Доктор филологических наук, член Союза писателей России Татьяна Леонидовна Миронова отвечает на вопросы журнала «Покров»
– Татьяна Леонидовна, тема нашего номера – милосердие, и, казалось бы, обучение церковнославянскому языку, которое является делом вашей жизни, не пересекается с этой христианской добродетелью. И все же, что вы можете сказать о милосердии как просветитель и преподаватель?
– Хочу вам возразить. Просвещение и обучение движимы именно милосердием. Задача преподавателя – просветить учеников, вывести их из тьмы невежества, и делать это по-настоящему достойно можно только с терпением и милосердием к невежеству, а подчас и глупости или бесталанности. Вообще учитель – это один из трех столпов милосердия в обществе, наряду со священником и врачом. Священник врачует наши страждущие души, доктор лечит болящие тела, учитель просвещает темный, а подчас и больной разум, делает людей зрячими умом.
– А может ли преподавание языка, тем более церковнославянского, врачевать больной разум? Ведь в нем все по грамматическому ранжиру – склонения, спряжения, аористы и имперфекты…
– Грамматика – лишь часть языковой системы, трудная, но необходимая, чтобы лучше понимать смыслы. Главное же в языке – именно постижение смыслов – мыслей и чувств, выраженных в словах. Нам кажется, что мы в совершенстве владеем родным языком. Свободно на нем разговариваем. А на самом деле, в устной речи мы в большинстве случаев пользуемся языком рефлекторно – бездумно выдаем готовые формулы речи. Осмысленное использование языка весьма редко – это происходит, когда мы напряженно думаем и публично говорим, чувствуем и хотим выразить свои чувства перед людьми и для людей И этому – мыслить и говорить – учитель должен учить, а ученик должен учиться.
Вот, к примеру, пресловутое «чертыханье», которым ныне наполнен разговорный язык. Оно прежде было запрещено. И знаете почему? Потому что чертыхаться – значит богохульствовать. Когда кто-нибудь говорит «черте что» или «черте как», он тем самым обращается к нечистому, он не с Господом общается, а призывает ответить демонов. Объясняя это, учитель оградит ученика от невольного богохульства. Чем не врачевание разума?
– Как же церковнославянский язык может врачевать разум? Многие сетуют, что в нем много непонятного.
– Непонятного в церковнославянском языке для нас не больше, чем в нашем родном русском. Однако, когда мы осваиваем родной язык, мы не жалуемся, что в нем много непонятного. Мы просто впитываем в себя речь, как чистую воду пьем, правда, порой не чистую воду, а голимый мазут или помои. Люди ведь не всегда чисторечивы. Как бы то ни было, мы к шести-семи годам жизни постигаем до десяти тысяч слов родного языка. Церковнославянский язык нам тоже родной. В нем около семидесяти процентов слов, общих с русским языком. Но это язык высоких и добрых смыслов, язык, на котором разговаривают с Богом. Ни помоев, ни мазута, ни прочих гадостей вы в нем не найдете. А то, что вам сегодня непонятно, разъяснится завтра, нужно только потрудиться душой. Ибо известно: какой сосуд принесешь к источнику, такой и наполнишь. Вон сколько людей потеют-трудятся, чтобы выучить иностранный язык, и всего лишь ради общения с иностранцами – для работы или развлечения. А постигать язык Богослужения ради общения с Богом – извините, нам тяжело, в нем много непонятного…
– Интересно, а как на Руси в старину постигали церковнославянский язык? Можем ли мы чему-то поучиться у наших предков?
– Со времени Крещения Руси церковнославянский язык русичи осваивали вместе с обучением грамотности. Широко известно утверждение, что вплоть до восемнадцатого века русские учились грамоте по Псалтири и Часослову, но это сложные богослужебные книги, и на буквари они не похожи. «Аз-буки-веди» по ним не освоишь. И все же реконструировать обучение грамоте на Руси мы можем, исходя из традиции церковно-приходского воспитания детей, заложенной еще при киевском князе Владимире Святославиче, распорядившемся отдавать отпрысков «нарочитой чади» – детей знатных и богатых людей в церковные школы.
Представим, что в каждой русской семье ребенка по воскресеньям и праздникам водили в храм, где с года до семи лет он успевал выучить наизусть звучавшие на церковных службах тексты молитв и песнопений, в том числе псалмов, без которых не обходятся службы. Затем в семь лет, когда завершается младенческий возраст и дитя становится отроком, священник или дьякон обучал чадо азбуке. Подобные азбуки – списки букв в алфавитном порядке – найдены на стенах многих древних храмов, даже таких великолепных, как София Киевская и София Новгородская. После азбуки церковные учителя переходили к «складам», заставляя детей складывать буквы в слоги: «буки-аз – ба», «веди-аз – ва». Складам обучали, используя расходный писчий материал – бересту и «церы» – буковые или липовые дощечки, покрытые воском. На восковых дощечках буквы и склады процарапывали острой палочкой, а затем легко стирали – заглаживали написанное по воску, а берестой не дорожили, она всегда была под рукой. Так осваивалась начальная грамота.
И только после этого будущим грамотеям доверяли Псалтирь и Часослов, где содержались тексты церковных служб и песнопений, которые каждый с рождения посещавший церковь ребенок уже знал наизусть. И вот в этих книгах из букв, только что вложенных в сознание ребенка, на глазах ученика складывались давно знакомые, хранимые цепкой детской памятью слова. Сначала тексты дети разбирали, узнавая буквы и составляя слоги, потом многократно прочитывали, и, наконец, запоминали слова и предложения, как китайцы запоминают иероглифы – сразу и целиком. А если в Псалтири были картинки, а Часослов украшали нарядные буквицы и заставки, то учение шло еще веселее и увлекательней.
Конечно, сегодня эти методы обучения церковнославянскому использовать невозможно. Но можно научиться разговору с Богом через постижение христианской православной культуры, а это и церковные традиции богослужения, и история христианства, и жития святых, и, конечно же, церковнославянский язык, на котором русское христианство выражает себя на протяжении веков.
– Вы сами именно так учите церковнославянскому?
– У меня в этом году вышла книга «Тайна древнего храма. Церковнославянский язык для детей и взрослых». В ней я использовала метод погружения читателя в церковнославянский язык и православную культуру. Объясню, как это происходит на деле.
Книга «Тайна древнего храма» – приключенческая повесть для подростков и одновременно учебник церковнославянского языка. Скажете, разве такое возможно? Наверняка кому-то из читателей журнала встречалась моя книжка «Необычайное путешествие в Древнюю Русь. Древнерусский язык для детей и взрослых». Там увлекательный сюжет погружает читателя в древнерусский язык и культуру Древней Руси. Судя по многочисленным откликам, а «Необычайное путешествие» испытано уже четырьмя тиражами, эта книга научила понимать истоки русского языка и русской истории многих – не только ребятишек, но и их родителей.
Вот и здесь, раскрывая «Тайну древнего храма», я хотела приобщить своих юных читателей к русской христианской традиции и церковнославянскому языку, но так, чтобы это знакомство было легким и увлекательным, стремительным и захватывающим. Впрочем, в книге ставятся важнейшие для каждого человека вопросы, от которых многие стараются оградить своих детей: о смысле земной жизни и смерти, о добре и зле, о Вере и предательстве, о Божьем промысле в наших судьбах. Но мыслящий человек не должен уходить от этих вопросов, подросток непременно столкнется с ними во взрослой жизни. Эта книга готовит подростка к таким встречам. Чтобы, столкнувшись с бедой и трудностями, он не кинулся в пучину наркомании, не залез в петлю, не погрузился в бездну чужих верований, а пришел бы к Тому, Кто есть Свет, Жизнь и Истина и у Него искал спасения.
Книга предназначена для детей в возрасте исканий и отрицаний. Подросток часто уклоняется от веры, даже если живет в воцерковленной семье, а что говорить про тех, кто начинает жизнь в кромешном безбожии. Всем им пригодится эта книга. Приключения захватывают и увлекают, а попутно каждый мой читатель-подросток получит в руки надежный компас.
Я уверена в том, что книга «Тайна древнего храма» будет полезна и взрослым, ведь зачастую православный крещеный люд знает о Православном христианстве лишь обрядовые крохотки – зайти в храм поставить свечку, покрестить младенца, отпеть покойника… Здесь же церковный мир откроется им во всей его красоте и осмысленности, не говоря уже и том, что они, сами того не замечая, освоят чтение церковнославянских молитв в традиционной славянской графике.
– Значит, рано еще «петь отходную» церковнославянскому языку? Чем можно возразить его гонителям?
– Гонители церковнославянского языка – люди или лукавые, или невежественные. Их доводы о том, что церковнославянский язык отпугивает неофитов от Церкви, невозможно оспаривать, потому что не о чем спорить. Ведь если ты уверовал в Бога, что тебя может от Него отлучить? Непонятные тебе слова? Множество слов в нашем русском языке для нас непонятны, но нас это от России, где мы говорим по-русски, не отлучает. Иудеи восстановили из пепла иврит и сделали его живым языком, мусульмане всего мира молятся в мечетях по-арабски, хотя их родные языки, подчас, очень отличаются от сложнейшего арабского. Китайцы, японцы и корейцы как национальное достояние хранят необыкновенно трудную иероглифику и гордятся ею. Так почему же мы должны отвергнуть язык, на котором тысячу лет молились наши предки? Тем более, что церковнославянский язык исконно является высшим «штилем» русского языка и остается его вершиной.