, драгоман Русской духовной миссии.
– Я куплю Мамврийский Дуб на свое имя, – предложил он, – а потом передам его вам.
В середине ветреной и дождливой зимы 1868 г. в Хевроне появился солидный купец из Алеппо, который намеревался закупить большую партию местных товаров. Это был переодетый Якуб Халеби. В его кармане находились паспорт на другое имя и внушительная сумма денег, собранная благодетелями Русской духовной миссии. Общаясь с местными торговцами и обговаривая с ними условия различных сделок, он вскоре познакомился с владельцем Мамврийского Дуба. При каждой встрече он намеренно «сорил» деньгами, щедро угощал Ибрагима и сделал намек, что не прочь купить участок земли со Священным Древом. Ибрагим клюнул на предложение, так как понял, что в его карман может перекочевать весьма и весьма кругленькая сумма. Оформлять сделку он, однако, не спешил, решив затянуть дело как можно дольше и «выжать» из покупателя все, что возможно. Якуб принял условия игры и набрался не только терпения, но и долготерпения. «Пусть я пробуду здесь хоть еще год, но от своей цели не отступлю», – сказал он самому себе.
Наступила весна, дожди прекратились; солнце высушило землю; запели птицы. Якуб часто приходил к Дубу, восхищался его величественной статью, прикладывал ладони к теплой шершавой коре, смотрел, как играют на ветру листья; затем поднимался на вершину холма, еще раз окидывал взором Дуб, и тот казался ему самым красивым, самым замечательным деревом на свете. Однажды Якуб решил переночевать под Дубом. Он завернулся в одеяло и, прислонившись спиной к дереву, стал размышлять о том, каким образом можно ускорить дело, какой бакшиш может умаслить Ибрагима и что ему сказать при этом, чтобы он от слов перешел к делу и сделка, наконец, состоялась.
Вдруг раздался выстрел, и над головой Якуба просвистела пуля. Купец мгновенно перекатился на бок. Невдалеке раздался топот убегающего человека. Якуб поднялся на ноги и вытер испарину со лба. Он не сомневался, что у него в Хевроне были недоброжелатели, но чтобы дело дошло до выстрела – такого он никак не ожидал. Купец был не робкого десятка, и все же, чтобы не искушать судьбу, вернулся домой. Остаток ночи он провел без сна, думал не о злодее, который покушался на его жизнь, а о предстоящем свидании с Ибрагимом.
Они встретились после заката солнца в духане. Угощение было изысканным, вина – отменными, тосты – приятными и остроумными.
– У нас в Алеппо есть чудесная кипарисовая роща, – сказал купец, – и я люблю прогуливаться в ней. – Он достал из нагрудного кармана великолепные золотые часы на изящной золотой цепочке, щелкнул крышкой и взглянул на циферблат. – Именно в эти минуты я обычно подхожу к источнику, чтобы выпить несколько глотков холодной воды.
При виде золотых часов Ибрагим вздрогнул и, не удержавшись, всем телом подался к собеседнику; в его глазах мелькнул алчный огонек.
– Да, да, именно в эти минуты… – Негоциант повернул часы так, чтобы Ибрагим увидел циферблат и тонкие ажурной работы стрелки; поиграв цепочкой (блики от нее заплясали на потолке и на стенах), купец медленным движением закрыл крышку часов и спрятал их в карман. Ибрагим проводил их таким взглядом, как будто расставался со своим собственным сокровищем.
– Досточтимый эфенди, – сказал он, подвигаясь ближе к собеседнику, – наверное, сам Аллах послал тебе эти часы?
– Да, ты прав, это подарок моего кунака.
– Я ни разу в жизни не видал таких часов. Они мне очень понравились.
– Они нравятся всем, кто их видит. Редкостная, изумительная работа.
– Слушай, а ты не можешь… – араб замялся.
– Что именно?
– Продать их.
– Нет, – купец покачал головой, – то, что посылает Аллах, не продается.
– Я заплачу любую сумму.
– Деньги здесь ни при чем.
Ибрагим потускнел.
– Но выход все же есть, – после минутного молчания сказал купец.
– Какой? – оживился Ибрагим; он выпрямился, в глазах снова появилась жизнь.
– Я могу эти часы тебе подарить!
– Неужели?! – Ибрагим от удивления широко раскрыл глаза.
– Да, – подтвердил купец, – но с одним условием.
– С каким?
– Ты продашь мне земельный участок вместе с Мамврийским Дубом.
– За какую цену?
– Как договорились в последний раз.
– Хорошо. Если добавишь к этому дюжину баранов, то я согласен.
– Пусть будет по-твоему.
Собеседники ударили по рукам и тут же закрепили сделку письменным договором.
Начальник Русской духовной миссии и его помощники с нетерпением ожидали возвращения драгомана. И вот он появился. Взбегая по лестнице, он радостно крикнул:
– Дуб – русский! Дуб – русский!
Его счастливый, возбужденный вид красноречивее всяких слов говорил о том, что он съездил в Хеврон не зря. Отец Антонин заключил друга в объятия и троекратно расцеловал.
– Ты сделал невозможное, друг мой, – сказал он, чуть отстранив от себя драгомана, но не выпуская его из своих рук.
– Невозможное человеку – возможно Богу, – улыбаясь, ответил тот.
Прошло некоторое время, и стараниями отца архимандрита удалось купить еще несколько земельных участков, прилегающих к Дубу Мамврийскому. Каждая покупка представляла из себя проблему, решить которую подчас было весьма затруднительно. Особенно драматично протекала купля-продажа участка, принадлежащего очень уважаемому в народе шейху Салеху Мжагеде (фанатизм арабов не мирился с вторжением в их владения неверных). Протестовали все – и феллахи, и кади, и хевронский каймакам, и турецкая администрация. Местный муфтий в своей непримиримости дошел до того, что, как писал отец Антонин русскому консулу Кожевникову, не постеснялся «публично говорить весьма почтенному и считаемому в народе за святого шейху Салеху Мжагеду, что он стоит того, чтобы снять с него чалму, повесить ее ему на шею и водить его с позором по городу за то, что продает свою землю христианам»…
Однако несмотря на серьезные препоны и нешуточные страсти, законная сделка была благополучно оформлена, и изрядный участок драгоценной земли перешел в русские руки. Уже через несколько лет владения Русской миссии вокруг Дуба Мамврийского составили более 70 тысяч (!) квадратных метров.
22 мая 1871 г. под сенью Священного Древа была совершена первая Божественная Литургия.
КОНЕЦ СВЕТА ОТКЛАДЫВАЕТСЯ
Дуб Мамврийский – величайшая святыня Православного мира. Именно у этого священного Древа нашему праотцу Аврааму явился Сам Господь в виде Трех Ангелов. Об этом повествуется в 18-й главе книги Бытия. Известная икона преподобного Андрея Рублева напоминает нам об этом событии библейской истории.
В 1997 г. Дуб Мамврийский перестал зеленеть и выпускать побеги. Христиане всего мира опечалились: ведь это означало, что сбылось одно из пророчеств о близком конце света.
Несколько лет назад Русская духовная миссия в Иерусалиме предприняла ряд мер, чтобы продлить жизнь древнему великану, – ему ни много ни мало более пяти тысяч лет. Для этого были приглашены специалисты Никитского ботанического сада (Крым), Санкт-Петербургского лесотехнического университета и Нижегородского университета имени Н. Лобачевского. Они обработали дерево, а также землю вокруг него специальными биологическими растворами и препаратами.
Это помогло, но ненадолго. Во время сильной бури зимой 2019 г. Дуб рухнул – не выдержали проржавевшие металлические подпорки. Впрочем, никакой трагедии в этом нет: ведь стволы никуда не делись, как были во дворике, так и остались. Какова их дальнейшая участь? Совсем неплохая. Обработанная специальными составами и заключенная в особую стеклянную витрину, святыня будет выставлена для поклонения в том же дворике, рядом с неожиданно прозябшим росточком.
Да, я не ошибся. Рядом с Мамврийским Дубом в 1997 г. пробился к свету маленький побег. Через несколько лет он превратился в прекрасное ветвистое деревцо. Это значит, что конец света откладывается на неопределенный, известный Одному Господу срок. Нам дано еще некоторое время на покаяние. Люди, не узнавшие до сих пор Бога, еще смогут обратиться к Нему и стать на путь спасения.
Рядом с первым росточком возник еще один, который нисколько не уступает первому ни в росте, ни в красоте. Мне удалось сфотографировать (в разное время, с интервалом в несколько лет) оба росточка.
На днях я заглянул в интернет, чтобы узнать последние новости из Хеврона. В двух-трех метрах от деревцев – о чудо! – появился третий маленький росточек. Нетрудно увидеть логическую цепочку: Три Ангела – три ствола Дуба – три новых Деревца.
Милость Твоя, Господи, к нам, грешным, поистине беспредельна, хотя мы ее и не заслужили.
География росточков, выросших от желудей древнего великана, не ограничивается Святой Землей. Паломники города Осинники, что на Кузбассе, привезли из Хеврона несколько желудей. От одного из них выросло маленькое деревце. Другое растет в южноуральском селе Булзи (Челябинская епархия); за ним ухаживает женская монашеская община. Как нам не поблагодарить боголюбивых христиан: ведь эти побеги – продолжение жизни священного Древа Авраама.
ЗАВЕТНАЯ ДУМА
Мы познакомились с монастырем, побывали на вечернем богослужении, и вот подошло время отъезда. Густая ночная мгла окутала землю. Редкие фонари теснили ее в стороны. Мы направились к Дубу. Послушник Александр открыл калитку, и мы вошли во дворик. Дуб был освещен несколькими фонарями. Обозреть его целиком не было никакой возможности; верхняя его часть терялась в темноте; от него веяло таинственностью и величием.
Я подошел к древнему великану и приложился к нему. Некоторые паломники обхватили его руками, как бы поддерживая его. Дуб был стянут обручами. Если бы обруч был всего один, то можно было сравнить Дуб с солдатом, подпоясанном ремнем. А многие обручи… это, наверно, целая рота солдат.
Паломники время зря не теряли: они искали хоть маленький кусочек, хоть маленькую крошечку Дуба. А кто ищет, тот всегда найдет. Не было, пожалуй, ни одного места на стволах Дуба, которое не проверили бы руки паломников. Сучья никто не ломал, но то, что можно было взять, было взято.
– Уезжаем! – раздался голос матушки Любови, и мы с большой неохотой покинули Мамврийский дворик.
Стояла глубокая ночь. Небо походило на Пасхальный храм с бесчисленными зажженными свечами. Веял прохладный ветерок. Пахло кипарисовой хвоей и лавром. Со стороны города доносились слабые, заглушенные расстоянием, звуки восточной музыки.
Дуб Мамврийский, вырванный из темноты блеклым светом фонарей, находился как бы вне этого мира. Он думал заветную думу. Какую? Это было его тайной.
Николай Кокухин
Хеврон – Иерусалим – Москва
Фото автора