Епископ Видновский Тихон (Недосекин), викарий Московской епархии, настоятель Свято-Екатерининского мужского монастыря, стоит у истоков возрождения этой обители. При советской власти здесь была одна из страшнейших тюрем НКВД «Сухановка», «дача пыток», как ее еще называли. Также на некогда подведомственном НКВД объекте «Коммунарка», где покоятся тысячи убиенных, у монастыря теперь подворье.
– Владыка Тихон, трудно было начинать восстановление и строительство святынь в этих местах?
– Люди действительно боялись этих мест, старались обходить их стороной. Когда мы служили первую службу в монастыре, люди не решались зайти внутрь храма, еще недавно бывшего тюрьмой, стояли за оградой обители. Насельникам приходилось заводить их в храм за руку. Точно так же и при начале богослужений на подворье в «Коммунарке». Там в течение нескольких месяцев у храма была всего лишь одна-единственная прихожанка. Конечно, если вспоминать о том, что здесь тут происходило при советской власти, охватывал ужас. Но всюду вокруг в земле лежат тела убиенных, сколько из них пострадали безвинно! За упокой их душ читается Псалтирь. В обители освящено несколько храмов с приделами, постоянно совершаются богослужения, братия молится. На объекте «Коммунарка» освящен храм Новомучеников и Исповедников Церкви Русской.
– У вас есть новомученики – покровители обители?
– Да, это наши екатерининские новомученики – священномученик Ярослав Савицкий и преподобномученик Иоасаф (Крымзин). Оба расстреляны на Бутовском полигоне примерно в одно и то же время: отца Иоасафа арестовали 18 ноября 1937 г., приговорили к расстрелу 25 ноября, расстреляли 2 декабря; а следом 27 ноября арестовали отца Ярослава, приговорили к смерти 1 декабря и убили 8 декабря. Это был настоящий конвейер смерти. Отец Иоасаф был насельником Екатерининской обители, уже во дни революции, 19 марта 1917 г., его рукоположили в иеромонаха – это уже по тем временам было явное вступление на крестный путь. Отец Ярослав приехал из белорусского Гродно с гонимыми сестрами Красностокского женского монастыря Рождества Пресвятой Богородицы, которым благословили поселиться в Екатерининской пустыни. Окормлял сестер, даже когда их общину советская власть упразднила и сестры некоторое время жили как сельскохозяйственная трудовая коммуна. Потом и ее разогнали. Батюшка служил настоятелем в храме святых мучеников Флора и Лавра села Ям Подольского района Московской области. Дом причта у прихода там отобрали, так что священник с семьей, где было трое детей, оказался на улице. Их приютила одна из прихожанок. Церковный народ любил пастыря, а вот от советской власти следовало много нападок и притеснений. В 1933 г. священника Подольский народный суд приговорил за покупку свечей к пяти годам лишения свободы. Дело было настолько грубо сфабриковано, что Мособлсуд отменил это решение. Но вскоре ненавидящие духовенство активисты нашли, как расправиться с настоятелем. Им обоим с отцом Иоасафом были вменены не признанные ими абсурдные обвинения в ведении контрреволюционной деятельности.
Также мы почитаем священномученика Василия Озерецковского. Он был последним настоятелем Иван-Теремецкой церкви Рождества Богородицы, где сейчас у нас устроено подворье. Батюшку расстреляли с той же скоростью вынесения и приведения в исполнение смертного приговора по тому же обвинению там же, на Бутовском полигоне, чуть ранее, 21 октября 1937 г. У батюшки остались сиротами девять детей, матушка овдовела.
– Чувствуете участие екатерининских новомучеников в жизни обители? В чем это выражается?
– Конечно, чувствуем. Это наши екатерининские чудотворцы. Мы постоянно молитвенно обращаемся к ним, и помощь приходит. В чем она выражается? В разрешении наших подчас трудных жизненных обстоятельств. Мы же восстанавливали монастырь. Постоянно что-то требовалось, молились нашим новомученикам, и Господь по их ходатайству все посылал. За 25 лет возрождения нашей святой обители мы постоянно чувствовали их попечение.
– Есть такое мнение, что как-то неудобно новомучеников просить о каких-то житейских нуждах.
– Почему неудобно?
– Они страдали, а мы, что же, их о чем-то насущном просить будем?
– Мы со всеми своими нуждами молитвенно притекаем к ним. Не только о спасении своем молимся, но и в трудных жизненных ситуациях обращаемся. И реально видим помощь.
– Почему так важно почитать новомучеников и исповедников Церкви Русской?
– Нам важен их подвиг. Сейчас тоже много нападок на Церковь. Надо учиться у них стойкости в исповедании веры, перенимать устремленность от потакания плоти к жизни по духу. Разве смогли бы они не озлобиться и остаться с Богом в час кончины, если бы прихоти тела для них были важнее бессмертной души? Проникаясь всей глубиной их стояния за веру Христову, мы и сами духовно совершенствуемся и возрастаем.
– Святитель Иоанн Златоуст говорил, что почитание святых – это прежде всего подражание им. А как мы можем новомученикам и исповедникам подражать?
– Изучая их жития, мы видим, что они, казалось бы, самые обычные люди. Один из них был насельник нашей обители, нес такие же послушания, как и мы, второй был духовник сестринской общины при обители, сам из белого духовенства, глава семейства, третий нес послушание приходского священника, отец многодетной семьи. Это были такие же люди, как и мы. У них были свои семейные хлопоты или монашеские искушения. Но в тот момент, когда Господь их призвал следовать за Собой, они пошли. Нашли в себе силы и мужество в то оголтелое время, когда отрекались многие, остаться преданными правде Слова Божия – вот этому и надо подражать.
– Владыка Тихон, вы родились в священнической семье, росли в то время, когда большинство населения страны воспитывалось в атеистической пропаганде. Что помните из тех времен? Как удавалось сохранять верность Церкви и Богу?
– Мой отец, протоиерей Владимир Недосекин, более полувека предстоял у Престола. Вот ему многое пришлось испытать. Где он служил – там и мы всей семьей жили. С детства все мы, дети, алтарничали, читали Часы, Шестопсалмие. Папа часто служил, мама регентовала. Нам, детям, помню, в школе жестко ставился вопрос: «Веруешь?» Надо было твердо отвечать: «Да, верую. Ношу крестик. Не могу быть пионером, комсомольцем». Если так прямо и безапелляционно исповедуешь себя христианином, к тебе больше не приставали. Относились спокойно. Меня потом больше никогда и не обрабатывали. Хотя, помню, учителя могли как-то намеренно занижать оценки. Выучишь все, ответишь хорошо, а тебе ставят какой-то явно несоответствующий балл. Родители нас, детей, всегда поддерживали: «Ничего, не волнуйся, главное, что ты знаешь предмет».
– А дома вас в Законе Божием наставляли. У вас же все три брата стали священнослужителями, вы даже епископского сана сподобились, все три сестры – матушки.
– Да, родители с нами вечерами занимались. Тогда еще года до 1965-го не было электричества, дома учиться приходилось при керосиновой лампе. Мы старались побыстрее сделать уроки, а потом папа или мама читали нам жития святых, чья память праздновалась в этот день, мы обсуждали, или евангельское чтение дня разбирали с толкованием. Родители у нас всегда спрашивали, о чем читалось Евангелие в церкви в тот день, следили, чтобы мы всегда внимательно слушали.
Конечно, все эти занятия не прошли даром.
– А сверстники вас не дразнили?
– Отец всегда служил, сколько помню по детству, где-то на сельских приходах. Нам много приходилось трудиться: воду таскать, дрова рубить, огороды вскапывать. Я был достаточно хорошо развит физически. Наверно, меня просто боялись. Во всяческих спортивных мероприятиях я занимал первые места.
– Известно, что тогда молодежи препятствовали в выборе священнической стези. Как вам удалось поступить в семинарию?
– После окончания восьми классов общеобразовательной школы я поступил в Московский строительный техникум, а потом был призван в ряды Вооруженных сил. Дело в том, что тогда, чтобы поступить в семинарию, обязательно надо было отслужить в армии. Сначала меня распределили под Рязань в радиолокационную часть. Когда у нас там состоялся разговор с политруком, то на его вопрос, чем я собираюсь в жизни заниматься, на кого учиться, ответил прямо: «Поступлю в семинарию». Меня тут же вызвали к командиру части, и он мне намекнул, что в этом случае я не могу продолжать учебу в учебной части. Пытались со мной еще разговаривать, но я честно еще и еще раз признавался, что с детства готовился к священническому служению и поступлю в семинарию. «Тогда мы с вами расстанемся», – объявили мне и через месяц перевели меня под Липецк в стройбат. Так что я занялся тем, чему и учился, – строительством. Освоил за время службы практически все строительные специальности: и бетонщика, и стропильщика, и кровельщика и т.д. Потом при воссоздании монастыря и строительстве приписных храмов подворий это очень помогло.
– Владыка Тихон, вы пострижены в монашество с именем возглавляющего сонм новомучеников святителя Тихона, Патриарха Московского, – как вы получили его имя?
– Потом, когда я уже после армии поступил в семинарию, что мне удалось легко, точно так же, как и давалась учеба, так как я сызмальства все это знал, меня благословили иподиаконствовать у митрополита Ювеналия (Пояркова), он хорошо знал моего отца, даже был шафером на их с мамой свадьбе. У нас была большая дружная семья, я, разумеется, задумывался о создании и своей собственной малой церкви, но, обучаясь в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, я увидел, что возможна другая жизнь – монашеская, и склонился к выбору именно монашеского пути. Тогда как раз состоялась канонизация святителя Тихона, Патриарха Московского, я на ней присутствовал. И владыка Ювеналий тогда еще предложил назвать меня при постриге Тихоном.
– Есть ли сегодня, на ваш взгляд, возможности для исповеднического и мученического подвига о Христе?
– Думаю, что для нас это, может быть, и нежелательно искать случаев пострадать. Господь Сам возводит за Собой на голгофу тех, кого предызбрал к тому. Нынешним поколениям христиан даны свои подвиги в соответствии с нашими немощами. Будем смиряться. Новомученики положили свои души и за нас, грешных, а мы призваны наследовать их подвигу во внутреннем совершенствовании, неся свой жизненный крест и самоотверженно трудясь там, где каждый из нас Богом поставлен. Если ты монах, то неси свой монашеский крест терпеливо, с самоотречением. Так же, если ты семейный человек. В жизни каждого из нас есть и скорби, и радости, и проблемы, и их решения. Само борение с внутренними страстями гнева, осуждения, гордости – подвиг. Это наш ежедневный крест. Наше стояние в Истине. Вот и подвизайся. А спасешься сам – вокруг тебя спасутся тысячи, как говорил преподобный Серафим Саровский. Вот и все. Все очень просто.
– Сегодня вообще возможно сколько-нибудь серьезное отношение к жизни со всем этим современным водоворотом без ощущения трагического контекста новомучеников и исповедников, которые предшествуют нам?
– Тот, кто не задумывается об этом, живет мирской жизнью. «Сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную» (Гал. 6:8). Соприкосновение с опытом новомучеников отрезвляет, люди вспоминают о духовном. Господь стучится в каждое сердце. Всех призывает.
– Архиепископ Берлинский и Германский Марк (Арндт) сказал как-то в интервью, что жертва новомучеников открывает нам глаза на главную Жертву – Христову.
– Да, многие сегодня воцерковляются, узнав о том, что претерпели те, кто жили до нас. Кому-то даже открывается правда о пострадавших в их собственном роду. Новомученики отверзают нам тесные врата (см.: Мф. 7:13) в жизнь вечную.
– Преподобный Силуан Афонский завещал: держи ум свой во аде и не отчаивайся. Про времена новомучеников старец Илий (Ноздрин) говорил, что тогда ад обнажил свою сущность, сама преисподняя вылезла наружу. Им, наверное, не надо было объяснять, что это значит: держать ум свой во аде. А сегодня как исполнить эти слова?
– Держать ум свой во аде – это значит знать, за какой грех что получишь. Это все равно что «помни последняя твоя – и вовек не согрешишь» (Сир. 7:39). Если человек имеет представление о вечных муках и знает, что предстоит за гробовой чертой, то он тем самым и держит ум свой во аде, помня о том, каково воздаяние за грех, старается не грешить.
– А как не отчаиваться? Тем более многие из тех, кто сегодня в Церкви, выросли вне церковного опыта. Если они воцерковлялись в сознательном возрасте, то успели уже нагрешить, в том числе, возможно, смертными грехами.
– В Церкви есть Таинство Покаяния. Исповедь и установлена, чтобы очищаться от скверны греха. А в Причащении соединяемся с Господом, получая силы впредь не грешить. Таинства церковные нас просто подымают к духовному жительству. Но обязательно надо иметь духовника, чтобы он, как хороший учитель, дабы не сбиться на пути ко спасению, повел за руку.
– Один из часто задаваемых новоначальными вопросов: как обрести духовника?
– Молиться – Господь укажет. Каждой овце свой пастырь, и каждому пастырю – свои овцы. Какой поп, такой и приход. Не зря же народ говорит об этом. Если батюшка хороший, то и паства у него хорошая. Если он сам несовершенен, то и вокруг него такие крутятся.
– В общинах первохристиан были очень строгие епитимии, если человек согрешал, могли на десятилетия отлучать от Причастия. Отец Кирилл (Павлов) урезонивал особо ревностных в этом смысле священников: «Любовью покрывайте все. Люди у нас и так настрадались. Они такие несчастные, души у них исковерканные. Какая им епитимия?!»
– Да, сейчас Церковь более руководствуется любовью и снисхождением. Не отлучает от Причастия, согласно канонам святителя Василия Великого, на 7, 10 и более лет. Хотя для пользы самого человека священник и может ему благословить потрудиться в молитве, поклоны поделать. Это пойдет только на пользу душе.
– Говорят, что до революции в Церкви было уже слишком много формальных верующих, которые не хотели каяться, но к Чаше, хотя бы для того, чтобы получить справку о Причащении, которую требовалось предъявить по месту службы, подходили. Есть такое суждение, что мера греха уже настолько увеличилась, что Церковь, как Тело Христово, взошла на Крест. Несут ли верующие соборную ответственность за те грехи, которые привносятся в общины?
– «Там, где умножается грех, преизобилует благодать» (Рим. 5:20). Господь Сам управляет Своей Церковью, и все обращает на благо спасаемых.
Беседовала Ольга Орлова