Памяти архимандрита Венедикта (Пенькова), наместника Оптиной пустыни
В начале года преставился ко Господу наместник Введенского ставропигиального мужского монастыря Оптина пустынь архимандрит Венедикт (Пеньков). О старце вспоминают его чада.
Игумен Филипп (Перцев), насельник Оптиной пустыни
Сейчас, когда человек переступил черту вечности, многое суетное отходит и перед нами встает громада исполинской души. Чаще всего в Оптиной пустыни после похорон наместника слышалось: «Осиротели».
Его отцовская любовь была очень взыскательной. Каждый, кто не просто встречался с архимандритом Венедиктом в храме или присутствовал на его беседах, а именно попадал под его попечение, чувствовал, что его душа очень нужна этому странному человеку – архимандриту Венедикту.
В наше время оскудения любви приходится считаться с тем, что и в Церкви могут встречаться примеры подавления личности. Это не случай отца Венедикта. Он позволялся раскрыться каждому человеку в полную меру, но действовал, как садовник, принося отсечением лишнего пользу душе.
Отец наместник мог строго отчитывать, но руководствовался апостольским правилом: «Гневаясь, не согрешайте» (Еф. 4:26). Все эти разносы внешне могли выглядеть ужасно, а по сути были ревностью отца о душе, ему небезразличной. Он употреблял эти вразумления как врачевство для братии, а сам внутри оставался спокойным. Никогда не пытался как-то проучить за непочтение к себе.
Отец Венедикт при общении, особенно с паломниками, много шутил. В этом юморе чувствовалась большая доброта. Такая манера держаться создавала простую искреннюю атмосферу общения. Человек мог почувствовать себя легко и свободно, точно на руках у матери. Люди иногда так и воспринимали отца Венедикта, как просто добродушного старчика, даже не подозревая, что это за огненный столп веры.
Когда отец Венедикт встречал многочисленных гостей обители, он вел с ними богословские беседы. Никаких мирских разговоров он просто не умел поддерживать. Даже если кто-то заговорит с ним по итогам последних сводок новостей, отец Венедикт несколько минут послушает, сморгнет, а потом возьмет да и переведет разговор в духовную плоскость.
Кто только к нему ни приезжал: депутаты, профессора, деятели культуры – и все получали существенную пользу, именно слушая его рассказы о бесконечности Вселенной, скоротечности жизни на земле и кончине каждого из нас… Отец наместник был очень внимателен к словам и нас, братию, учил следить за каждым словом.
Как он уместно цитировал Священное Писание! Тут он был неподражаем. Вот уж непреложны слова Господни: «Якоже рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы» (Ин. 7:37).
В его беседах не было морализаторства. Его учительство было ненавязчивым, но очень действенным. Он часто приводил примеры, а это запоминается, тем более все было в его пересказе освящено Словом Божиим.
Как он погружался в неизбывные нужды обители, как зорко бдел над душой каждого исповедующегося у него, так же всецело он прежде всего любил углубляться в Слово Божие. Какие восхитительные толкования Псалтири можно было слышать из его уст! Это были вовсе не вычитанные строки, а откровения, полученные в чистом опыте созерцания его молитвенной, устремленной к Богу души.
Послушаешь его и вольно-невольно станешь серьезнее, самоуглубишься, не желая растрачивать эту тишину.
Он не мог позволить себе паузы, чтобы кого-то не наставлять. Как только у него возникала свободная минутка, его руки тут же тянулись к списку братии, кандидатов на поступление. Уделял он внимание и трудникам. Удивительно, что многих из тех, кто время от времени бывал в обители, отец Венедикт знал лично. Поэтому, когда человек спустя какое-то время решал поступить в монастырь, получалось, что отец Венедикт и так за ним уже несколько лет наблюдал. Он всегда молился, испытывал: есть ли воля Божия вступать в братию этому конкретному человеку.
Отец Венедикт собрал единое по духу братство. Внутри братства есть люди, сильно отличающиеся по мировоззрению, и тем не менее отцу Венедикту удалось добиться того, чтобы не было разделения. Когда братии стало уже слишком много, более 200, сам всех исповедовать отец наместник уже не мог. Тогда ему в помощь были выбраны еще духовники, которые окормляли прикрепленную к ним братию, а сами исповедовались у наместника, рассказывая ему особые случаи из жизни пасомых, когда требовались его совет и молитва.
Отец Венедикт не был сторонником поездок заграницу. Как преподобный Серафим про Дивеево, так он про Оптину говорил, что всё тут: и Афон, и Иерусалим, в которых сам он никогда не был. Если и выезжал в отпуск, то порыбачить на Селигер. Брал туда с собой и монахов.
Однажды одному брату, которого отец наместник взял с собой, кто-то подарил надувную лодку. Отца Венедикта это возмутило, и он благословил, вернувшись в обитель, сдать лодку на склад. Хотя в миру, до прихода в монастырь, этот человек был достаточно статусным, и какая-то резиновая лодка вряд ли могла бы способствовать, допустим, его надмению.
Сам отец Венедикт был совершенно нестяжателен. После его смерти братия пришли в его келью: кто-то взял скуфеечку, кто-то четки… Вот и все.
Когда вспоминаешь отца Венедикта, в сознании возникает образ айсберга: знали мы только о видимой части его служения, а была еще сокрытая. Он многим помогал. Эти случаи раскрываются только теперь. Этот человек – загадка.
Его отличали ревность, даже пламенность в духе пророка Илии. В своем предстоянии Богу, в требовательности к братии, исключающей теплохладность, он был подражателем своего Небесного Покровителя преподобного Венедикта Нурсийского – ревнителя, который и братию наказывал, но и милостив был.
В отношении братии отец наместник был очень рачительным, замечал то, что другой бы не заметил, и за любую оплошность взыскивал: мог поставить на поклоны. Так что порою братия и опасались попасть под крепкую руку наместника. Зато все знали, что на конюшне он бывает в особо благодушном настроении, и если был какой-то сложный вопрос, старались задать его там.
– Вы все говорите, говорите, а они молчат, – поглаживая гривы, пошутит, бывало, отец Венедикт, выслушав очередную проблему.
Отец наместник досконально со всей ответственностью вникал во все вопросы. Для него не было мелочей. Как в духовной жизни, в которой он возрождал установления еще дореволюционных оптинцев, так и в отношении внешнего благоустроения обители.
Отец Венедикт очень многое унаследовал от Оптинских старцев: например, неявное юродство в поведении. Свое милующее сердце, сострадание он скрывал, а на виду были ревность по Истине, непримиримость ко греху, нерадению, лени. Но сам он смирялся больше тех, кого смирял.
Когда тебя любят, ты готов выдержать любую строгость. А главное – чувствуешь благотворность жизни уже без потакания своей воле, не самостийной.
А как он проникновенно служил! С каким внутренним чувством благоговения произносил имя Божие, молитвенно обращался ко Пресвятой Богородице… Было видно, что этот человек захвачен любовью Божией.
Сейчас уже все внешнее опадает, а величие Божественной правды, создавшей удивительную душу, остается. У святых отцов есть учение о синергии, когда двуединый порыв Бога навстречу человеку и Божия создания – человека – навстречу своему Творцу и рождает святость.
Его душа носила в себе Христа. Каждый священник являет собой во время богослужения Христа. В лице отца наместника сквозь своеобразие его личности, темперамента образ Господень являем нам был непрестанно. И чем больше отец Венедикт, подчас даже юродствуя, смиряясь, скрывал это величие славы, тем отчетливее для нас в нем проступали подлинные черты лика Христова.
Протоиерей Сергий Ткаченко, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине
По милости Божией мне посчастливилось быть духовным чадом отца Венедикта. У меня был трудный период после армии. Нужно было определяться с выбором жизненного пути, работать или учиться, как-то интегрироваться в жизнь.
Я ездил в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру к отцу Науму (Байбородину), тогда еще игумену. Он мне сразу предсказал священство, но я тогда еще не был готов так резко поменять свою жизнь, поступил все-таки в светский вуз. Но к отцу Науму ездить продолжал.
К нему стекалось за советом множество людей. Даже такая присказка появилась: «Отец Наум, наставь на ум». Батюшка мне порекомендовал выбрать в духовники опытного иеромонаха и показал на сидящего тут же в сторожке молодого тогда еще иеромонаха Венедикта, находящегося у него в послушании.
Время было советское: конец 1970-х – начало 1980-х гг. Мы тогда еще ощущали преследования верующих, особенно если ты был молод. Я поступил в МЭИ, но у меня оставалась масса вопросов относительно духовной жизни.
В Свято-Троицкой Сергиевой Лавре была тогда целая плеяда потом ставших опытными духовниками подвижников. Помимо отцов Кирилла (Павлова) и Наума (Байбородина), это и следующее поколение: иеромонах Алексий (Поликарпов), ныне архимандрит-наместник московского Данилова монастыря; игумен Кронид (Мищенко), ставший епископом Днепропетровским; иеромонах Венедикт (Пеньков), будущий наместник Оптиной пустыни.
Архимандрит Венедикт окончил Московскую духовную академию, более четверти века был насельником Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, а после 1990 г., когда Святейший Алексий II назначил его наместником Оптиной, еще столько же – 27 лет – возглавлял этот прославленный монастырь. Именно при нем были восстановлены храмы, возродилось иноческое делание, и разоренная при советской власти обитель вновь стала центром монашеской и паломнической жизни.
Когда я впервые его увидел, иеромонах Венедикт нес послушание библиотекаря Лавры. Мы, церковная молодежь, помню, после службы ждали, когда у монахов закончится трапеза, а иногда отец Венедикт и не ходил на трапезу, а проводил время с нами, вел духовные беседы. Он давал нам читать книги из монастырской библиотеки. Притом что время тогда было непростое, всюду была слежка. Когда мы выходили от отца Венедикта через проходную, за нами наблюдали, и если бы увидели, что мы несем духовные книги, тем более монастырские, могли бы отобрать и наказать того, кто дал нам их. Но слава Богу, Господь хранил.
Хотя по тем временам даже во время чтения акафиста у мощей Преподобного Сергия в любой момент могли подойти, вывести из храма и отправить в психиатрическую больницу. При входе в Лавру было указано, что это «культурный заповедник», а не монастырь. Библию купить было невозможно, как и другие духовные книги, – следили, чтобы молодое поколение не имело к ним доступа.
Кстати, когда будущий отец Венедикт, до пострига Володя, окончив техникум, работал еще в миру, мастер на производстве как-то обмолвился, что у него остался (видимо, от верующих дедушки-бабушки) Новый Завет, и на следующий день вручил его коллеге почитать на ночь. Будущий монах решил переписать то, что успеет, иначе утром надо будет Священное Писание отдать, а что он запомнит? Так всю ночь и просидел за этим занятием, успев переписать Евангелие от Матфея и два апостольских послания. Возвращая книгу, рассказал все мастеру, и тот был настолько потрясен, что, полистав тщательно исписанную тетрадку, в итоге подарил этому юноше книгу. Возможно, помня эти времена, отец Венедикт, став уже наместником Оптиной, благословлял братию заучивать если не все Евангелие, то целые главы, фрагменты наизусть.
И все-таки, несмотря на трудности, для нас то время было благодатное. В Церкви были истинно верующие люди, все были жертвенными, поддерживали друг друга. К тому же мы тогда просто купались в изобилии тех, кто мог тебя наставить. Старцы с радостью принимали нас, церковную молодежь. Могли и в келью к себе пригласить, посидеть, поговорить.
Советы и наставления отца Венедикта помогли мне выйти на духовный путь, укрепиться в вере, стать священником. Он всегда терпеливо выслушивал, с любовью наставлял. Он и тогда не отличался крепким здоровьем. Всегда носил с собой ингалятор, у него случались приступы астмы, но, несмотря на свои болезни, он никогда не отказывал в помощи. Он был из тех, кто жил не для себя.
Когда я стал священником, то приезжал уже в обновленную Оптину пустынь, и мы с архимандритом Венедиктом вспоминали прошлые годы. Он с радостью показывал, что успел сделать по восстановлению обители за то время, что мы не виделись: водил по возрожденным храмам, по четко отлаженному большому подсобному хозяйству, демонстрировал коровники, конюшни.
Сейчас, к сожалению, старцы уже оставляют этот мир. Один за другим ушли архимандрит Кирилл (Павлов), архимандрит Наум (Байбородин), иеросхимонах Гермоген (Шаринов) из Новоспасского монастыря, богослов и мыслитель Виктор Николаевич Тростников. Сейчас ушел из жизни наместник Оптиной пустыни архимандрит Венедикт. Это столпы веры. Носители традиции. Они общались с теми, кто прошел тюрьмы и лагеря, сами многое претерпели, исповеднически являя свою верность Христу. Своим опытом они щедро делились с нами.
Нынешнее молодое поколение священников выросло в благоприятное время, когда храмы открыты, духовенство пускают в школы, институты, в армию, проповеди печатаются в СМИ. Нынешние служители алтаря зачастую не задумываются, какой ценой они получили этот драгоценный дар веры, чего стоило нашим предшественникам сберечь православие и передать его нам.
К сожалению, многое сегодня утрачивается, выхолащивается даже из церковной жизни. Например, прихожане уже не стремятся исповедоваться у одного духовника, жить по его благословению. Да и сами священнослужители избегают этого пастырского бремени: окормлять, молиться о своих чадах, нести за них пред Богом ответственность. Для старцев, с которыми мне Господь благословил общаться, в том числе для отца Венедикта, это был выстраданный Церковью опыт спасительного единства.
Эта духовная связь, установленная в таинствах церковных, в общении, наставлении здесь, на земле, не пресекается и при отшествии духовников в вечность. Мы, знавшие старцев, ощущаем их подлинно святыми людьми. Вечная им память.
Подготовила Ольга Орлова