Памяти схиархимандрита Иеремии (Алехина)
На 101-м году мирно и безболезненно – в 14 часов дня по афинскому времени 4 августа 2016 г., в день памяти Почаевской иконы Божией Матери на Ее Святой Горе Афон – преставился ко Господу схиархимандрит Иеремия (Алехин), 40 лет как бессменный наместник святогорского русского Пантелеимонова монастыря.
Детство. Какая она – Святая Гора…
Родился еще до революции, в 1915 г. на память апостола Иакова Алфеева – 9/22 октября. При Крещении Иаковом его и нарекли. Об Афоне думал с детства. Семья была патриархальная, казачья, верующая. «У нас была очень боголюбивая семья, – вспоминал потом отец Иеремия. – Благочестие воспитывали дедушка и бабушка – Иаков и Анна. Мы все много работали, всегда молились, дедушка по ночам Псалтирь читал. А по субботам всегда собирались вместе, молились и после молитвы пели песню «Гора Афон, гора святая». Пели с любовью, как сейчас помню. Я все размышлял, какая она – Святая Гора, как живут там монахи».
Родители Филипп и Татьяна Алехины были крестьянами. Всего в семье было четверо братьев, еще старшие: Иван, Василий и Тихон. Иаков был самый младший из них. Родился и рос на хуторе Новорусский в области войска Донского. «Тогда это была одна земля – русская, а теперь моя родина оказалась почти на границе, – говорил потом старец. – Так что я одновременно и русский и украинский казак. Не надо делить наши народы! Все мы – один род. Где разделение – там вражда. А должна быть между нами любовь. Кто проповедует ненависть, войну и вражду – тот от врага. А кто проповедует мир и любовь – с тем Христос!»
Удивительно, как этот человек, на чью долю выпало столько испытаний, не озлобился, сердцем не ожесточился, а сохранял радостное устроение, даже некоторое внутреннее присущее ему до последних дней жизни веселие, был прост и открыт в общении. Не видел зла.
Уже в наши дни братия как-то спросили игумена о событиях на Украине, и он ответил: «Преподобный Силуан Афонский был современником революции и Гражданской войны в России. Естественно, эти события не могли не тревожить тогда русских святогорцев. Как-то раз преподобный оказался в среде иноков, живо обсуждавших зверства большевистского террора. Поговорив довольно, они обратились и к старцу Силуану: «Что же ты, отче, ничего не скажешь? Что ты думаешь об этом?» Помолчав немного, старец ответил: «Я знаю, что Господь бесконечно любит людей и любит наше отечество. Я знаю, что все, что происходит сейчас в России, происходит не без попущения Божия. Я не могу этого понять и не могу это остановить. Мне остается только любить, прощать, терпеть и молиться…» Мне нечего добавить к этим мудрым словам нашего старца Силуана».
Одна из самых замечательных его проповедей гласит: «Отпустить ближнему его прегрешения – есть великая добродетель. Как бы ни было тебе тяжело, как бы тяжко ни согрешил пред тобой ближний твой, но если испросил он у тебя прощения – от всея души в тот же миг прости ему, изгладь его проступок в своей памяти. Прощай ближнему твоему без остатка – и познаешь милость Божию к самому себе. Кто скоро и чисто прощает – тому и Бог скоро отпускает грехи. Ибо не ложен Давший нам сию молитву: «И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Часто приходится слышать: «Я простил брату моему, но сделал заметку, чтобы в будущем не допустить подобной ошибки». Лукавое мудрование и злопамятство, скрытые личиной рассуждения. Прощайте ближним вашим в простоте, и Бог не помянет прегрешений и грехопадений ваших. Всяк человек – ложь: кается пред Богом и вновь согрешает и падает. Но Бог милует нас, если мы каемся и снова просим прощения, и прощает, к Себе призывая. Так и мы должны поступать, чтобы быть подобными Отцу нашему Небесному».
Такое может говорить только сам исполнивший заповедь Господню. А исполнять ее современнику практически всего XX века приходилось в куда как более трудных обстоятельствах.
Ссылка. Как Господь умягчает сердца
Детство отца Иеремии выпало на страшные годы революции и Гражданской войны. Не успели опомниться от этих потрясений, началась коллективизация. В конце 1920-х отца арестовали как кулака. Старший сын Иван предложил себя вместо престарелого слепнущего отца, и чекисты приняли условия этой рокировки. Но спустя шесть лет, когда Иван еще сидел в тюрьме, всю семью Алехиных все равно «раскулачили», отправив в ссылку на Урал, в Верхнекамский округ Пермской области.
Довезли конвоиры «раскулаченных» до Соликамска, а оттуда на баржах переправили в верховья Камы и высадили на пустынном берегу. Всего баржа доставила 100 человек. Среди них много детей, старики. Никакого жилья, кроме дома для надзирающего начальства, не было. «Абсолютно глухое место, – вспоминал потом отец Иеремия. – Вышли на берег, перекрестились и стали обживаться, сами построили себе избушки из сосен и начали трудиться. Резали лес и сплавляли по речушке. Начальство за нами наблюдало, чтоб не сбежали, чтоб работали. Через полгода по прибытии на место ссылки от жизни в тяжелейших бытовых условиях, голода и холода заболела и умерла мать. Там ее и похоронили, на пристани. Много детей поумирало».
Отец и старшие братья Василий и Тихон решили совершить побег. Стали переправляться через Каму, а их заметили и открыли огонь. Отец был немощен, братья его не бросили. Пойманные все были разделены друг с другом. Иаков отца больше никогда не видел. Так бы и дети Алехины, как и родители, сложили там кости, но всем братьям все же в разное время удалось бежать, и они разными путями добирались в родные края.
Старшие братья бежали раньше, а младшего Иакова заключили в лагерь. Но сколько же те мрачные времена знают по-настоящему светлых историй, когда люди и были волею обстоятельств впаяны в бесчеловечную систему, а действовали вопреки ей. Господь умягчил сердце начальника караула, и тот дал вдруг к тому моменту уже осиротевшему Иакову накануне его совершеннолетия три рубля, чтобы он заплатил за переправу, и выпустил на свободу.
Переправившись на тот берег, Иаков увидел, как потом вспоминал, часовню, залез в нее и переночевал. На утро его нашли там комсомольцы. Это были годы, когда типичными были даже случаи сжигания молящихся в деревянных церквях и часовнях оголтелой комсомольской молодежью (см. «Покров», №3, 2016, с. 35–37). Тогда и пропаганда настраивала агрессивно – тот же «Союз воинствующих безбожников». Каким же незлобивым должен был быть сам беглец, чтобы расположить души искателей «врагов народа» так, что хотевшие было сдать его обратно в лагерь, они пожалели его и отпустили.
Путь домой. Война
На родной юг с Урала шел пешком около 2500 км проселочными дорогами. «Три года скитался, – рассказывал потом отец Иеремия, – пешком шел от деревни к деревне, и нигде люди не давали мне умереть с голоду, не оставляли без пропитания, хоть и рисковали из-за меня. Бог посылал добрых людей. Я помню. Спасибо за все Господу!»
Когда он добрался до Украины, старшие братья, которых он нашел в Мариуполе, работали там уже на металлургическом заводе имени зачинщика многих, в том числе пережитых семьей Алехиных, бед, коему до сих пор воздаются почести пребыванием его трупа в Мавзолее на Красной площади в центре страны. Туда же на этот завод крановщиком устроился и Иаков. Дело в его руках спорилось, так что его даже назначили бригадиром крановщиков. Такое повышение предполагало вступление в коммунистическую партию, а он наотрез отказался отречься от Бога и открыто исповедовал себя православным христианином. Нависла угроза нового ареста, однако началась война.
Старшие братья, Василий и Тихон, несмотря на то что металлургов не призывали в армию, так как завод имел оборонное значение, тем не менее сразу же ушли добровольцами на фронт. Ушел и самый старший брат Иван, единственный, кто из семьи Алехиных избежал ссылки в лагеря Прикамья. К началу 1940-х он уже освободился из тюрьмы, где сидел к моменту его освобождения все равно уже умученного отца. Успел даже поработать на хлебозаводе в ныне всем известном Луганске (тогда он назывался Ворошиловградом).
Хотел уйти на фронт и Иаков, но мариупольский завод выпускал броневую сталь для танков Т-34, торпедных катеров и самолетов-штурмовиков Ил-2, так что директор завода сказал: «Сынок, ты нужен сейчас родине здесь». Наученный почтительному отношению к старшим доброволец прислушался к этой отеческой просьбе повременить хотя бы до конца эвакуации завода на Урал. Иаков в качестве бригадира крановщиков во многом и руководил демонтажом и погрузкой оборудования. Комплектовал вагоны и суда, отходившие до самого взятия города. Сам Иаков осажденный город покинуть не успел.
8 октября 1941 г. Мариуполь захватили фашисты. Сначала въехал передовой отряд моторизованной бригады «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», потом вошли части 3-го танкового корпуса 1-й танковой группы вермахта (группа армий «Юг»). «Это произошло внезапно, никто ничего не знал, – вспоминал отец Иеремия, – вдруг, видят люди, мотоциклы немецкие по проспекту идут; потом броневики пошли и начали стрелять…» За 16 месяцев оккупации на улицах было расстреляно более 10 тыс. человек, 36 тыс. были умучены в организованных в городе концлагерях.
Плен. Помнить хорошее
Тогда же на оккупированных территориях стали вводить программу поставки бесплатной рабской силы. В Мариуполе устроили одну из облав на молодежь именно в том районе, где жил Иаков. Около 100 человек, пойманных за операцию, сначала согнали в лагерь, а после в вагонах для скота отправили в Германию. Здесь их также в городке Зинген округа Констанц в земле Баден-Вюртемберг ждал лагерь.
До Победы в 1945-м – три года беспрерывного каторжного труда. Рано утром подъем – и на фабрику, поздно вечером строем обратно в казармы. И все равно память хранила и что-то хорошее: выжили только благодаря немецким женщинам, которые каждый день приходили и кидали заключенным через забор из колючей проволоки испеченный ими хлеб. «Их хлеб был таким вкусным, что до сих пор помню его вкус. Спасибо за все Господу!» – вспоминал потом уже почти столетний отец Иеремия. Он же за всех добрых людей до конца своих продленных ему свыше дней молился Богу. Какое сокровище себе на Небесах стяжали они по его молитвам за данные юнцу три рубля для переправы да краюхи хлеба русским пленным.
Простых немцев было жалко, как и русский народ, оказавшийся под властью коммунистов. «Немцы, простой народ, сами ждали своих освободителей, ждали, когда их спасут от фашистов, – говорил отец Иеремия. – Но вместо этого англичане и американцы (союзники. – Ред.) начали их уничтожать. Простых, ни в чем неповинных людей. Столько бомб кидали на города (на мирные кварталы, а не на военные базы, заводы ВПК. – Ред.), что начиналась огненная буря, которая все живое уничтожала. Страшное дело… Так они хотели запугать русских, остановить их, чтобы русские дальше на запад не пошли; показывали, что они здесь хозяева. К немецкому народу они относились, как поработители и победители, а не освободители, в отличие от русских солдат».
Так и к русским, подневольно трудившимся на немецких предприятиях, когда в Зинген вошли англичане, отношение было не из лучших. «Очень плохо к нам относились англичане, с презрением, как фашисты; держали в бараках, практически не кормили, как будто они взяли нас в плен, а не освободили, – рассказывал старец. – Так что мы даже и не заметили, кончилась ли война, пришла ли долгожданная победа: практически ничего в нашей жизни тогда не изменилось. Да мы толком и не знали тогда, что происходит, кто победил. Когда потом пришли американцы, нам стало лучше. Нас начали кормить, дали почувствовать свободу».
Ощутив свободу, возвращаться на родину отваживался не каждый. Так, старший брат Иван, участвовавший в боях, но взятый в плен и угнанный, как и Иаков, в Германию, после окончания войны уехал в Канаду. Просто был уверен, что его как сына «кулака», уже отсидевшего срок, да еще и угодившего в плен к немцам, снова посадят. Прошедшие фронтовое пекло свидетельствуют: война обостряет чувство жизни, хочется жить. Незадолго до смерти, в 1990-х гг., Иван приезжал на Афон к младшему брату – отцу Иеремии.
Другой брат Василий пал смертью храбрых незадолго до окончания войны, в 1944 г., при форсировании Днестра.
Еще один брат Тихон был летчиком-истребителем. Подбил несколько немецких самолетов. Сам был изрешечен осколками, из-за боевых ранений прожил недолго, умер в 1954 г.
Возвращение. Обретение родины духовной
Иаков после плена все же решился вернуться на родину. На вопрос советского офицера: «Чем планируете заниматься в дальнейшем?» – ответил честно, что остаток своих дней намерен посвятить служению Богу. Господь опять уберег Своего исповедника: чудом этого по всем статьям типичного советского «лагерника» не арестовали.
Вернулся Иаков на место своего старшего брата Ивана – устроился на хлебозавод в Ворошиловграде. Здесь ему довелось претерпеть много притеснений за веру, но все эти гонения лишь укрепили его в стремлении всецело посвятить жизнь Богу.
В 1955 г., когда ему шел уже 41-й год, Иаков поступает в Одесскую духовную семинарию. Одним из его сокурсников был будущий Предстоятель Украинской Церкви, блаженнейший митрополит Владимир (Сабодан). Одновременно Иаков несет послушания в Одесском Свято-Успенском монастыре так, что уже 17 января 1957 г. его постригают в монашество с именем Иеремия. В том же году через неделю, 25 января, его рукополагают в иеродиакона, а через год, 27 января 1958 г., – в иеромонахи.
Его духовным наставником в это время становится выдающийся подвижник, ныне прославленный в лике преподобных, бывший насельник Ново-Фиваидского скита Пантелеимонова русского афонского монастыря схиигумен Кукша (Величко; †1964). Близок был духовно отец Иеремия и с многократно гонимым за веру исповедником и узником сталинских концлагерей схиархимандритом Пименом (отцом Малахием Тишкевич; †1984), который до ареста в 1937 г. служил в Чернигове и был сподвижником схиархимандрита Лаврения (Проскуры; †1950), также ныне прославленного в лике преподобных. В духовном общении с этими исповедниками и формировался уже монах Иеремия.
На территории России в советские годы не закрывался только Псково-Печерский монастырь, и вот в 1960 г. стало известно, что некоторые из тамошних монахов направляются на служение в русский афонский Пантелеимонов монастырь! Отец Иеремия по совету своего духовника – бывшего насельника этой святогорской обители преподобного Кукши Одесского – тоже подает прошение ехать подвизаться на Афон.
Однако тогда власти вновь чинили препятствия и тем, кто сохранял еще веру после лютых расправ 1920–1930-х гг. на советской территории, а тем более тем, кто желал вырваться из этого антирелигиозного гетто. Тогда было новое обострение богоборческого пресса уже в виде хрущевского рецидива. Целых 14 лет отцу Иеремии пришлось ждать разрешения, чтобы выехать на Афон. Уже в 1974 г., несмотря на все сложности, Патриарх Константинопольский Димитрий из шести заявленных монахов из СССР выбрал двух, в итоге поехать удалось только отцу Иеремии (второй кандидат заболел).
Игумен-трудник
«Много рассказывал об Афоне мой духовный наставник отец Кукша (Величко), – вспоминал потом отец Иеремия. – Говорил, что там хорошо. Когда я ехал на Афон, думал: а вдруг он не такой… А когда приехал, оказалось, что я даже и не представлял, какой он на самом деле, так тут хорошо! Здесь – рай, сад сладости духовной. Все под Покровом Царицы Небесной. Все овеяно благодатью и молитвой. Когда ступил на эту землю, почувствовал свое недостоинство. Скорбел, что в таком пожилом возрасте сюда приехал, ведь мне уже было около 60 лет. Но всегда старался трудиться в меру сил, которые давал Господь».
А сил требовалось много. «Кругом разруха была, все ветхое. Но руки не опускали, молились и трудились все вместе. Все, что могли, старались сами ремонтировать», – вспоминает отец Иеремия. И действительно, известно, что он сам крышу собора, когда ему уже было 80 лет, покрасил! Вспоминают, что в его руках метлу, пилу, рубанок видели гораздо чаще, чем игуменский посох. Это несмотря на то, что вскоре после приезда на Афон отца Иеремию удостоили в 1975 г. сана архимандрита, в 1976 г. он был избран братией общим духовником афонского Пантелеимонова монастыря, а через три года, с 1979 г., был уже игуменом. В 2006 г., по афонской традиции, принял схиму.
«Став игуменом Пантелеимонова монастыря, он трудился наравне со всеми монахами, не поднимал высоко голову, не хвалился, что он начальник, но всегда держал себя, как простой монах, и за это его все любили и уважали, – вспоминает подвизавшийся при игумене Иеремии в афонском Пантелеимоновом монастыре схиархимандрит Илий (Ноздрин). – Он никогда не повышал голоса, не кричал на монахов, но хотел, чтобы все было по совести, по любви, по страху Божию. Много служил до последних дней, трудясь, не жалея нисколько своих сил. Никогда не было у него упадка духа или уныния, несмотря на физическое состояние. И это потому, что ум его и сердце всегда были в Боге».
Незарытый талант молитвы
Сколько теплых слов сказано сейчас об этом, в общем-то чуждом при жизни какой-либо публичности, подвижнике.
«Всех он обнял своей отеческой любовью. Когда мы утром перед полунощницей подходили к нему под благословение, мы не могли не чувствовать ту внутреннюю радость, с которой он каждого включал в свою молитву, – делится воспоминаниями с молодых лет свой на русском Афоне Архиепископ Берлинско-Германский и Великобританский Марк (Арндт; Русская Православная Церковь Заграницей). – Постепенно мы поняли, чем он выделяется среди нас: своей скромностью, кротостью и смирением. Отец Иеремия не любил громких слов, но просто шел вперед своими делами. Первый на службе с утра, последний в церкви вечером. Между богослужениями – труд телесный. Монастырь был в упадочном состоянии. Братии мало, дел без конца много. Не хватало рук для насущных работ. Не было самых простых инструментов. Отец Иеремия не смущался этим – он трудился с утра до вечера. Постепенно он приучил каждого монаха к тому или иному послушанию. И в результате мы сегодня имеем перед собой цветущую обитель, отремонтированные храмы и корпуса, и главное – живую братию. Это самый драгоценный дар, который отец архимандрит Иеремия дает русскому афонскому монашеству. Он сумел перенять от старших монахов дух того русского монашеского подвига, который донесли наши отцы до нас, и передать его молодому поколению».
«Пример отца игумена Иеремии подтверждает ту истину, что главное монашеское дело – не талант хозяйственной деятельности, а талант молитвы, – вспоминает более 20 раз бывавший на Афоне протоиерей Димитрий Смирнов, как и многие, делая акцент в воспоминаниях на молитвенности старца. – Всем известно, как отец Иеремия любил Псалтирь. Общение с Богом через этот древнейший церковный молитвенник занимает очень важное место в его жизни. Все богослужение наше вышло из Псалтири. Частое, практически неусыпаемое чтение Псалтири на протяжении веков является сугубым монашеским деланием. И отец игумен являлся ярким представителем этой древней монашеской традиции. Господь за его исключительные духовные, молитвенные труды посылал ему добрых послушников. Поэтому монастырь наполняется и возрождается. Сейчас около сотни братий в обители».
Сохранилось наставление отца Иеремии о богослужении и молитве: «Вся служба нашей святой Церкви, все обряды и богослужебные тексты исполнены глубокого смысла и назидания. Нет в Церкви ни одного действия, ни одного слова, не исполненного смысла. Вслушаемся внимательно, братия, в богослужение. Если кто не стяжал молитвы, то сама служба покажет ему образ молитвы, умилостивляющей Бога. Кто со вниманием и благоговением погружается в слова богослужения, скоро познает молитву. Служба воспитывает и воцерковляет наши чувства, очищает от примеси страстей и учит, как соединить их с молитвой. Стихиры, тропари и каноны обучают душу молящегося достойно славословить Бога. Внимательное слушание богослужения не только приобщает к молитве, но и облегчает понимание догматов церковных. В гимнах церковных сокрыто истинное богословие, не от премудрости и разума человеческого, но от Духа Святого».
Говорят, в Царствии Небесном тоже совершается такая же, как она богоустановлена на земле, служба. Отец Иеремия, верный раб Храмовладыки Христа, служит теперь и молится о всех нас там.
Ольга Орлова