Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв!
На исходе XVIII века в церковной книге церкви Богоявления, что в Елохове, появилась запись от 27 мая (6 июня) 1799 года: «Во дворе колежскаго регистратора Ивана Васильевича Скварцова у жильца его Маэора Сергия Львовича Пушкина родился сын Александр. Крещен июня 8 дня восприемник Граф Артемий Иванович Воронцов кума мать означенаго Сергия Пушкина вдова Ольга Васильевна Пушкина».
Ровно 221 год назад родился гений, читать, со-чувствоватькоторому во всем объеме, мы до сих пор не научились. Обратимся тем не менее к его творчеству непосредственнои попытаемся оценить не всеобъемлющую силу его дарования, блистательность его поэзии, богатство, гибкость, выразительность, а обратиться к духовности в его творчестве и жизни. Возьмем два величайших произведения. Одно из них, названное им самим гениальным, – «Борис Годунов».
Трагедия написана в тиши Михайловского деревенского уединения. Поэту всего 25 лет, и эта ссылка приводит его в отчаяние. Но почти все его биографы признают, что она способствовала его творческому и духовному обновлению. Приведем цитату маститого С. Бонди о том, что касается его творческого обновления. «Борисом Годуновым» Пушкин положил начало русской реалистической драматургии… Это – строгая реалистичность типов и ситуаций, отказ от внешних, поражающих зрителя сценических эффектов… а главное – большая и важная общественная и психологическая мысль, идея, положенная в основу произведения».
Что же касается духовного обновления… Оно началось для него при нравственно тяжелых обстоятельствах: настоятелю Святогорского монастыря игумену Ионе– старцу святой жизни, по свидетельству современников, и священнику села Вороноча Илариону Михайловичу Раевскому было поручено духовное наблюдение за ним ввиду тяготевшего обвинения в безбожии. Но, посещая монастырь, Пушкин проникся уважением к его настоятелю-подвижнику Ионе, охотно беседовал с отцом Иларионом и даже скучал без него. Здесь Пушкин впервыевошел в живое и непосредственное общение с Церковью через братию Святогорского монастыря.Именно здесь, «под сенью» Святогорского монастыря была написана его величайшая трагедия. Откроем ее. Перед нами – образ «смиренный и величавый» – Пимен, олицетворяющий тихую, кроткую, но неотразимую духовную власть.
Создав образ монаха-подвижника, идеал религиозной жизни, Пушкин и сам был пленен его духовной красотой, он «полюбил своего Пимена». Может быть, это будет смелое предположение, но в образе монаха, творящего в уединении и тишине «по долгу, завещанному от Бога», есть как бы тайное предвестие мечты самого Пушкина – стремление его в дальнейшем к уединению, тиши деревенской жизни.
Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне грешному. Недаром многих лет
Свидетелем Господь меня поставил
И книжному искусству вразумил…
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро –
А за грехи, за темные деянья
Спасителя смиренно умоляют.
«Борис Годунов» представлялся Пушкину началом серии аналогичных, народно-исторических драм, первой частью драматической трилогии о событиях Смутного времени. Далее, устами Пимена, Пушкин прославляет годы царствования государя Феодора и описывает его светлую кончину.
И Русь при нем во славе безмятежной
Утешилась – а в час его кончины
Свершилося неслыханное чудо:
К его одру, царю едину зримый,
Явился Муж необычайно светел,
И начал с ним беседовать Феодор
И называть Великим Патриархом.
А все кругом объяты были страхом,
Уразумев небесное виденье,
Зане святый владыка пред царем
Во храмине тогда не находился.
Когда же он преставился, палаты
Исполнились святым благоуханьем,
И лик его как солнце просиял –
Уж не видать такого нам царя.
О страшное, невиданное горе!
Прогневали мы Бога, согрешили:
Владыкою себе цареубийцу
Мы нарекли.
Попытаемся далее как бы заново осмыслить знаменитую сцену «Царская Дума», где святой патриарх Иовразговаривает с царем Борисом. Она не однажды подвергалась жесткой критике как современников поэта (Грибоедов, в частности, объявлял ее скучной), так и наших современников-пушкинистов (советского периода). Пушкин, может быть, не желая – явно – обсуждать то, что сокровенно для него, в оправдание ссылался на «рассеянность», твердо при этом добавляя, что патриарх был человеком большого ума. Да и какая «рассеянность», если «Борис Годунов» им самим объявлен гениальным?
Итак, Борис, озабоченный «кипением умов», желает предупредить казни и обращается за советом к святому отцу.
Патриарх
Благословен Всевышний, поселивший
Дух милости и кроткого терпенья
В душе твоей, великий государь;
Ты грешнику погибели не хочешь,
Ты тихо ждешь – да пройдет
заблужденье…
Сам Бог на то нам средство посылает…
Вот мой совет: во Кремль святые мощи
Перенести, поставить их в соборе
Архангельском; народ увидит ясно
Тогда обман безбожного злодея
И мощь бесов исчезнет, яко прах.
Молчание.
Один боярин (тихо другому)
Заметил ты, как государь бледнел
И крупный пот с лица его закапал?
При чтении этой сцены, таком же спокойном и неторопливом, как речь святого Патриарха Иова, возникает ощущение наступающей все более глубокой тишины и растущего напряжения. Патриархсмиренно, даже бесстрастно ведет слушателей к главному – к осознанию истины. Он говорит о единственном решении, которое возможно принять православномуцарю, чтобы предотвратить будущую жестокую смуту в государстве, и которое будетпо правде– поставить святые мощи убиенного царевича в Кремле с тем, чтобы народ убедился в обмане безбожного злодея-самозванца.Но оно неприемлемо для Бориса, он не сможет его выполнить, ему страшно. Злодейство, совершенное им, уже не оправдается даже удачным правлением страной. В этой сцене у Пушкина противопоставляется смиренная кротость патриарха, его чистый дух нечистой совести, ужасу, который испытывает царь Борис при мысли о своем злодеянии. Может быть, посмеем предположить, здесь первое предвосхищение пушкинского «Моцарта и Сальери», темы несовместности гения и злодейства.
Приведем здесь цитату, очень характерную для советского периода, носящую ярко выраженный тенденциозный характер. «Патриарх в длинной, цветистой речи, упиваясь своим красноречием, обнаруживает удивительную глупость и бестактность, чем ставит в крайне неловкое положение всех слушателей. Он перед Думой объявляет, что царевич Димитрий после смерти стал святым, и на его могиле творятся чудеса. Для того, чтобы разоблачить перед народом самозванца Григория, он предлагает торжественно довести до сведения народа о новом чудотворце и перенести в Кремль, в Архангельский собор его “святые мощи”. Ему не приходит в голову, что он тем самым предлагает публично объявить о преступлении царя Бориса: ведь, по религиозным представлениям православных, взрослый человек делается святым за свои великие заслуги перед богом, а младенец только в том случае, если он был невинно замучен».(С. Бонди. Драматические произведения Пушкина. А.С. Пушкин. Собр. соч. в 10 томах. Т. 4. – М., «Художественная литература», 1975).
Оставимэти слова без комментария.Всякий, кто от истины, слушает гласа Моего (Ин. 18:37).
Что есть истина?(Ин. 18:38), вопрошает Пилат Иисуса. Ответом на этот вопрос служит молчание.Это молчание есть абсолютное выражение истины в устах Богочеловека. И великая заключительная ремарка трагедии Пушкина – «Народ безмолвствует» не есть ли отзвук евангельского молчания, евангельской истины? Народ здесь безгласен и терпелив. Подобно Божественному агнцу, он отдает себя на заклание, и, обращаясь к изречению «Глас народа – глас Божий», скажем: если народ безмолвствует, не есть ли в этом выражение той же абсолютной истины?
В заключение прочитаем светлую пушкинскую молитву о богоизбранных русских государях, ведь само собою разумеется, что ее творили не только при царе Борисе. И молится в трагедии – мальчик, невинный отрок.
Царю Небес, везде и присно Сущий,
Своих рабов молению внемли:
Помолимся о нашем государе,
Об избранном Тобой, благочестивом
Всех христиан царе самодержавном.
Храни его в палатах, в поле ратном,
И на путях, и на одре ночлега.
Подай ему победу на враги,
Да славится он от моря до моря.
Да здравием цветет его семья,
Да осенят ее драгие ветви
Весь мир земной, а к нам, своим рабам,
Да будет он, как прежде, благодатен,
И милостив, и долготерпелив,
Да мудрости его неистощимой
Проистекут источники на нас;
И, царскую на то воздвинув чашу,
Мы молимся Тебе, Царю Небес.
Валентина Морева