В богатейшем арсенале русских народных пословиц на удивление много связанных с грамотой, письменностью, чтением, счетом, обучением
Наиболее ранний их слой сложился, согласно представлениям специалистов, в конце XVI – начале XVII вв., одновременно с загадками[1]. Следовательно, к этому времени относится активизация начального образования, прежде всего детской части населения.
Автор статьи «Педагогические размышления по поводу пословиц русского народа» В. З. Дуликов писал по их поводу: «Удивительное дело – пословицы русского народа. Вроде бы все про них известно. Это и копилка (кладезь) народной мудрости, учебник жизни наших дедов и прадедов, древо познания добра и зла. Это и удачно, в краткой форме выраженная по тому или иному поводу мысль. Это и просто пример красноречия, произведение устного народного творчества. Все это так, конечно. Но <…>, по нашему мнению, ни духовный, ни нравственный, ни житейский (не говоря уже об эстетическом) потенциал пословиц русского народа далеко не исчерпан»[2].
Это суждение в полной мере относится к пословицам, связанным с различными проявлениями письменной культуры. Среди приблизительно двадцати тысяч обследованных мною русских пословиц, поговорок и метких выражений[3] заметную долю (около 10 процентов) составляют те, что посвящены различным аспектам письменной культуры, в том числе счета. В своей совокупности они отражают широкий спектр народного отношения к учению, грамоте, служебному документу, книге.
В большинстве случаев такое отношение уважительное, даже почтительное, нередко – назидательное: «Сперва “аз” да ”буки”, а потом – науки», «Для ученья нет старости», «Книгами – не лодыгами играть», «Торговля грамотит (вынуждает быть грамотным) мужика», «Не пером пишут, а умом», «Не красна книга пером, а красна вымыслом», «Живи в тиши, а к нам граматки пиши», «Грамота – второй язык», «Кто больше знает, тому и книги в руки» и многие другие. В раздел пословиц В.И. Даль включил даже суждение «Все товар, и мусор товар, а книги – не товар (сказал граф Канкрин, когда Смирдин просил ссуды под свою библиотеку)».
Помимо пиетета к содержанию уважительное отношение к книге распространяется и на ее оформление: «Книжное слово в жемчугах ходит». Суть этой поговорки восходит к книжному переплету, или, как в прежние времена выражались, «книжному снаряжению». Слово «снаряжение» происходит от слова «наряжать, наряд» – украшать наилучшей одеждой. В технологическом смысле «снаряжать» значит «оснащать всем необходимым для выполнения главной функции». Действительно, готовую книгу переплетали. Переплетом служили липовые или дубовые доски. Первые – потому, что они легкие, хорошо шлифуются и не трескаются. Вторые – в силу особой прочности, долговечности. Доски обтягивали узорной тканью или тисненой кожей, украшали золотыми и серебряными накладками, жуковинами, лапками и застежками. Важным элементом украшения, «снаряжения» переплета были драгоценные камни и в их числе жемчуг. Поэтому изначально поговорка имела буквальный смысл и лишь впоследствии приобрела смысл переносный. Но и в буквальном смысле отношение к внешнему оформлению книги отражает благоговейное отношение к ней как к объекту в высшей степени ценному.
О знатоке письменного дела народ отзывается одобрительно: «Это писал такой, что перо за ухом (дока)», «Как “Отче наш” знает», «”Аллилуйя” у Гурья давно тверда», «Кто больше знает, тому и книги в руки», «Не уча (неуча) в попы не ставят», «Умри, а лучше не напишешь», автор «владеет пером». Такую книгу «зачитывают до дыр», «читают от корки до корки», она становится «настольной книгой». Посредством образа книги выражается сочувственное отношение к бедности учителя: «С миру по нитке – учителю книга».
Существовало понимание того, что «Не красна книга письмом, красна умом», «Ученье – свет, а неученье – тьма». Высокий престиж ученья, знания отразился в пословицах «Наука – не мука», «Красна птица пéрьем, а человек ученьем», «Ученье лучше богатства», «За ученого двух неученых дают, да и то не берут».
Пословицы отразили высокий авторитет написанного текста: «Быть по сказанному, что по писаному», «Лучше печатного не скажешь», «Говорит, как книга». Первая из приведенных пословиц явно сближает ее со сказочным присловьем «Что ни в сказке сказать, ни пером описать». Основная идея книги «проходит красной нитью». Фраза вошла в обиход после того, как русские моряки ознакомились с традицией английского военного флота вплетать в канаты красную нить как опознавательный знак, защиту от кражи.
В пословицах типа «Кто грамоте горазд, тому не пропасть», «Грамоте учиться – всегда пригодится», «Побольше грамотных, поменьше дураков», «Лучше печатного не скажешь», «Написано пером, не вырубить и топором», «Перо смелее языка. Язык коснеет, а перо не робеет», «Супротив печатного (газетного) не соврешь», «Читай, не вертись, а что написано, не сердись» и им подобным отражается высокий престиж грамотности. Наивысший ее уровень выражен в пословицах «Читать между строк», «Писано кровью сердца».
К овладению грамотой должны стремиться и бедняки: «Мы, бедные, учимся на медные, а богачи на рублевички». «Не крестьянская деньга бумажка» – говорят, когда хотят подчеркнуть, что грамотность, книжность – удел избранных, элиты. Овладение грамотой мало что дает бедняку в материальном отношении: «Ныне много грамотных, да мало сытых», «Богатые-те деньги учат, а бедные-те книги мучат».
Зато те, кому удалось «выбиться в люди», похваляются: «Люди мы неграмотны, а пряники едим писаные», «Были бы бумажки, будут и милашки» и т.д. Однако подчас грамотному неудачнику выражается сочувствие: «Сам себе не рад, что грамоте горазд».
В соответствующих случаях к написанному тексту выражается и недоверие: «Книга книгой, а своим умом двигай», «Уела попа грамотка», «Писано-переписано, село Борисово (полагает не знающий грамоте)», «В протоколе густо, а на деле пусто», «Не все свято, что в книгу вмято». Подчас отношение к деловой бумаге становится осуждающим или явно пренебрежительным: «Пожар чернилами не зальешь», «Бумага терпит, перо пишет», «Книга, а в ней кукиш да фига»; «Самые интересные страницы этой книги остались на дне чернильницы»; «Ни конца, ни начала; переплет как мочало».
Русский мужик по природе насмешлив и не упустит случая заметить хвастуна, неудачника, бесчестного писаку: «Пишет граматки, да просит памятки», «По грамоте осекся, да и цифирь не далась», «И сам тому не рад, что грамоте горазд», «Грамотей – не пахарь, не работник», «Мне бы денежек рупь (рубль), да бумажек с пуд, да золотца что-нибудь», «Попы за книжки, миряне за пыжки», «Бумажки клочок в суд волочет», «Вертит пером, что веретеном (что черт крючком, хвостом)», «Врет по-печатному. Врет, как газета», «Ни конца, ни начала, переплет что мочало» и т.д.
Бытовали пословицы, связывавшие чтение, грамотность с сезонными явлениями. Последние, в свою очередь, привязывались к святцам. Так, по пословице «В посту ретька да хрен, да книга Ефрем» можно сделать вывод о главном занятии простолюдинов в дни великого поста, начинающегося 10 февраля: читали (на утрени по стихологиям) сочинения преподобного Ефрема Сирина (ок. 306–373), а также (за трапезой) поучения блаженного Аввы Дорофея (VI в. – 620). Обе эти книги были хорошо известны и любимы на Руси с начала XIII века.
По пословице «Пророк Наум наставит на ум» можно сделать вывод о том, когда в России начинался учебный год: 1 декабря; с этого дня, сообщает В. И. Даль, посылают детей в школу. Русский писатель и этнограф А.А. Коринфский подробно описал этот обряд[4]. Детей раньше обычного будили, приговаривая: «Просыпайтесь ранехонько, умывайтесь белехонько, в Божью церковь собирайтесь, за азбуку принимайтесь! Богу помолитесь – до всего дойдете: святой Наум наставит на ум!». Обучение рассматривалось как событие общесемейного значения.
Первый день обучения происходил на глазах всей семьи. После молебна, на который отправлялись в полном составе, ожидали прихода учителя. Тот обходил избы, где ученики шли в школу впервые. Встречали учителя «с почетом и ласковым словом, сажали в передний угол с поклонами». Отец подводил сына к учителю, передавал из рук в руки, просил научить уму-разуму, а за леность – «учащать побоями». Обычай требовал, чтобы мать в это время стояла в отдалении и заливалась слезами и причитаниями. Ученик отдавал учителю три земных поклона, за каждый из которых получал удар заранее припасенной плетки. Этим авансом предупреждали возможную нерадивость и давали реальную возможность понять, что учение – труд, и весьма ответственный, а не праздник. После этого матушка усаживала свое чадо за стол и давала ему костяную указку. Учитель принимал строго-внушительный вид, развертывал свой букварь, и «начиналось велемудрое учение»: разъяснялась буква «азъ». Мать снова принималась плакать, умоляя «не морить сына за грамотой». Учитель шел ей навстречу, и первый урок заканчивался.
Букварь заворачивали в холстину и укладывали на самое почетное место – за божницу, за святые иконы. Успокоившаяся мать принималась угощать учителя «чем Бог послал», а затем ему преподносили гостинцы: каравай ситного хлеба – от хозяина и полотенце – от хозяюшки. Если позволяли средства, то в полотенце завязывали пятак. Учителя с поклоном провожали до ворот. Этим ритуал, введенный Домостроем, завершался. Можно сказать, что первый день введения в науку был запоминаем, выполнял воспитательную функцию и изначально прививал у детей трепетное отношение к грамоте, обучению как наиболее важному и ответственному в их жизни процессу, сызмала формировал в сознании высокий авторитет книги.
В школу принимали всех «малых ребят» без различия сословий. Обучение осуществлялось поэтапно. Начальный этап – «словесное учение» – был самым сложным. Он состоял в запоминании букв и освоении навыков чтения. Затем переходили к «складам» – отдельным слогам, которые тоже заучивали наизусть. Склады учили наизусть вслух, громко и нараспев произнося их бесчисленное количество раз. Этот порядок. закрепился в пословицах. Ими подчеркивается, что освоение грамоты – большой труд: «Сперва аз да буки, а там и науки», «Азбука наука, а ребятам бука (мука)», «Азбуку учат – во всю избу кричат», «Буки и веди – страшнее медведя» и другие.
После изучения складов переходили к изучению «Толковой азбуки», состоящей из расположенных в алфавитном порядке нравоучительных изречений, относящихся к сюжетам Книги книг – Священного Писания. Были среди них и похвальные слова букварю, грамоте: «Аз есмь всему миру свет». После Азбуки принимались за изучение Псалтыри – сборника церковных песнопений. Читать Псалтырь требовалось «<…> чисто, звонко, ровным голосом, ни высоко, ни низко, не слабети словом, ни на силу кричати, ни тихо, ни борзо»[5]. После заучивания Псалтыри наизусть приступали к чтению Часовника – богослужебной книги, предназначенной для церковной службы, приуроченной к определенному времени суток. Иными словами, повсеместное приобщение к книжной культуре начиналось с младшего детского возраста.
Выражения «Не знает ни аза», «Азов не разбирает» в переносном смысле означает «не знает даже основ какого-либо дела». Возникло оно в связи с тем, что обучение грамоте начиналось со знакомства с первой буквой церковнославянской азбуки. Выражение «Ни аза не видел в глаза» понимается в буквальном смысле: что человек полностью безграмотен, не знает даже первой буквы азбуки. Каждому было ясно, что тот, кто «Корову через [ять] пишет», человек не просто малограмотный, но еще и тупоумный.
Многие выучившиеся читать считали свое образование оконченным. Но часть детей продолжали обучение, осваивая умение писать. Покровителем письма считался святой Иоанн Богослов (день памяти 8 мая и 26 сентября по старому стилю). Согласно легенде, Иоанн явился юноше, стремившемуся списать с иконы его лик, и дал письмо к прославленному иконописцу в Константинополе, чтобы тот взял юношу себе в ученики. Письмо было разновидностью живописи, требовало не только знания грамоты, но и умения рисовать. При начале обучения письму произносили молитву: «Господи, помози рабу Твоему [имя рек] научиться писати, рука бы ему крепка, око бы ему светло, ум бы его остер, писать бы ему златом». Пособием для обучения письму были прописи, или Скорописная азбука. В ней содержались образцы прописных и строчных букв, в конце они сводились к душеполезным изречениям. Среди них были и относящиеся к книжной культуре: «Человек мудр, а не книжен, – аки птица без крыл, не может мудра и тверда разума имети»[6]. Школьник – предмет пословиц «Не выучит школа – выучит охота (нужда)», «Краденое яичко школьнику слаще», «Такие тетрати с кого сбирати». Выражение «Черным по белому писано» – синоним слов «ясно», «недвусмысленно». Ту же мысль выражают словами «Супротив печатного не соврешь». Иногда грамотному сочувствуют: «Сам не рад, что грамоте горазд».
Недостаточное знание грамоты осуждается: «Не на пользу читать, коли только вершки хватать», «Без складу по складам, без толку по толкам», «По складам, так не грамотей» и другие. Судя по пословицам, нерадивое обучение грамоте наказывалось: «Фита да ижица – к ленивому плеть ближится», «За аз да за буки, так и указку в руки [деревянной заостренной тростью наказывали тех, кто ленится]».
Учеников сызмальства приучали относиться к книгам бережно, уважительно:
Книги ваши добре храните
И опасно [осторожно] на место кладите.
<…> Книгу замкнув, печатью к высоте полагай.
Указательного же древца [указку]
в нею отнюдь не влагай <…>
Книги в соблюдение к старосте [группы] с молитвой приносите [по окончании уроков],
Тако же заутро принимая, с поклонением относите <…>
Книги свои не вельми разгибайте
И листов в них тож не пригибайте <…>
Книг на седалищном месте не оставляйте,
Но на уготованном столе добре поставляйте <…>
Книг аще кто не бережет,
Таковый души своей не бережет <…>[7]
«Бисерный почерк» – у тех, кто пишет слишком мелкими буквами. Читать такое письмо – «глаза сломаешь». Тот, кто пишет неряшливо, осуждается: «Письмо – словно куры набродили», «Словно маку насеял (мелкое письмо)», «Пишет, словно разводы разводит (крупно и медленно)», «Писали писаки, а прочтут собаки», «Пишет, как черт шестом по Неглинной».
Насмешка над чьей-либо полуграмотностью выражалась пословицей «Како он – кон, буки ерык – бык, глаголь аз – глаз». На самом деле сочетание букв «како – он» дает не «кон», а всего лишь «ко»; сочетание «буки – ерык» – не «бык», а «бы»; от соединения букв «глаголь – аз» производится всего лишь бессмысленное выражение «га». К тому же классу можно отнести пословицу «Ни складу по складам, ни толку – по толкам». Еще один пример насмешки (в данном случае над малограмотным священнослужителем) проявляется в пословицах «Книга-то книга – слово-то слово! На-ка, пономарь, унеси ее в алтарь».
В глазах бюрократа «Мертвая буква дороже живого слова» (выражение восходит к основам христианского учения), тогда как остальные думают иначе: «Живое слово дороже мертвой буквы». Бюрократ «может перечеркнуть все одним росчерком пера», у него «бумага все стерпит» Неграмотному кажется, что «легче работать пером, чем топором». Однако попробовав это занятие, он тут же переиначивает эту пословицу; «Легче работать топором, чем пером». Серьезная правовая роль документа отражена в пословице «Мал клочок, а в суд волочет». В современном фольклоре широко известно выражение «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек». Из той же области меткие выражения «Чернильная душа», «Бумажная душа», «Бумажная крыса», «Конторская крыса», «Бумажная волокита», «Положить под сукно», «Ничего не попишешь», «Положить в долгий ящик». Последнее выражение возникло в XVII в., когда царь Алексей Михайлович повелел прикрепить к стене своего дворца длинный («долгий») ящик для прошений. Вынимали их после заполнения ящика, т.е. ждать решения приходилось долго[8].
Народ отдавал отчет, что научить грамоте можно не всех; он зафиксировал это в пословицах, подчас грубоватых: «Много на свете дураков: всех не перечтешь, не токмá что не переучишь», «Дурака учить, что на воде писать», «Для умного печать, для глупого замо́к», «Дураку закон не писан». Не щадил он и самого себя: «Не про нас писано», «подмахнул» (подписал не глядя, не вникая в содержание).
Существуют пословицы, посвященные самым примитивным знакам – меткам: «Заломить было ветку да поставить метку». Есть также пословицы, – и их значительно больше, – посвященные отдельным буквам. Так, в роли «красного словца» выступает пословица «Ер да еры – упали с горы, ерь да ять – некому поднять». Вот еще примеры такого рода пословиц: «Иже не ври же, Фита не болтай!», «Ер да еры – упали с горы, ерь да ять – некому поднять», «От аза до ижицы [т. е. из конца в конец; и вдоль и поперек]», «Аз да буки, да и конец науки», «Что ни бай, а писать «веди» нужно», «Я – последнее слово в азбуке (да аз – первое)». Эмоциональное отношение к надоевшему, скучному делу передано образом букв: «Аз-алашки, буки-бабашки (барашки), веди-валяжки, глаголь-голяшки». Сюда же относятся выражения «Делá – пять с плюсом», «На все сто!», «Начинать с азов», «Подвести черту», «Поставить точку».
Выражение «Всыплют по первое число» проистекает из старорусской традиции пороть учеников каждую неделю независимо от вины (за вину – порка наособицу). Если кого-нибудь пороли так сильно, что этого хватало и надолго, то очередная недельная порка откладывалась до начала следующего месяца. Поэтому «всыпать по первое число» означает «наказать очень сильно»[9].
Существует даже пословица, в которой используются знаки препинания: «Где чихнуть пришлось – запятая; где икнулось – двоеточие, а где табаку понюхать – точка».
Есть пословицы о материале, способах и инструментах письма: «Перо скрыпит, бумага молчит», «Перо смелее языка. Язык коснеет, а перо не робеет», «Прочитать от доски до доски (В. И. Даль поясняет: переплет книг встарь был досчатый), «Писал Макарка своим огарком», «Это вилами писано», «Думает плотник с топором, да писака с пером», «Пиши на трубе мелком (угольком)», «Пиши на воде (на пне)»; «За неимением гербовой [бумаги: по делопроизводству XVIII в. прошения было положено писать на бумаге с двуглавым гербом]пишут на простой»; «Бумаги листок на руке легок, а выйдет из-под руки – тяжелей каменной горы будет».
Наиболее широко известна поныне пословица «Написано пером, не вырубить и топором», но сегодня ее требуется разъяснить. Дело в том, что в старину сведения о денежном долге для памяти высекали топором на бревенчатой стене, а когда долг возвращали или получали, зарубку стесывали. Написанному на бумаге этот метод противопоказан, вот и получается, что запись на бумаге крепче топорной зарубки. Кроме того, написанное пером можно представить в суд, тогда как засечка на стене на эту роль не годится. К тому же «Слово к делу не приставишь», его требуется записать по всей форме.
Наиболее частым реквизитом письменного документа выступает печать: «Прививная оспа – Антиева печать», «Слово лучше (крепче) печати»; «Печать вощеная, окладь дощеная».
Из видов документов, представленных в пословицах, чаще всего встречаются грамота, письмо («Идет грамота неписана, дана читать незрячему», «Тарабарская грамота (всякое цифирное письмо)», «Погонную [грамоту] послали, да примет не дописали [из этой пословицы можно заключить, что народу было доподлинно известно, что собою представляют погонные грамоты]». В общей сложности удалось установить свыше 50 пословиц с этим словом. Образ тетради звучит в пословице «Такие тетрати с кого сбирати».
Довольно широко представлена в пословицах книга. Вместе с мотивом чтения зафиксировано 54 пословицы такого рода. В пословицах отражены конструктивные особенности книги: «Книга – в ней два листа, а середка пуста». Но значительно чаще пословицы отражают семантивную и аксиологическую составляющие книги.
С одной стороны, в этих пословицах отражен высокий престиж чтения и читателя: «Молод, да стары книги читал», «Ваши слова – хоть в Библию, а наши и в татарские святцы (в татарский пролог) не годятся», «Лучше печатного не скажешь», «Кто много читает, тот много знает», «Кто знает аз да буки, тому и книги в руки».
Отмечены и аксиологические качества книги как социальной ценности: «Книга – друг человека», «Книги не говорят, а правду сказывают», «Одна книга тысячу людей учит», «Книги читать – скуки не знать», «Книга в счастье украшает, а в несчастье утешает», «Не красна книга письмом, красна вымыслом» и т.д.
С другой стороны, народная мудрость предостерегает только от чисто книжного знания: «Книга книгой, да и своим умом двигай», «Не всякий, кто читает, в чтении силу знает»; от чрезмерного увлечения чтением: «Книги читай, а дела не забывай», ущербного ее восприятия: «Хороша книга, да начетчики плохи»; «Смотрит в книгу, а видит фигу». Иной читатель «смотрит в книгу, а видит фигу», предпочитает «читать по диагонали» или вообще «читает по складам» или скачет «галопом по Европам». Последнее выражение произошло от названия статьи поэта А. Жарова о поездке по Европе в 20-е гг. ХХ в. Тот, кто мало читает, похваляется: «Французских не читаем, от русских засыпаем» Итог такого чтения отражен в насмешливых фразах: «прочел всего Толстого: ”Анну Каренину” и “Хождение по мукам”»: «Прочел повесть Гоголя о том, как Тарас на Бульбе женился»; «Книгу стихов Шолохова».
В отличие от «знатока» ‑верхогляда опытный читатель умеет «читать между строк».
К писателям, поэтам, редакторам, критикам, журналистам обращены следующие устойчивые высказывания: «Открыть новую страницу в литературе», «Сгущать краски», «Заниматься очковтирательством», «Лакировать действительность», «Срезать острые углы», «Кирпич» (объемистый том , бедный содержанием), этой книге «много воды», «Раньше классики писали гусиным пером вечные мысли, а а нынешние некоторые писатели пишут вечным пером гусиные мысли», «Раньше в Тульской губернии был один писатель (Л.Н. Толстой), а нынче в двадцать раз больше», «Нужны нам Щедрины и Гоголи, лишь бы нас не трогали». Отдельные поэты «марают бумагу», «марают стихи», «высасывают из пальца». Пишущие люди должны «владеть пером», «иметь бойкое перо». У них есть «товарищи по перу». Устойчивы выражения «Проба пера», «Вышли из-под его пера», «Сперва научись запятые расставлять», «Пиши знай: кому надо – разберет», «Газетная утка», «Желтая пресса», «Притягивать факты за уши (волосы)», «Филькина грамота», «Бумага без души – что угодно пиши», «Бумага от стыда не краснеет», «Бумага все стерпит», «Критиковать – остер, как топор, а критику слухать – глух, как обух», «Критики боятся трусы и дураки», «Неважно, что бумажно, было бы денежно», «Ничего не попишешь», «Так и запишем». Образ книги служит для обличения несправедливости: «Кормчая книга кормит судей». Отмечается, что чтение – это большой труд: «Книги читать – не в ладушки играть».
Предметом пословиц являются также: челобитная («Не складна челобитная складом, а складна указом»), ревизская сказка: «Полно чужих коз считать: ведь не сказку (не ревизию) писать», указ: «Я бы ему именным указом запретил думать», уложение: «Уложенье читает, а дела не знает», закон: «Беззаконным закон не писан», «Мы пишем законы для ваших знакомых, а сами обходим их», «Законы задним числом не пишут», «Невелик клочок [бумаги], а в суд волочет», «Без синюхи [пятирублевой ассигнации, она имела синий цвет] судьи глухи – без вины ты виноват»; «Нужда свой закон пишет»; игральные карты: «Умен, как поп Семен: книги продал, а карты купил, забился в овин да играет один», «В карты заглядывать. Он в чужих картах так и ночует»; «Карты нá кон, отец дьякон!», «Ваши козыри биты», «Ваши [козыри] не пляшут», «Ваша карта бита», «Это нашему козырю в масть», «Кто больше знает, тому и карты (книги) в руки».
Выражение «На лбу у него не написано, что он за человек» связано с существовавшим до XIX в. обычаем ставить клеймо на лбу преступников. Даже черт носится не с простой торбой, а с писаной («Как черт с писаной торбой»). Из канцелярской практики прошлых веков дошло выражение «Руку приложил». Часто это выражение означало, что неграмотный прикладывал к документу, изготовленному изделию отпечаток пальца или ладони, испачканный сажей. Но плохая статья или книга с точки зрения читателя «левой ногой написана».
Генезис выражения «Заруби себе на носу; Заруби зарубку на носу» имеет двоякое толкование. Наиболее вероятным считают собственно русский, прежде всего купеческий, обычай иметь при себе «нос» – носомые, носимые палочки, дощечки, на которых делали зарубки, насечки, чтобы учитывать имущество, отпущенный товар. Таким же образом фиксировали собственные долги, учитывали сделанную работу. (Схожим образом «записывали» информацию, завязывая узелки на одежде, поясе, платке. Отсюда пошло другое идиоматическое выражение: «Завязать узелок на память».) Другое объяснение происхождения этого выражения, как полагают, возникло позднее, когда слово «нос» в значении бирки вышло из обихода и по созвучию было перенесено на нос как орган обоняния. Появились варианты этого выражения, употребляемые в том же значении: «Зарубить на лбу», «Зарубить на коже», «Зарубить себе в голову». Близкие выражения есть и в других языках. Например, в переводе с немецкого это звучит как «Это у него на лбу написано», «Я врежу тебе зарубку в ухо!»[10]. Неясность в происхождении одного только этого обиходного, всем известного выражения свидетельствует, как мало сделано историей книжной культуры для воспроизведения своих истоков. Большой блок современных присловий имеет в основе книжные знания: «Пришли к общему знаменателю». «Сделать под его марку», «Попал в переплет», «Сапоги мои того: пропускают аш‑два‑о», «Бюрократ любой бумажке рад», «Ходячий университет», «Ходячая энциклопедия»,
Отдельный блок составляют пословицы, прибаутки, считалки, связанные с церковным письмом во всех его видах. Это могут быть святцы: «Не поглядев в святцы, да бух в колокол», «Не поглядев в святцы, да в большой колокол».
Другой излюбленный объект – икона: «Ни кола, ни вола, ни села, ни двора, ни мила живота, ни образа помолиться, ни ножа, чем зарезаться», «Прело, горело осиново полено, за море летело, за морем церква, в церкви икона, живопись пишет: шишел, вышел, вон пошел». Особого почтения к священным предметам здесь не просматривается, но это свидетельствует скорее о том, что они – привычный предмет обихода. Народ замечает: «Не учась, в попы не становятся». Образами, взятыми из области письменной культуры, характеризуют различные качества характера, жизненные обстоятельства. Признать свою слабость – это, образно говоря, «расписаться в собственном бессилии»; «Подписаться двумя руками»; «Игла в стог упала – пиши пропала».
- Значительный пласт метких выражений чисто книжного характера навеян Священным Писанием, что свидетельствует о широком знакомстве народа с его содержанием; если не с начитанностью, то с наслышанностью. Вот примеры такого рода. Когда надо сказать о чем-либо совершенно недоступном пониманию, используют оборот «Книга за семью печатями» – прямая цитата из Апокалипсиса. Св. Иоанн Богослов сообщал о том, что видел такую книгу. Выражение «Не сотвори себе кумира» – вторая заповедь Моисея, требующая от верующих не создавать ложных богов. Известны характеристики: «Дьявольское отродье», «Хамское отродье», «Каиново семя», «Не от мира сего». Последнее восходит к Евангелию; «Царство мое – не от мира сего». О чем-нибудь невыносимом для окружающих говорят: «Хоть святых выноси». Это связано с традицией выносить иконы из избы, если в ней происходило разгульное застолье, драка и т. п. «Одежда Адама и Евы» употребляется в двух значениях: буквальном – «естественная нагота», и переносном – когда человек беден, раздет‑разут. Смысл пословицы «Неведомый обет главу Иоанна Предтечи на плаху положил» сродни более известной: «Без меня меня женили, я на мельнице молол: – приезжаю я с мукой – поздравляют меня с женой». «Начал во здравие, а свел за упокой» – взято из церковного богослужения: священник читает сначала списки имен, поданных для молитвы за здравие, а затем – поминальные списки, т. е. за упокой душ умерших. «Звонить в колокол, не посмотрев в святцы» («Не заглянув в святцы, да бух в большой колокол»), – так говорят о тех, кто начинает дело без должной подготовки. Под Святцами имеется в виду церковная книга с перечнем праздников и святых по дням. При недостаточной уверенности в исходе дела при его начале говорят: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его». Государь как Божий помазанник решал судебные дела «как Бог ему на душу положит», – это право было зафиксировано в Приказе Большого дворца. Сейчас это выражение используют в смысле «как получится». Сделать что-либо «наобум Лазаря» – означает «не рассчитав, не подумав». Происходит оно от ситуации, когда звонарь ни с того, ни с сего «бумкнул» в колокол, а люди побежали к церкви. На основе этого обычая родились иронические пословицы: «Благословясь, не грех и в чужую клеть залезть», «Благословясь, и батьку бить сподручней».
- Отчаянный человек считал, что «не так страшен черт, как его малюют» (в храмах, на иконах и т. д.) «Такой Содом, что пыль столбом», – о большом беспорядке; проистекает от библейского повествования о городах Содом и Гоморра, жители которых предавались порокам, за что были наказаны землетрясением. О том, кто с нетерпением ожидает чего-то желанного, говорят, что он «ждет манны небесной», которую Господь ниспосылал евреям, странствующим по пустыне после исхода из Египта в поиске земли обетованной.
- «Тяжел крест, да надо несть», то есть надо жить не ропща, претерпевая все тяготы и невзгоды. Когда хотят уклониться от решения вопроса, «умывают руки» – по примеру Понтия Пилата, этим жестом подчеркнувшим, что он не хочет быть причастным к несправедливому решению вопроса о дальнейшей участи Иисуса Христа.
- Выражение «Поставь Богу свечку, а черту две» надо понимать в том смысле, что два – четное, «бесовское» число. О черте пословиц, поговорок и присловий много, к запрету церкви воздерживаться от упоминания его имени народ относится с пренебрежением: «Нечем черту играть, так угольем»; «Чем черт не шутит, когда бог спит»; «Чем черт не шутит – и из дубинки выстрелит». Прибедняться, жаловаться на что-нибудь, пытаясь разжалобить – это, иначе говоря, «петь Лазаря». Изначально это была песня о богаче и бедняке Лазаре, написанная по евангельскому рассказу. Ее пели нищие, слепые и убогие на базарах и в других людных местах, прося милостыню. Выражение «альфа и омега», означающее начало и конец дела, – прямые слова Господа нашего Иисуса Христа: «Аз есмь альфа и омега, начало и конец».
- Без комментариев можно оставить выражения «Словно с креста его сняли»; «Бог любит троицу»; «Как Иисус Христос прошел в лаптях по душе»; «Вольному воля, спасенному рай», «Разбирается как баран в Библии»; «Ей-богу»; «Бог свидетель»; «Вот те крест»; «Вот те Христос»; «Как на исповеди, правду говорю»; «Как на духу»; «Кто много божится, на того нельзя положиться»; «Барышник без божбы сам себе не верит»; «Одна сваха за чужую душу божится»; «Чтоб не дожить мне до Христова Воскресения»; «Дай бог не соврать».
Прочно укоренились выражения, взятые из других книжных источников. Так, выражение «На седьмом небе» связано с книгой Аристотеля «О седьмом небе». В ней утверждается, что небесный свод состоит из семи сфер. Коран, воспринявший эту идею, обогатил ее представлением, что на седьмом небе находится рай, царство небесное. «Отошел в горний мир» – значит попал в царство небесное. Изречение «Пиррова победа» относится к 279 г. до н. э., когда эпирский царь Пирр понес столько жертв в битве с римлянами, то воскликнул: «Еще одна такая победа, и мы погибли!» Известно об этом стало из описания древнегреческого писателя и историка Плутарха (ок. 45‑127 гг.). Книжными являются и выражения «Кануть [упасть каплей] в Лету», «Лоб как у Сократа, да мозгу маловато». Стало общеупотребительным выражение «Жрецы Мельпомены». Оно взято из древнегреческого мифа о том, что на горе Парнас обитает покровитель искусств бог Аполлон и девять муз, каждая из которых покровительствует какому-нибудь конкретному искусству (или науке; но науками они стали считаться намного позднее, в те времена и история, и астрономия рассматривались в одном ряду с музыкой, поэзией и т. д.). В частности, работники театра вдохновительницей своего таланта считают Мельпомену, хотя она, строго говоря, муза только трагедии. Комедии покровительствует Талия, танцевальному искусству – Терпсихора. У Аполлона был крылатый конь Пегас, поэты считают его символом вдохновения. Отсюда пошли выражения: «Парнасский конь (Пегас)», «Оседлать парнасского коня», «Ездить на Пегасе», «Взойти на Парнас (вершину поэтической славы)», «Оседлать Пегаса». Выражение «Оборотная сторона медали» – калька с аналогичного французского словооборота и воспринимается как книжное. Над оборотной стороной медали чеканщики трудились менее тщательно, чем над лицевой, и она была обработана хуже лицевой.
Многие крылатые выражения, связанные с книжной культурой, возникли в ХХ веке: «Начальство пусть думает, оно газеты читает и чай с сахаром пьет», «Дела идут, контора пишет, приказчик (кассир) деньги выдает», «Не клади в кубышку, заведи сберкнижку», «Вышел в тираж»; «Беды да печали на почтовых примчали»; «Читать во время еды – память проглотишь»; «Пушкин умер, Толстой умер. Что-то и мне не здоровится».
Числа, счет.
Едва ли не самый большой пласт пословиц – он составляет свыше 80 процентов (!) от общего числа пословиц, посвященных письменной культуре, чтении, книжности – связан с числами, счетом, мерой: веса, длины, времени и т. п. Правомерность отнесения этого аспекта к книжной культуре может вызывать сомнения, поскольку пути чтения и счета – однокоренных слов – со временем сильно разошлись. Однако первоначально связь была настолько тесной, что почти не различалась. При рассмотрении бесписьменных технологий Б. А. Семеновкер рассматривает «счет и статистику» сразу вслед за «сакральной поэзией, мифами, преданиями, легендами, ритуалами», «эпической и лирической поэзией»[11]. Он относит их к разделу «Прикладные знания и язык».
Яркий образец синкретичного восприятия букв и чисел встречаем еще во времена Средневековья. Составитель Повести о Печерском монастыре (1603) сообщил в заключение о своем имени: «Собрано же вся сия три повести <…> труды же и снисканием их леностиваго послушника именем букв численных слогу: третием сотое с осмым, паки же с третьим семьдесятое, сотое же паки со десятым и девятьсотное по древнему <…> [Григорий]»[12].
Аналогичный прием использовал иконописец по ремеслу, автор Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков. Он сообщает о себе: «<…> имя же ему есть сие: единица дважды, со единем, пятидесятница же усугубити дважды, и четверица сугуба, и тридесятица, с пятерицею, совершает же ся десятерицею, и всех обрящеши писмен сем [имя же его таково: единица дважды, и четверка удвоенная, и три десятки, с пятеркою, заканчивается же десяткой, а всего букв в имени – семь]»[13]. Иными словами, автора зовут Басилей (Василий).
Пословицы затронули практически все нюансы, связанные со счетом: «Что в письме и в счете (записано и сочтено), в том ни греха, ни поклепу», «Для счету и у нас голова на плечах», «Считай всяк пастырь свое стадо!», «На счетах прикидываешь, так рукава засучивай!»; «Дружба дружбой, а деньгам счет», «Чаще счет – крепче дружба», «Слову – вера, хлебу – мера, а деньгам – счет», «Счет дружбы не портит», «Разочлись – как вода разлились», «Сочлись да разочлись, так ни с чем и разошлись», «Без счету и денег нету»; «Цыплят по осени считают» и многие другие; приметы: «Считать деньги по заходе солнца нельзя – водиться не будут»), общим сравнением «много – мало», «больше – меньше»: «Сивому мерину смолоду цены не было, а под старость задаром отдали татарам», «Денег много взято, а барыша нет».
Пословицы запечатлели измерение различных величин. Во многих случаях – это время: «На одном часу и снег, и дождь», «Который час? – Первый после давешнего», «И в семьдесят лет, а совести нет» и др. Из 55 пословиц о времени в 13-ти фигурирует «неделя» либо дни недели: «Добрая свадьба – неделю», «Поезжай на неделю, а хлеба бери на две», «Дожили до середокрестной середы – святая недалеко», «У бабы семь пятниц на неделе», «Почем нанялся? – Да в неделю работать семь дней, а спать на себя». Есть пословица, над которой приходится очень хорошо подумать, прежде чем разберешься в ее хитросплетениях: «На одной неделе четверга четыре, и деревенский месяц с неделей десять». Такого рода юмор – свидетельство близости вопросов меры, счета русскому народному менталитету.
В других случаях предметом пословиц выступает вес («Болезнь входит пудами, а выходит золотниками»); деньги – чаще всего («Туда-сюда рубль, так-сяк два, за корову полтора (отчет хозяйки)», «Деньга счет любит, а хлеб меру», «За него грош дать – недодать, а два дать – передать» и т.д.); расстояние: «Муж на вершок, жена на сяжок; муж на пядень, жена на сажень», «Невеста в пол-осьма аршина, а поперек себя половина», или что-то иное.
Во многих пословицах запечатлены конкретные числа – от нуля до миллиона. Приведем примеры.
0: «Дом (хозяйство): одни буйны ветры по углам перекликаются», «У тороватого дяди денег нет, а богатый скуп», «Едет дядя из Серпухова: бороду гладит, а денег нет».
1: «Лучше раз в году родить, чем день-деньской бороду брить», «Баба да бес – один у (в) них вес»; «В одну руку два уха не схватишь»; «Одна дверь на замке, другая –настежь» (у безалаберного хозяина); «По одной пить – одному жить», «Выпил на грош – на рубль дебош»; «Одна голова не бедна, а коли бедна, так одна»; «Один с сошкой, семеро с ложкой»; «Спит одним глазом», «Наседка одним глазом, а другим коршуна видит», «Наседка одним глазом спит, а другим цыплят сторожит», «Лиса одним глазом спит, а другим кур считает», «Первый парень на деревне, а в деревне – один дом»; «Не первая зима волку»; «Свалилась беда, как первый снег на голову».
2: «Два брата с Арбата, а оба горбата», «Одна головня и в печи гаснет, а две и в поле курятся», «Рука руку моет, и обе белы живут»; «Кто смел, тот два съел», «Два арбуза в одной руке не удержишь», «Ни два, ни полтора», «Два медведя в одной берлоге не уживутся», «Два кота в одном мешке не усидят»; «Две гусыни в одном гнезде не усидят»; «За двумя зайцами погонишься – и одного не поймаешь»; «На работу спирает дух, а ест за двух»; «Я сам прошел два класса и три коридора»; «Под голову кулак, а коль высоко, на два пальца убавить можно»; «Два века не проживешь»; «Наградили двумя столбами с перекладиной»; «Стоя съешь вдвое», «Сладок мед, да не две ложки в рот», «Черта с два!»; «Держи в обе руки!»; «За одного битого двух небитых дают»; «Хотел сесть на два стула, да очутился на полу»; «Две собаки грызутся, третья – не лезь»; «До драки хвастаются двое, после драки – один»; «Держи в обе руки!»; «Сошлись два друга – мороз и вьюга».
3: «Жениться – беда, не жениться – беда; третья беда – не дадут за меня», «Старый муж рад и годовалому житнику (хлебу), троеденной каше», «Три друга: отец, да мать, да верная жена»; «Три волоса и все густые»; «Согнет в три погибели» (при пытках голову пригибали к ногам); «Не было ни гроша, да вдруг – алтын» (грош – монета в две копейки, позднее – в пол-копейки. Алтын – монета в три копейки); «Гляди в оба, а зри в три»; «Таких, как ты, всего трое: ты да Кудин, да еще один»; «Отзынь на три лаптя»; «Нажил дом в три окошка да килу [грыжу] с лукошко»; «Получить три аршина земли» (могилу); «У хорошей лисы всегда три отнорка (боковой норы с запасным лазом)»; «На одного солдата три капрала»; «На одного исполнителя три повелителя»; «Третий – лишний»; «Кто его переврет, тот и трех дней не проживет»; «Три слова на “ша” у фотографа: шпокойно! Шнимаю! Шпортил»; «У нее было три сына и все на ”мы”: Миколай, Митрий и Микита»; «У него было три сына: двое умных, а третий …футболист (тракторист и т. д.)».
4: «Конь о четырех ногах, да спотыкается», «Покупала по четыре денежки, а продавала пару по два грошика», «Без четырех углов изба не рубится. Дом о четырех углах», «Пропадай, моя телега, все четыре колеса»; «Муж запил – дом с одного угла загорается; жена запила – дом со всех четырех углов занимается»; «Три раза прости, а на четвертый прихворости (накажи хворостиной)».
5: «Пятое колесо в телеге», «Торгу на три алтына, а долгу на пять», «В руке пять перстов»; «Пять рублей – не деньги, брат – не родня»; «Без пяти минут мастер»; «В редьке пять яств: редечка триха [тертая], редечка ломтиха, редечка с маслом, редечка с квасом, да редечка так»; «Не видал ягоду пять лет, так и нужды в ней нет»; «Знаю, как свои пять пальцев»; «Таких, как ты, продают пучок за пятачок, и то лишь в базарный день» «».
6: «Три коровушки есть, отелятся – будет шесть», «У него рожа по шестую пуговицу вытянулась», «Около – четыре, а прямо – шесть»; «Теремок (домок) из шести досок» (гроб); «Нет ли рубликов шести – душу отвести?»; «Три волосинки в шесть рядов уложены».
7: «Старик, да лучше семерых молодых», «Вместе тесно, а розно тошно. Семерым просторно, а двоим тесно», «Седьмая вода на киселе», «Сено, сено, семерых съело»; «Кто смел да стоек, тот семерых стоит», «Он семерых до смерти заврет», «Семь бед – один ответ (и баланда на обед)»; «Семь раз поели, а за обедом не сидели» (говорилось с осуждением, если члены семьи обедали порознь), «Прослужил семь лет, заработал семь реп, да и тех нет»; «Семеро в семье, и все большие» (т. е. все считают себя хозяевами); «У семи пастухов не стадо», «Семеро плотников прямо столб не поставят»; «У семи нянек дитя без глазу»; «Семь топоров вместе лежат, а две прялки – порознь» – сравнивается отношение мужчин и женщин в одной семье; «Семеро по лавкам», «Семеро на полатях»; «Это еще не беда: до беды семь лет: то ли будет, то ли нет»; «Живи просто – доживешь до ста»; «Чеснок и лук спасают от семи недуг»; «Суп из семи круп – крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой»; «Семеро с пером, один – с топором»; «Невелик городок, а семь воевод»; «Семи пядей во лбу»; «Один дурак может семерых умных переспорить»; «Вятские ребята хваткие: семеро одного не боятся, а один на один – все котомки отдадим»; «Один курнул, да в реку нырнул. Прошло семь лет, а его все нет»; «Семеро на одном колесе проехали»; «Семь потов сошло».
8: «Деревня большая: четыре двора, восемь улиц», «Осьмый день, что первый»; «Восемь девок – один я; куда девки – туда я»; «Весна и осень – на дню погод восемь».
9: «Девятый вал роковой», «Болит бок девятый год, не знаю которо место. Бог мой, Бог, болит мой бок девятый год и пр.», «Девятый месяц на свет нарождает»; «Добрая земля навоз девять лет помнит»; «Получил девять граммов» (пулю).
10: «Русский час – десять, а немецкому и конца нет», «Пошел весной заяц сам-друг в поле, а воротился сам-десят оттоле», «Десятая вода на киселе»; «Десять раз угодишь, а один раз проштрафишься – все равно виноватым останешься»; «Ты ему – слово, он тебе – десять»; «Швецу – гривна, а закройщику – рубль».
12: «В году двенадцать месяцев», «Двенадцать апостолов и колен израильских», «Невеста с приданым: у рук, у ног пальцев по две дюжины без мала, только четырех недостало».
13: «Он из таких, что по тринадцати на дюжину кладут, да и то не берут», «Тринадцать – несчастное число», «Тринадцатый под стол».
20: «В двадцать лет ума нет – и не будет»; «Вот тебе двадцать копеек – за красивое вранье».
25: «Опять двадцать пять!».
30: «Русский час – с днем тридцать; деревенский месяц – с неделей десять», «Тридцать лет, как видел коровий след, а молоком отрыгается», «До тридцати лет греет жена, после тридцати – рюмка вина, а после – и печь не греет».
33: «У лисы – плутовки тридцать три уловки».
40: «Сорока лет, а сорому нет», «В Москве сорок сороков церквей (церкви в Москве разделены на благочиния по сорокам)», «Кто в двадцать лет не здоров (не хорош), в тридцать не умен, а в сорок не богат, тому век таким не бывать»; «Их было четверо, а фальшивили так, будто их было сорок человек».
50: «Полтина без алтына, без сорока семи копеек», «С алтыном под полтину», «Не запосуливай рубля, отдай полтину!», «Рыжий да рябой – самый дорогой: что ни рябина, то полтина», «Работнику – полтина, мастеру – рубль», «Кому полтина, а кому – ни алтына», «Сто рублей – не деньги, пятьдесят лет – не старуха».
60: Русский час – 60 минут.
70: «И в семьдесят лет, а совести нет», «Анна семь лет с мужем жила, а до семидесяти вдовой была (пророчица Анна, встретившая Иисуса Христа с Симеоном»; «На Колыме сто рублей не деньги, тыща верст не расстояние, семьдесят лет не старуха, десять лет не срок».
72: «У бабы семьдесят две увертки в день».
90: «Доживем лет до девяноста, а там видно будет».
100: «Умная голова сто голов кормит, а худая и себя не прокормит», «Хоть сто лет думай, лучше этого не выдумаешь», «На Руси, слава Богу, дураков лет на сто припасено», «Сто рублев имея бежат, а сто другов без боязни бежат»; «Сто голов – сто умов»; «Голого нищего и сто разбойников не ограбят»; «Не имей сто рублей, а имей сто друзей», «Держи голову в холоде, брюхо в голоде, ноги в тепле – проживешь сто лет на земле»; «Съешь на копейку, а расплюешь на рубль»; «Словно сто пудов с плеч сбросил».
500: «На сто пусто, на пятьсот ничего».
600: «Теперь бы соснуть …минуток шестьсот».
700: «Пускай говорят, что мы бедные, семьсот в сундуке, и все – медные», «Семьсот пропием, собирать пойдем, не сугорбимся».
1000: «Одна кудря стóит рубля, другая – тысячи», «И первой сотни, да не первой тысячи», «Рысаку цена тысяча рублей, а за сбой поруки нет»; «Тысяча чертей!».
1 000 000: «Москва создана веками, Питер миллионами»; «Целовать – так королеву, воровать – так миллион»; «Миллион рублей – как псу под хвост. Шутка ли сказать».
Больше всего пословиц (около 300) содержат в себе числа «1» и «3» во всех вариантах, затем следуют «2» (около 150 пословиц, задач и т. п.). Из других чисел наиболее популярны «7» (около 100 пословиц содержат это число), «100» (около 50), «10» (более 30). Из этого наблюдения выходит, что наиболее популярны в народе числа «1», «3» и «2», а не «1», «3», «7», как общепринято считать.
Осуществить точный подсчет количества пословиц, равно как и загадок, в которых используются числа, затруднительно, поскольку во многих из них присутствуют одновременно несколько чисел: «По рублю ступает, рубль поднимает, на полтину глядит, сто рублей говорит (знахарь и коновал)», «Гляди в оба, зри в три. А придет пора, наглядишься и в полтора», «Одному мигнул, другому кивнул, а третий сам догадался». Свидетельством народного вкуса к разного рода числам, подсчетам является пословица «Един Бог; два тавля[14] Моисеевых; три патриарха на земле; четыре листа евангельска; пять ран Господь претерпел; шесть крыл херувимских; семь чинов ангельских; восемь кругов солнечных; девять в году радостей; десять Божьих заповедей; единдесять праотец; два на десять апостолов».
Есть пословицы, чаще всего имеющие юмористический характер, запечатлевшие способ фиксирования чисел: «Пиши долг на стенку, а не покажется – смарай!», «Пиши на дверь, получай с притолоки [ясно, где именно вели записи для памяти – бумаги-то не было!]», «Пиши долг на забор: забор упадет, и долг пропадет», «Грош за рыбу, грош на рыбу, да грош на нее ж. – Все ты врешь! – Да бишь за «врешь» отдала грош».
При всей любви простого народа к числам около четверти пословиц, связанных с мерой чего-либо, со счетом обходятся без числовой конкретизации. Значит, для русского народа при оценке поступков, выстраивании взаимоотношений и т.д. строгая точность нехарактерна, ему важнее отразить суть предмета или явления. Понятия счета, меры, больших или малых величин применяются в пословицах чаще всего с моральным оттенком, имеют характер нравоучения, назидания: «В цене волен, в весе не волен. В цене воля, а в весе (в мере) неволя», «Без меры и лаптя не сплетешь», «Что мера, что вера. Где мера, там и вера», «И деревянный тулуп (гроб) по мерке шьют». Впрочем, пословицы этого рода тоже используются для отражения всего богатства народных понятий о жизни.
Большинство пословиц поражают своей меткостью и остроумием.
Исключительной занимательностью отличаются шуточные задачи. Естественно, все они построены на счете, хотя ориентированы в большинстве случаев на смекалку отгадчика: «Две матери, две дочери, да бабушка с внучкой. Сколько всех? (Трое: мать, дочь и внучка)», «У меня молодца четыре отца, пятый батюшка (Бог, царь, духовник, крестный, родитель)», «Его мать моей матери одним-одна дочь (т. е. он ей сын)».
Число «три» широко использовалось в заговорах. Например: «От царя, царя, от Реза шли три брата: ножами резались, топорами рубились, кровь не шла, ничего не деялось (от поруба)».
В кличах разносчиков товаров имели место присловья: «По всем по трем, коренной не тронь, а кроме коренной нет ни одной»; при езде по ухабам восклицали: «Дуй, Дунька, поддувай, Акулька, считай разы!», «Ой, избоины маковой, под окошками плакала, на грош два кома! – Тащи чугун, железо. Худы голицы, хрусталь, кости!».
На тех или иных манипуляциях с количеством строится большинство примет и суеверий: «При муках роженицы обводят ее трижды вокруг стола», «От глазных болей: двенадцать раз умываться росою», «От оспы: три горошины перебирать счетом трижды по девять раз, считая – ни раз, ни два, ни три <…>».
Большое количество пословиц, связанных со счетом, свободное оперирование разными численными зависимостями свидетельствует, во-первых, о том, что со счетом народ был связан намного шире, чем с чтением, а во-вторых, о том, что арифметическая культура народа была довольно высокой и повсеместной – ведь пословицы и их смысл (поскольку их надо было употребить к месту) знал всякий.
Идиомы.
Образы, связанные с грамотностью, довольно широко представлены в различных устойчивых разговорных выражениях, роднящих их с пословицами и поговорками. Среди них дошли до нашего времени следующие. «Зарубить на носу» означает «запомнить крепко–накрепко, раз навсегда». «Нос» в данном случае – существительное от слова «носить». Носом в интересующем нас смысле в старину называли памятную палочку, дощечку, бирку для записей. На них делали заметки, зарубки на память. Речь идет о разновидности мнемонического письма наподобие «узелков на память» – предтечи иероглифического и алфавитного способа записи информации[15].
Выражение «На лбу написано» возникло в XVII в. при царе Алексее Михайловиче. Бунтовщикам ставили на правой щеке выжженный знак «Буки», то есть букву «Б». Позднее клеймо перенесли на лоб, «дабы преступники от прочих добрых и неподозрительных людей отличны были». От этого обычая пошли ходкие выражения: «заклеймить позором», «незапятнанная репутация»: клеймить и пятнать – одно и то же. Игра в «пятнашки» требует от догнавшегося прикоснуться к убегающему рукой, то есть поставить пятно, или клеймо[16].
Выражение «Филькина грамота» имеет более древнее происхождение. Митрополит московский Филипп в многочисленных посланиях к Ивану Грозному призывал его отказаться от политики террора, распустить опричнину. Строптивого митрополита Иван презрительно называл Филькой, а его грамоты – филькиными, не имеющими в его глазах никакого веса[17].
Выражение «ходит фертом» имеет истоком название буквы «Ф» в старославянской и древнеславянской азбуке. Этимология слова «ферт» неизвестна. Ходить фертом – значит выступать подбочась, руки в боки, самодовольным щеголем[18].
В старину (в особенности в XVIII в.) шаловливым и нерадивым детям кнутом «прописывали ижицу» пониже спины. Последняя, 43-я буква старого русского алфавита выглядела как римская цифра «V» и немного напоминала перевернутый кнут. Выражение «прописать ижицу» означало «выпороть», «выдрать», а в более широком смысле – «устроить разнос, головомойку, крепкий нагоняй»[19].
До сего времени практикуется выражение «знать на ять». Буква «ять» – одна из букв старорусского алфавита. Буквы «ять» и «е»произносились совершенно одинаково, но правила их применения в письме были сложны, их приходилось зазубривать чисто механически. Ошибки «на ять» считались самыми страшными, за одну такую ошибку в старших классах ученика безжалостно проваливали на экзамене. Поэтому «знать на ять» стало выражением наилучших познаний в чем–либо[20].
Использование в обиходной речи азбучных образов оказывалось возможным только в случае, когда с буквами азбуки люди были знакомы повсеместно. Без их знания выражения такого рода не получили бы повсеместного распространения и не продержались бы в народной речи до сих пор.
В обиходную речь широко вошли и выражения, почерпнутые из мифологии. Таково, например, выражение «яблоко раздора». Сильно обиженная древнегреческая богиня раздора Эрида, которую будущие родители Ахиллеса забыли пригласить на свою свадьбу, отомстила новобрачным тем, что бросила на пиршественный стол золотое яблоко, на котором имелась надпись: «Прекраснейшей»[21]. Спор между гостями: супругой Зевса Герой, богиней мудрости Афиной и богиней любви и красоты Афродитой о том, кто из них прекраснейшая, привел в конце концов к Троянской войне.
К такому же роду относится выражение «За семью печатями». Число «семь» считалось в древности особенным, волшебным, ему придавалось особое значение. Оно породило множество выражений: «Семь бед – один ответ», «Семь раз отмерь, один отрежь», «На седьмом небе» и другие. Оперирование этим числом предполагает свободное владение элементарными математическими познаниями как частью книжной культуры народа.
Обилие пословиц на тему грамотности, учения, чтения, счета свидетельствует о том, что книжная культура была прочно укоренена в жизни русского народа, была составным элементом повседневного быта, имела высокий престиж в сознании простолюдина.
Юрий Николаевич Столяров
[1] Гербстман А.И. О звуковом строении народной загадки / А.И. Гербстман ; Акад. наук СССР, Ин–т русской литературы (Пушкинский дом) // Исторические связи в славянском фольклоре: Русский фольклор. – Москва – Ленинград : Наука, 1961. – Вып. XI. – С. 211.
[2] Дуликов В.З. Педагогические размышления по поводу пословиц русского народа / В.З. Дуликов // Мир образования – образование в мире. – 2006. – №4. – С. 45.
[3] Наиболее полный их свод содержится в издании, изданном под эгидой Российской академией наук: Зимин В.И. Словарь‑тезаурус русских пословиц, поговорок и метких выражений / В[алентин] [Ильич] Зимин. – М. : АСТ-ПРЕСС, 2010. – 729 с. – (Программа «Словари XXI века»). Хотя автор-составитель утверждает, что в книге собрано «более 22 тыс. пословиц, поговорок, молвушек, присловий, приговорок, присказок, загадок, примет, дразнилок, считалок», на самом деле их представленоприблизительно около 18 тыс., поскольку часть повторяется, а некоторые из этой части повторяются (в разных главах) неоднократно. Например: «Этот ананас не про вас» – 5 раз, «Держи карман шире!» – 8 раз, «Яйца курицу не учат» – 6 раз.
[4] Коринфский А.А. Народная Русь. Круглый год сказании, поверии, обычаев и пословиц русского народа / А.А. Коринфский. – М.: Издание книгопродавца М.В. Клюкина, 1901. – С. 504–505.
[5] Цит. по: Муравьева Т. Иван Федоров / Муравьева Татьяна [Владимировна]. – М. : Молодая гвардия, 2011. ‑ 338 с.; ил.
[6] Там же. – С. 49..
[7] Там же. – С. 53.
[8] Зимин В.И. Словарь‑тезаурус русских пословиц, поговорок и метких выражений / В.И. Зимин. – М. : АСТ-ПРЕСС, 2010. – С. 247.
[9] Там же. – С. 226.
[10] Зимин В.И. Словарь‑тезаурус русских пословиц, поговорок и метких выражений / В.И. Зимин. – М. : АСТ-ПРЕСС, 2010. – С. 226.
[11] Семеновкер Б.А. Эволюция информационной деятельности. Бесписьменное общество / Б.А. Семеновкер; Рос. гос. б–ка. – М. : Пашков дом, 2007. – С. 49.
[12] Повесть списана о Печерсьском монастыре, иже во Псковской земли, и о Марце, первом старце Печерном, в ней же явлено вкратце и о чюдесех от иконы Пречистыя Богородицы честнаго и славнаго ея успения и о избавлении града Пскова и обители Печерския от пленения в нашествие безбожнаго короля литовского Стефана // Библиотека литературы Древней Руси. – СПб. : Наука, 2005 . – Т. 13: XVI век. – С. 508.
[13] Повесть о прихожении [нашествии] литовского короля Стефана великим и гордым воинством на великий и славный богоспасаемый город Псков. откуды и како и коим образом попусти его Бог на Русскую землю грех ради наших, и како великою милостию пребезначальныя Троицы к нам грешным християном ото града Пскова со студом многим и великим срамом отиде // Библиотека литературы Древней Руси. – СПб. : Наука, 2005. – Т. 13: XVI век. – С. 606.
[14] Тавель, тавль – доска, плита, табель. Здесь: скрижали Завета Господня.
[15] Вартаньян Н.А. Из жизни слов / Н.А. Вартаньян. – М.: Просвещение, 2008. – С. 55.
[16] Там же. – С. 89–90.
[17] Там же. – С. 152.
[18] Там же. – С. 154.
[19] Там же. – С. 62.
[20] Там же. – С. 93.
[21] Там же. – С. 164.