О жизни и истории братского сербского народа, его духовных и культурных традициях мы беседуем с Ильей Михайловичем Числовым, одним из ведущих отечественных сербистов, известным литературным переводчиком и членом Союза писателей России, председателем Общества русско-сербской дружбы, главным редактором Собрания творений святителя Николая Сербского на русском языке.
– Илья Михайлович, насколько я знаю, вы недавно вернулись из паломнической поездки в братскую Сербию. Расскажите, пожалуйста, каковы ваши впечатления от этой прекрасной и героической страны, которая за последние десятилетия стала так дорога русскому сердцу. Правда ли, что для нас, русских, нет сейчас народа ближе и роднее, чем православные сербы?
– Чистая правда. Ведь украинцы и белорусы – это уже мы сами. И в Государственной академии славянской культуры, и в православных гимназиях, где мне приходилось преподавать, я всегда старался подчеркнуть, что существует триединый русский народ. Как существует и единый сербский народ, включая черногорцев, уроженцев Боснии и Герцеговины, ряда иных сербских краев. В современном мире многое намеренно запутано и усложнено. Но мы с вами, будучи православными христианами, исходим из очевидного: раз на всех этих территориях верные по-прежнему пребывают под омофором единой Русской и Сербской Православной Церкви, значит, ни о каком необратимом разделении говорить не приходится. Другое дело, что в сознании людей произошли за десятилетия коммунистического террора и демократического беспредела определенные сдвиги. Однако разве не все возможно у Господа? Естественно, при искреннем покаянии нашем. А покаяние – это и конкретные дела. Отрадно, что в братской Сербии большинство жителей той же Черногории до сих пор осознают себя сербами. Эти люди безгранично преданы не только идее национального единства, но также – и единоверной и единокровной России. «Русские – наши братья по вере и по крови, – говорят они, – для нас нет никого ближе русских». Так как же и нам не питать к ним столь же теплые и искренние ответные чувства? Зная уже более четверти века выдающегося славянского пастыря – митрополита Черногорского и Приморского Амфилохия (Радовича), не устаю благодарить Бога за то, что сподобил меня радости общения с этим удивительным старцем, пострижеником преподобного Иустина (Поповича) и келейником Паисия Святогорца. Благодаря таким духовным исполинам крепок и весь сербский народ, у которого – здесь и сейчас – мы многому можем научиться к вящей пользе всего православного мира.
– В Черногории находятся и многие великие святыни общесербского и всеправославного значения: десница Иоанна Крестителя в Цетиньском монастыре (резиденции митрополита Черногорского), мощи святителя Василия Острожского в знаменитом Остроге.
– Удивительное чувство испытываешь, пересекая невидимую границу между Нижним и Верхним Острогом. Наверное, поэтому сюда, как и к блаженной старице Матроне, нескончаемым потоком идут самые разные люди, часто и неправославные, по серпантину и напрямик – по крутым горным тропам, через лес.
– Как я слышала, среди последних все-таки преобладают западные европейцы, немцы, итальянцы…
– Да, особенно много итальянцев. Невольно вспоминаешь наши поездки на оккупированное, но не сломленное сербское Косово. Там, в старинном монастыре Высокие Дечаны, охраняемом итальянскими военными от ярости агарянской, кою активно подпитывают сегодня американские доллары, крестились в веру православную 12 десантников. Двадцать итальянцев погибли, защищая святую обитель. В самих же Высоких Дечанах – ни одна черепица не упала с крыши! И это – после минометных обстрелов. Сейчас ситуация не столь напряженная, а были периоды, например в 2004 г., когда казалось, что события 1999 г. повторятся в еще больших масштабах. Дечаны – особое место соприкосновения горнего и дольнего мира. Не сомневаюсь, что каждый православный христианин, побывавший там, ощутил сию необыкновенную благодать. Сербы по-детски простодушно заявляют, что мощи святого короля Стефана Дечанского, всегда пребывавшие в обители и не оскверненные ни во времена турецкого ига, ни в период безбожной титовской власти, ни при натовских оккупантах и албанских вандалах, наряду с мощами святителя Василия Острожского, являются «самыми чудотворными» из всех сербских святынь.
– Еще одна параллель с Острогом.
– Конечно. И таких параллелей много. Ведь Сербия, разделенная сегодня (как и Россия) на три государства и ряд «территорий», это единое духовное и сакрально-историческое пространство. Самая большая страна на Балканском полуострове (при взгляде на политическую карту этого, к сожалению, не видно). И не только территориально. По сути, Сербия – в масштабах Балкан – то же, что и Россия в масштабах всего мира. Так же является «удерживающим»…
– Вы как-то сказали, что Сербия на рубеже третьего тысячелетия христианской эры стала своего рода предтечей грядущего русского возрождения. Невольно обращаешь внимание и на такой факт, как пребывание святой десницы, крестившей Господа нашего Иисуса Христа, в одном киоте с мощами святителя Петра Цетинского, предшественника Карагеоргия и Негоша, святителя Николая Сербского и преподобного Иустина (Поповича). Святитель Петр завещал сербскому народу Черногории хранить вечную дружбу с братской Россией. Он верил в Промысл Божий о нашем отечестве, в непреходящее величие и вселенскую духовную миссию Святой Руси.
– Святитель Петр Цетинский – исключительная личность. Прямой наследник (в духовном смысле) ветхозаветных патриархов. И одновременно – славянский и «византийский» гений, грезивший о православном Царстве южных славян. Поэт, предтеча своего племянника Негоша. Меткий стрелок и великолепный наездник. Отважный воин, предводительствовавший черногорцами в битвах с турками, шедший впереди православного воинства «с крестом в одной руке и с мечом в другой».
– Впечатляющая характеристика! Несколько непривычная для православного владыки.
– Человек немощен. Не все может объять умом. Поэтому надо смиряться. То, чему учит нас Церковь, мы с радостью принимаем на веру. И думаю, не жалеем об этом. Раз Церковь прославила угодника Божия, нам беспокоиться не о чем. Как ученый-славист, я мог бы дать обширный исторический комментарий на данную тему. Однако лучше – ознакомиться с работой митрополита Амфилохия «Святой Петр Цетинский и война», переведенной на русский язык. Но самое лучшее – совершить паломничество ко святым мощам святителя, там все сомнения сразу будут рассеяны.
– Илья Михайлович, вы переводили некоторые тексты святителя Петра Цетинского, которые вызвали трудности у коллег-переводчиков, а отдельным редакторам и издателям показались слишком «темными» и неясными. Как бы вы прокомментировали ситуацию, сложившуюся в современной сербистике и, в частности, вокруг сербского святоотеческого наследия? Хотелось бы также, пользуясь случаем, спросить вас по поводу вашего перевода «Луча микрокосма» Негоша, принесшего вам заслуженное признание в академических кругах и у нас в стране, и, особенно, в Сербии. Насколько сложно было переводить знаменитую поэму?
– Ситуацию в сербистике, если говорить в двух словах (по большому счету это – тема для отдельной беседы), можно прокомментировать следующим образом: большинство «профессиональных сербистов», к сожалению, люди не просто неправославные, но и весьма далекие от сербской православной традиции, а то и вовсе относящиеся к ней враждебно. С другой стороны, большое количество православных «переводчиков» и «исследователей» не имеют соответствующего образования, часто даже не владеют сербским языком. Необходим тщательный отбор молодых кадров, поскольку Сербия сегодня – тема особая. Она для нас на данном коротком отрезке истории, быть может, имеет даже большее значение, чем мы для нее. Естественно, за всякое серьезное дело, тем более связанное с культурой и традицией братского православного народа, надо браться по благословению. Не следует пренебрегать советами духовников и в чисто профессиональных, казалось бы, вопросах.
Что касается «Луча микрокосма»: перевод был выполнен мною по заказу Института мировой литературы РАН. Данная религиозно-философская поэма величайшего сербского поэта и митрополита Черногорского Петра II Петровича Негоша (1813–1851), написанная им за несколько первых недель Великого поста (1845), на русский язык ранее никогда не переводилась, если не считать подстрочного перевода ряда фрагментов, сделанного еще в ХIХ столетии известным филологом-славистом П.А. Лавровым. Мой перевод был опубликован в одном академическом сборнике в конце прошлого года. В Сербии в июне этого года, как раз в ходе нашей поездки, состоялась его торжественная презентация в Нови-Саде («сербском Петербурге»), в Матице Сербской (старейшее культурно-просветительное учреждение в стране, параллельная Академия наук). Президент Матицы, коллеги-слависты, пресса и телевидение действительно меня хвалили. Я понимаю, насколько бледным, хотя и верным (среди первых читателей были и авторитетные богословы и епископы Сербской церкви) подобием является сей перевод по сравнению с боговдохновенным оригиналом. Вот в чем была главная сложность. Хотя я и взялся за сей труд по благословению владыки Амфилохия, у меня были определенные сомнения. Лучше бы мне предложили подготовить и перевести «Избранное» Дучича. Йован Дучич (1871–1943), крупнейший сербский поэт ХХ века, глубоко верующий христианин и патриот своей славянской отчизны, мне в принципе вполне по силам. Его я способен переводить адекватно оригиналу, что не раз и доказывал («На берегу Неретвы» и др.); к Негошу же поначалу страшно было притронуться. Ведь это не просто классика, а национальное достояние, многие строки которого (именно строки, а не строфы, почему и при переводе сохранять приходится не только строфу, но и каждую строчку в отдельности!) давно сделались афоризмами. А еще это – святоотеческое творение Тайновидца Ловченского, обладавшего гораздо большим поэтическим даром, нежели его дядя, святитель Петр. («Темным» и «неясным» у святителя Петра Цетинского коллегам показалось не столько «Поучение в стихах», сколько знаменитое «Завещание», текст прозаический, но сложный для современного восприятия.) И Негош, и святитель Петр писали не на языке Вука, то есть не тем сербским литературным языком, который постепенно утвердился после реформ Вука Караджича в середине ХIХ столетия, а куда более архаичным слогом, с обилием нарочитых славянизмов. Особенно это относится к «Лучу микрокосма». Переводить эту поэму надо, естественно, не языком Пушкина; следует учитывать также и диалектические особенности, которые в переводе могут быть отражены с помощью контрастных (по сравнению с высоким слогом) просторечий. Важный вопрос – солярная символика. Еще один момент – эпический размер, который надо стараться сохранять. Но, повторяю, главную трудность представляли вовсе не историко-лингвистические препоны и не метрика. Главное здесь – особая ответственность. Думаю, любой православный христианин меня прекрасно понимает.
– Выходит, ваша поездка была не только паломническим путешествием, но и научной командировкой.
– В какой-то мере. Хотя из трех недель на «научную» («литературную») программу и встречи с прессой ушло не более трех дней. В данных встречах и вечерах участвовали мои коллеги и студенты. А хотели и школьники, изучавшие сербский язык, но наш батюшка посчитал, что детям следует беречь силы… В принципе, для молодежи полезно присутствовать на подобных мероприятиях. Постигать уже не азы, а самую суть проблем, связанных с изучаемой зарубежной культурой, наблюдать все это вживую, выражая по возможности собственное отношение к обсуждаемому предмету. Помню, как однажды 12-летний отрок на приличном сербском посрамил молодых славистов из Минского университета, пытавшихся критиковать «сербский национализм» и белорусского президента Александра Лукашенко. Потом сюжет показывали по белградскому телевидению, а «героя» узнавали на улицах сербской столицы, когда мы приехали туда из летнего лагеря. В этот же раз на страницы прессы попали только студенты.
Гораздо важнее, что школьники целых три дня провели в сербской «царской лавре» – знаменитой Студенице. Отстояли монастырскую службу в древнем храме. Причастились, поклонились мощам преподобной Анастасии и преподобного Симона (матери и брата святителя Саввы Сербского). Нам посчастливилось подняться с детьми и в знаменитую келью святого Саввы, что в семи километрах от обители, высоко в горах. Потом мы продолжили путь на юг, в Старую Сербию, или Рашку, которая была историческим ядром средневековой державы Неманичей. Посетили монастырь Георгиевы Столпы – Ђурђеви Ступови; название этой задушбины Стефана Немани, воздвигнутой по обету, данному в темнице святому Георгию, который вызволил Неманю из заточения и даровал ему победу над изменниками (даже в специальной литературе часто переводится не совсем верно: между тем и Ђурађ, и Ђорђе суть огласовки одного и того же имени, хорошо известного каждому христианину). С благоговением взирали на дивные сопочанские фрески… Росписи в монастыре Сопочаны, задушбине короля Уроша (1243–1276), внука Стефана Немани, с точки зрения искусствоведов, представляют собой непревзойденные шедевры средневекой живописи. Филигранные прориси, нежнейшие пастельные тона с множеством неповторимых оттенков, безупречная техника, сверхнасыщенные композиции. Западные специалисты утверждают, что средневековые живописцы «предвосхитили итальянский ренессанс», достигнув «невероятного мастерства» в изображении «живых фигур» и «поразительной глубины взгляда». Но совершенство формы – не отступающей от канона – есть лишь внешняя, безусловно великолепная, однако отнюдь не главная сторона сих чудесных творений, отмеченных печатью высшей одухотворенности – умиротворения, не свойственного культурным наследникам Древней Эллады. Подлинным чудом стало и то, что за несколько веков, пока храм стоял с разрушенной кровлей, зимние бури и непогода так и не смогли уничтожить труд живописцев. К сведению русских паломников: преобладание «блеклых» цветов, сведение богатства красок к «бледному», утонченному архетипу есть изначальный замысел, а вовсе не следствие «неумолимого времени», хотя последнее (в лице алчных турецких грабителей) и покусилось на золото нимбов и роскошных одежд …
– Невольно вспоминаешь монастырь Милешева и знаменитого Белого Ангела…
– Именно! Смерти нет. Милешевский Ангел на Гробе Господнем (настенная фреска начала XIII века), именуемый в народе Белым Ангелом, указует на пустую гробницу. Османские поработители, забрав из Милешевы мощи святого Саввы, прилюдно сожгли их в Белграде (1595), дабы убить в сербах православную веру (ведь даже многие потурченцы при виде чудес, совершавшихся у гроба Святителя, возвращались к вере предков). Однако святитель Савва жив не только на небесах, но и в сердцах своих соотечественников. Православие на этой земле часто называют «святосаввской верой» (светосавска вера, светосавље) – есть ли большая награда в памяти народной? Кстати, мощи его отца – преподобного Симеона Мироточивого (Стефана Немани), хотя и не были уничтожены турками, сейчас тоже недоступны для поклонения. Они пребывают в Студенице под спудом (когда-то монахи спрятали их, опасаясь ярости агарянской, а следующие поколения уже позабыли место захоронения святыни). Есть в этом, наверно, и некий промыслительный символизм, ведь былая державная мощь в славянских землях явно ослабла, а грозный Неманя для сербов олицетворяет почти такое же видимое величие (помимо духовного подвига), как и царь Душан Сильный (1331–1355), чью гробницу можно увидеть в Соборе Святого Марка, что рядом с русской церковью, почти в самом центре сербской столицы. Но как бы то ни было, Неманя живет в своем народе, знаменуя неразрывное единство его земного и небесного бытия…
– Это и есть «небесно-земное измерение человеческой истории»…
– Да, то, о чем говорил святитель Николай Сербский, а ныне говорит владыка Амфилохий. Сербы дороги нам крепостью своего славянского духа, непоколебимостью народной традиции. Будучи верны национальной правде, они никогда не поступались истиной верой. Ценой великих скорбей и лишений не позволили богоборцам превратить святые обители в места мерзости и запустения (несмотря на гонения, большинство сербских монастырей и храмов оставались действующими и при коммунистах). С оружием в руках встретили натовскую воздушную армаду. А сегодня хранят верность братской России, несмотря на колоссальное давление извне.
– Спасибо, Илья Михайлович, за интересную беседу. Надеемся, что освященное веками русско-сербское братство будет и дальше важным оплотом единства православного и славянского мира.
Беседовала Ирина Ушакова