Продолжаем публикацию фрагментов дневника Алексея Михайловича Петропавловского о его путешествии в 1852 г. в родной город Кашин. Из северной столицы до Твери А.М. Петропавловский с отцом Михаилом Матвеевичем ехали по только что открытой Николаевской железной дороге, а от Твери до Калязина добирались на лодке по Волге.
Рукопись дневника А.М. Петропавловского хранится в Кашинском краеведческом музее. Автор родился в 1808 г. в Кашине, окончил Тверскую духовную семинарию и Московский университет, служил чиновником в Санкт-Петербурге в канцелярии Главного управления путей сообщения и публичных зданий. Воспоминания написаны в 1856 г., выпущены отдельным изданием в 2011 г.
Приближение к Калязину и конец нашего плавания по Волге
Давно уже миновали устье реки Кашинки и село одного с ним названия, но душевная грусть таилась у меня в груди. Заметя это, Алексей Павлович (муж сестры Петропавловского. – Ред.) увлек мое внимание на живописные берега Волги, по которым вереницами тянулись коноводские лошади, погоняемые свистом и беспрестанным маханьем рук коноводами. Барки плавно шли караван за караваном в стройном порядке; там и сям вдали красовались домики и господские усадьбы, рассеянные по зеленым холмам и окруженные то густыми садами, то многолюдными деревнями. Впереди далеко, синеется Калязинский бор. Вся картина освещается яркими лучами утреннего летнего солнца.
Чтобы с большим торжеством окончить наше плавание, я и Алексей Павлович сели вдвоем на корму для лучшего управления лодки между идущими вверх по Волге барками и скрывающимися подводными камнями, на весла посадили всех четырех лоцманов, при дружном усилии которых лодка наша стрелой полетела, и грянули всем хором обычную нашу песню: «Вниз по матушке по Волге».
Калязин
Между тем из за дальнего угла плесы, как бы двигающегося влево, начал мало-помалу выдвигаться Калязин и вдруг, как на блюдечке, стал перед нами с его высочайшей колокольней. Лодка наша приткнулась к правому берегу близ пристани, от которой ходит самолет (небольшие суда пароходства «Самолет». – Ред.), мы вышли 28 Июня 1852 г. на берег, помолились Богу, принеся ему благодарение за благополучное окончание нашего бурного по Волге плавания.
Батюшку Михаила Матвеевича так раскачало в лодке, что он, вышедши на берег, не мог стоять на ногах и упал, но, к счастию, не ушибся.
Наем почтовых лошадей для поездки из Калязина в Кашин
Мне было не до отдыха: душа моя стремилась в Кашин. Там теперь ожидает с нетерпением меня и батюшку Михаила Матвеевича сестра Александра Михайловна – бедная вдова с двумя ребятишками.
По убедительной просьбе моей Алексей Павлович ходил за лошадьми на почтовой двор и, возвратясь, сказал, что лошади все в разгоне и до вечера их не будет. Беспокойство мое так было сильно, что я ушел бы в Кашин пешком, если бы не стыдно было явиться туда в таком виде из Петербурга после многолетнего отсутствия. Поэтому отправились мы с Алексеем Павловичем в ближнюю деревню, которая находится на южной стороне Калязина, но и там не могли достать лошадей: все они были на работе. Нечего делать, надобно было дожидаться до вечера. Вот уже и 6 часов вечера, а лошадей все нет как нет. Алексей Павлович отправился опять на почтовой двор.
Прогулка по Калязину
Между тем мы пошли гулять на реку Свистуху. Горизонт воды на Свистухе поднят высоко мельницею, поставленной на устье этой реки. Местоположение здесь весьма приятное в летнее время. От правого берега Свистухи идет к верху косогор, за которым видно много красивых домов и возвышается купол с крестом над каменною церковью, близ которой острый шпиц колокольни, также с крестом, поднимается к небу. Здесь нельзя не остановиться вниманием и не сказать несколько слов об одном лице, хотя не знаменитом в политическом мире, но достопримечательном в жизни по своему характеру. Лицо это – бывший дьячок Свистухинской церкви Василий Яковлевич Троицкий. Здесь я намерен посвятить несколько строк памяти этого достойного человека.
Василий Яковлевич Троицкий
Василий Яковлевич учился в Тверской духовной семинарии в то время, когда возгорелась против нас в 1812 году война всей Европы. В то время в Твери при великой княгине Екатерине Павловне, впоследствии королеве Вюртембергской, состоял великой души человек, князь Александр Петрович Оболенский. Сострадательный не только к людям, но и животным, князь вооружился на защиту Отечества, призывая и других последовать ему. Юное сердце Василия Яковлевича Троицкого полетело вслед за князем при первых звуках его могучего русского слова, обращенного к питомцам семинарии. Нельзя забыть того воодушевления, с которым Василий Яковлевич рассказывал о своей бивуачной и боевой жизни под начальством князя Александра Петровича, который искренно любил молодых людей, ему преданных, и даже участвовал в юношеских их играх. Зато и они дрались с врагом на славу, весьма немного их возвратилось к родному очагу в теплые объятия своих родителей или друзей. Рубец от сабли на щеке и недостаток двух пальцев на левой руке Василия Яковлевича ручались за истину его рассказов о храбрых подвигах его сотоварищей.
Нравственное его достоинство объясняется одним весьма важным случаем в его жизни. При возвращении в 1815 году из Франции в Россию чрез Германию Василию Яковлевичу досталась квартира там у одного богатейшего лица, который в преклонных летах имел только одну прехорошенькую дочь. А надобно заметить, что гений великого Наполеона так выкосил всю молодежь в Германии, что кроме женщин, никого не оставалось даже для обработки полей, а о женихах нельзя было думать и богатейшим невестам. Василий Яковлевич, молодец собой, понравился хозяйской дочке и пошел, как сыр в масле кататься. Скудную, по обстоятельствам, казенную его амуницию заменил барский домашний костюм. Белье явилось на нем тонкого голландского полотна. Вдобавок помещение богатейшее, стол роскошнейший, виноградных вин сколько душе угодно, огромнейший сад, или лучше сказать парк, готовый к услугам для прогулок в нем с прелестнейшим созданием, какова была хозяйская дочка. К довершению всего этого почтеннейший старец предложил Василию Яковлевичу остаться в Германии, жениться на его дочери и быть хозяином всего его имения. Притом владетель такого сокровища, прелестнейшей дочки, убеждая Василия Яковлевича остаться в Германии, открылся, что и он родился также в России, но женился в Германии и прожил век свой счастливо. Не знаю, кто бы мог отказаться от столь лестного предложения, и Василий Яковлевич был от того не прочь. Но вдруг из России пришло повеление возвратиться всем войскам из Германии в Отечество. Товарищи Василия Яковлевича начали собираться в поход, громко заговорили о своей родине, о матушке святой Руси, и он вырвался из объятий амура, надел бедную солдатскую свою амуницию и прилетел в родное свое гнездышко.
Но здесь впоследствии, когда он стал проситься на одно священническое праздное место, местное епархиальное начальство отказало в его просьбе, потому что он де проливал кровь человеческую и за тем не может приносить жертвы бескровной. Василий Яковлевич с благоговением принял святость решения, поступил на место дьяческое, не роптал на судьбу свою и никому о том не жаловался. В домашнем быту он слыл хорошим хозяином. У него был маленькой домик; садик, огородец с овощами. Коровушка и несколько куриц довершали его хозяйство. Держал себя всегда опрятно и был весьма воздержанной жизни. Вот каков был дьячок в Калязине на Свистухе, Василий Яковлевич Троицкий. Он скончался в тридцатых годах нынешнего столетия.
Отъезд и дорога в Кашин
Пара почтовых лошадей подъехали к воротам в 11 часу пополудни. Заплативши прогоны ямщику и усевшись вдвоем с батюшкой Михаилом Матвеевичем в тарантас, набитый сеном, пустились в путь в 11 часов пополудни.
От Калязина до Кашина считают 18 верст; если положить даже 20 верст, то законных прогонов считая по 15 коп. серебром на одну лошадь с версты, а на две лошади по 3 коп. за версту, надобно было бы заплатить 60 коп. серебром за всю дорогу, а с нас взяли 2 рубля серебром. Поэтому мы заплатили выше тройных прогонов.
Приехали на берег Волги. Самолет, бывший на другой стороне и заслышавший звук почтового колокольчика, отчалился от берега и был уже на средине реки. Самолет причалился, въехали на него, отвалили от этого берега, привалили к другому, съехали и понеслись в родной Кашин.
Алексей Петропавловский