Воспоминания сыновей о своем отце
Протоиерей Кирилл Каледа:
– Наш родитель, приснопамятный протоиерей Глеб, был одним из зачинателей идеи о необходимости тесного контакта между православным и светским педагогическими сообществами и вообще контакта между Церковью и светской частью общества. Жизненный путь отца Глеба был рядовым, он всегда себя называл рядовым, и этот путь хорошо укладывается в историю нашего XX столетия: родился в голодном Петрограде в 1921 г., семья была вынуждена оттуда уехать, некоторое время прожили в Белоруссии, на родине нашего дедушки, потом перебрались в Москву. Отец окончил школу перед самым началом войны. 22 июня предполагался выпускной вечер, но, естественно, он не состоялся. Папа прошел через всю войну, затем получил высшее образование, достиг высоких результатов в геологической науке и был известен не только среди геологов СССР, но и за рубежом.
В 1972 г. он тайно принимает священство. В течение 18 лет каждое воскресенье совершает богослужения в своем кабинете, и потом ему еще предстояло четыре года открытого служения. Наверное, можно много рассказывать о папе интересного, глубокого, иногда даже трагикомических эпизодов из его жизни. Но в первую очередь сказать хотел бы вот о чем. Первым духовником отца Глеба был священномученик Владимир (Амбарцумов). После войны папа женился на дочери отца Владимира – Лидии, это наша мама, а священномученик Владимир, соответственно, наш дедушка. Почему я вспоминаю священномученика Владимира, дедушку Володю, потому что он целью своей жизни ставил проповедь Евангелия. У него была необычная судьба. В 1920-х гг. был руководителем христианского студенческого движения в России и занимался организацией изучения Евангелия, проповедью уже в тоталитарной России. И к этому опыту наш папа отец Глеб был причастен, потому что он не только знал отца Владимира, но и сам изучал Евангелие в таких кружках.
После войны будущий отец Глеб стал духовным сыном приснопамятного митрополита Гурия (Егорова), младшего брата преподобномученика Льва Егорова, который был петербуржцем. В 1920-х гг. будущий митрополит Гурий принимал участие в работе Православного богословского института, а затем Православного училища, был даже некоторое время его руководителем. Это те образовательные православные организации, которые были созданы после закрытия петербуржских духовных школ и действовали в значительной степени даже тайно. Эта линия тайного обучения богословским наукам также была передана митрополитом Гурием отцу Глебу. Отец Глеб имел опыт педагогической работы, так как первые 10 лет своей светской деятельности он работал в учебном заведении – в Московском геологоразведочном университете. У него был большой опыт организации научного процесса, так как он являлся в свое время руководителем многих научных проектов, участие в которых принимали институты и научные организации, расположенные на всей территории бывшего Советского Союза.
Когда отец Глеб вышел на открытое служение и пришел служить в церковь, он прекрасно понимал, что необходимо идти к людям и разговаривать с ними на их языке. При этом образовательную деятельность Церкви необходимо организовывать так, как это делается в светских учебных заведениях. Для него была естественна организация семинаров для педагогов воскресных школ, православных учебных заведений, которые в начале 1990-х гг. стали появляться. В том числе он поддерживал создание Православного педагогического общества. Из этого родилась идея широкого общественного обсуждения образовательных процессов Православной Церкви, что и легло в основу возникших в 1993 г. Рождественских чтений, которые приобрели тот масштаб, который мы сейчас видим.
Часто вспоминают тюремное служение отца Глеба, а им, как сам папа говорил, он стал заниматься почти случайно. После выхода на открытое служение он служил в храме Илии Обыденного. К тому времени один прихожанин этого храма, Сергей Хализин, уже неоднократно навещал заключенных. Но священники там, как правило, не задерживались. Однажды пригласили прийти туда папу, он был именно в тот день свободен и согласился.
Папа был хорошим оратором, умел очень живо выстроить диалог с аудиторией, но, когда он впервые шел в тюрьму, это был единственный раз в жизни, что он шел к людям и не знал, что он им скажет. Тем не менее смог и с ними наладить человеческий контакт, проникся к ним состраданием, понял, что он там нужен, и стал регулярно туда ходить. Хотя никаких указов, распоряжений от священноначалия не было.
По всей видимости, папе понимать смертников помогло то, что под Сталинградом, когда был подписан приказ «Ни шагу назад», его один раз чуть не расстреляли. Офицер стал в чем-то обвинять его напарника, и папа сказал, что это не так. «Что, Каледа, говоришь, офицер ошибается?! Говорит неправду?» – набросился на папу офицер. «Нет, я так не говорю, – ответил отец, – но Малышев (по-моему, такая была фамилия у напарника) того, в чем вы его обвиняете, не делал». «Так ты против офицера Красной армии?!» – не унимался командир. И папа был поставлен на край ровика, с него была снята гимнастерка, и на него было наведено дуло пистолета всего лишь за то, что он заступился за товарища…
Папа, когда мы были маленькими, не запрещал нам, сыновьям, играть в войну, у нас были солдатики, которых делали старшие братья. Отец Иоанн (унаследовавший от отца тюремное служение. – Ред.) в детстве мастерил нам какие-то деревянные ружья, были у нас какие-то пистолетики. Я помню, мы как-то играли, я в кого-то нацелился, а папа мне сказал: «Никогда не наводи оружие на человека. Даже игрушечное. Потому что ты не знаешь, что это такое, когда на тебя наставлено дуло пистолета». Я тогда его не понял. Папа много рассказывал о войне, и мы любили его рассказы. Но этот эпизод он рассказал один раз более-менее подробно маме и потом уже, незадолго до смерти, рассказал мне. Больше он этим не делился.
Папины товарищи потом сказали, что его спасло только самообладание. Папа молился. Но когда это окончилось, он не смог сам на себя надеть гимнастерку. У него руки тряслись так, что он не мог попасть в рукава. Я думаю, что, имея этот опыт, пережив на себе весь этот «спектакль», устроенный офицером, папа и смог понимать смертников.
Рождественские чтения нужны, чтобы таких «спектаклей» в нашей истории не повторялось и как можно меньше вчерашних и нынешних школьников оказывалось в застенках тюрем.
Василий Глебович Каледа:
– Наш папа был удивительно яркой личностью. В нем сочетались дары и таланты: ученого, организатора, пастыря, тюремного священника, церковного писателя… В нем все это было едино. Митрополит Арсений (Епифанов) назвал его «миссионером среди интеллигенции». Для отца Глеба была характерна всегда радостная полнота жизни во Христе, которой нельзя не делиться.