7 февраля – Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской. О духовном смысле и значении подвига стояния за веру – свидетельства святых подвижников веры.
В XIX в. Русская Православная Церковь, управляемая Святейшим Синодом, уже второе столетие была в подчинении у государства, но окормлялась великими святыми подвижниками веры: святителями Филаретом (Дроздовым), митрополитом Московским и Коломенским, Игнатием (Брянчаниновым), епископом Кавказским, Феофаном Затворником, епископом Вышенским, а на рубеже веков – святым праведным Иоанном Кронштадтским. Своими трудами они хранили чистоту православия и святоотеческие традиции, обогащая Предание Церкви своим опытом богопознания. Молитвенники, они с болью воспринимали нестроения в жизни Церкви, оскудение веры в обществе и прозорливо предчувствовали приближение грядущего богоборчества в свете действия Промысла Божиего.
Духовный писатель, новомученик Евгений Поселянин в 1900 г. написал о святителе Филарете:
«Бог послал Филарета Русской Церкви, чтоб пред теми днями, когда умножаются лжеучения, отлить содержание Православия в металлические, незыблемые формы, ясности очертаний которых нельзя закрыть <…> от глаз тех, кто прежде всего станет искать в жизни верности своей Церкви».
Эти слова можно отнести и к другим подвижникам веры XIX – начала XX в. Подобно древним пророкам, их обличения и предупреждения не могли предотвратить неминуемое, но готовили избранных к подвигу противостояния богоборчеству по слову Господа
«Только Я знаю намерения, какие имею о вас, намерения во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду» (Иер. 29:11).
Под их духовным покровом промыслительно возрастали в недрах Церкви будущие новомученики и исповедники Российские. Не иначе, как напутствие не только им, но и нам воспринимаются слова святителя Филарета, сказанные им в Великий пяток (в 1816 г.) о тайне Креста:
«Христианин! Пусть тьма покрывает землю! Пусть мрак на языки! Восстань от страха и недоумений! Светися верою и надеждой! Сквозь тьму приходит свет твой (ср.: Ис. 60:1–2). Пройди путем, который открывает раздирающаяся тебе завеса таинств, вниди во внутреннее Святилище страданий Христовых, оставя за собой внешний двор, отданный языкам на попрание. Что там! – Ничего, кроме святой и блаженной любви Отца и Сына и Святого Духа к грешному и окаянному роду человеческому. Любовь Сына – распинаемая. Любовь Духа – торжествующая силою крестною».
Современники святителя Филарета (Дроздова) свидетельствуют о печальном переживании будущих потрясений в России, приоткрытых ему. На прошение о покрытии образов в храмах позлащенными ризами святитель отвечал: «К чему это? Ведь обдерут». В разговоре с архимандритом Антонием (Медведевым), наместником Свято-Троицкой Лавры и духовником, святитель заметил, что в будущем видит «ужасную бурю, которая идет к нам с запада».
Архиепископ Леонид (Краснопевков) вспоминал, что в ответ на предложение изложить письменно взгляды для будущего святитель, волнуясь, сказал:
«Будущее покрыто темным облаком… и когда буря разразится, люди, потрясенные громовыми ударами, забудут обо всем, что было до этой бури».
Владыка Леонид писал также:
«А.Н. Муравьев говорил, что печален взгляд владыки на будущее, и передал его подлинные слова: «Когда я смотрю на малолетних детей, я не могу остаться равнодушным от мысли, что́ они должны будут, бедные, вытерпеть в сию пору», – и при этих словах он заплакал».
В семье Мечевых сохранилось свидетельство прозорливости святителя, а для нас это – свидетельство промыслительной преемственности (по духу и плоти) в поколениях русского священства. Владыка отбирал для митрополичьего хора музыкально одаренных мальчиков. Однажды зимой в их числе оказался отец будущего прославленного старца московского Алексия Мечева. По недосмотру его, спящего, забыли в санях, когда привезли поздним зимним вечером в Троицкий переулок на митрополичье подворье. Детей усадили ужинать, а митрополит вдруг встревожился, быстро оделся, вышел, осмотрел прибывший обоз и, обнаружив спящего мальчика, спас его.
Рождение самого старца также отмечено молитвенной помощью владыки в Алексиевском монастыре в день памяти Алексия, человека Божиего, в честь которого он и был назван. А внук спасенного владыкой Алексия Ивановича, протоиерей Сергий Мечев прославлен в наше время в лике священномученика.
В 1860-е гг. Церковь и духовенство стали подвергаться нападкам со стороны общества. Святитель Игнатий (Брянчанинов), современник митрополита Филарета, писал:
«Московские журналы открыли войну против монашества. Они называют его анахронизмом. Надо бы говорить откровеннее и сказать, что христианство становится анахронизмом. Смотря на современный прогресс, нельзя не сознаться, что он во всех началах своих противоречит христианству и вступает в отношения к нему самые враждебные.<…> Все это видит Бог. Да совершится воля Божия! Да покроет нас милость Божия!»
Святитель определял синодальное управление Церкви как состояние, «которое в течение двух столетий не рассматривалось и не поверялось Собором», отмечал, что «жизнь гражданская отделилась от жизни церковной», и предрекал: «общая безнравственность приготовляет отступничество в огромных размерах».
В то же время святитель с надеждой смотрел в будущее России:
«России предназначено огромное значение. <…> Европа узнала Россию после Америки, почти только со времен Петра I. Он пожаловал в Париж гостем в 1714 г., а в 1814-м пожаловала туда русская армия. Какова быстрота событий! Ныне, навстречу грозящим нам врагам, можно сказать словами 2-го псалма: «Зачем мятутся народы и племена замышляют тщетное?» Враги разбудят, потрясут Россию, произведут в ней невольное развитие силы, но не унизят России: они возвысят ее, таково ее предопределение».
Святитель Феофан Затворник Вышенский предостерегал от искушений, исходящих от Запада, видя в этом действие Промысла Божиего: «Нас увлекает просвещенная Европа. <…> Вдохнув этот адский угар, мы кружимся, как помешанные, сами себя не помня. Но припомним двенадцатый год: зачем это приходили к нам французы? Бог послал их истребить то зло, которое мы у них же переняли. Покаялась тогда Россия, и Бог помиловал ее. А теперь, кажется, начала забывать тот урок. Если опомнимся, конечно, ничего не будет; а если не опомнимся, кто весть, может быть, опять пошлет на нас Господь таких же учителей наших, чтоб привели нас в чувство и поставили на путь исправления. Таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему. <…> Как бы и над нами не исполнилось: придет господин виноградника и погубит виноградарей тех и отдаст виноградник другим (ср.: Лк. 20:16). Но как бы сами не ворвались эти иные и не погубили не только делателей, но и самый виноград, – пророчески замечает святитель Феофан.
«Дух мира с превратными учениями есть дух неприязненный Христу: он есть дух антихристов», – предупреждает святитель, и познается он «по враждебному отношению к христианскому исповеданию и христианским правилам жизни. Кажется, вокруг нас делается что-то подобное. Пока ходит повсюду только глухое рыкание; но не дивно, что скоро начнется и прореченное Господом: «возложат на вас руки и будут гнать вас, <…> преданы также будете… <…> и некоторых из вас умертвят; и будете ненавидимы всеми за имя Мое (Лк. 21:12, 16–17). Дух антихристов всегда один: что было вначале, то будет и теперь, в другой может быть форме, но в том же значении. Как же быть? «Терпением вашим спасайте души ваши» (Лк. 21:19). Терпи – с твердым словом исповедания на устах и в сердце».
Завершая земную жизнь, святитель назидает в своей проповеди в день Михаила Архангела: «Не смущайтесь успехами зла – тем, что растет богоборство… <…> Скорбите о погибели увлекшихся и увлекающихся, но не бойтесь за истину и целительность Божиих учреждений. Пусть мы сотнями будем считать верных Богу, а богоборцы своих – миллионами. И тогда Богоспасительное нисколько не умалится в силе, верности и непреложности – как богоборное в пагубности… <…> Помните мучеников… <…> Мужайтесь и запасайтесь мужеством на будущее, испрашивая у Архистратига небесных воинств и сил и умения – стоять вседушно за Богоучрежденный порядок нашего спасения».
Святитель часто ставил в пример пастырям отца Иоанна Кронштадтского, «воистину мужа Божиего», «смиренного, кроткого и простого сердцем», на проповеди которого, всегда простые, но при этом исполненные мудрости, собирались тысячи народа. Его дневник «Моя жизнь во Христе» он считал «одного сорта со своими книгами».
Святой праведный Иоанн Кронштадтский раскрывает суть гонений:
«Есть ли и теперь поношения и гонения за правду, за веру Христову? Есть и будут до скончания мира, потому что еще не пришло Царствие Божие во всей силе для многих; а для большей части еще и совсем не пришло. Еще много нечестия и неправды в самих христианских обществах. Еще не связан сатана… <…> И теперь-то, кажется, он наиболее свирепствует на держащихся правой веры, «зная, что не много ему остается времени» (Откр. 12:12). Исчисленные гонения воздвиг на Церковь Христову сам сатана, имея своими орудиями нечестивых людей… <...> Только теперь он гонит не пытками, не казнями, а неверием, мнимым прогрессом – движением вперед, либеральностью, попросту – вольнодумством, безразборчивостью к верам и дерзким отрицанием веры, поношением, насмешками, кощунством, клеветою <...> или гордым невниманием и презрением… <...> Веру христианскую называют верою черни».
О причине неудачной войны с Японией в 1905 г. и о последствиях отец Иоанн говорит: «Да, причина в нас. Россия забыла Бога спасающего, утратила веру в Него, оставила Закон Божий, поработила себя всяким страстям, обоготворила слепой разум человеческий, вместо воли Божией <…> поставила призрак свободы греховной, широко распахнула двери всякому произволу и оттого неизмеримо бедствует, терпит посрамление всего света – достойное возмездие… <...> От Бога отступили мы, и Бог от нас отступил. Отвергли мы волю Божию, живем по своей воле – и скоро увидим, к чему она приведет или привела уже».
Отец Иоанн считал, что Россия – Царство Господнее «по жизни христианской, неповрежденной мудрованиями человеческими, по православному чину богослужения и Таинств, по силе знамений и чудес от мощей прославленных угодников Божиих и чудотворных икон, и вообще по бесчисленным знамениям милости Божией, совершающимся доныне над верными христианами». Но с другой стороны, «по причине безбожия и нечестия многих русских, так называемых интеллигентов, сбившихся с пути, отпавших от веры и поносящих ее всячески, поправших все заповеди и допускающих в жизни своей всякий разврат, русское царство есть не Господне царство. А широкое царство сатаны, глубоко проникшее в умы и сердца русских, ложно ученых и недоучек и всех, широко живущих по влечению своих страстей и по ложным превратным понятиям своего забастовавшего ума, презирающего Разум Божий и Слово Божие».
И в пророчествах о будущем России святой праведный Иоанн назидает о целительности заслуженных скорбей:
«Но всеблагое провидение не оставит Россию в этом печальном и гибельном состоянии. Оно праведно наказует и ведет к возрождению. Судьбы Божии праведные совершаются над Россией. Россию куют беды и напасти. Не напрасно Тот, Кто правит всеми народами, искусно, метко кладет на Свою наковальню всех подвергаемых Его сильному молоту. Крепись Россия! Но и кайся, молись и плачь горькими слезами пред твоим Небесным Отцом, Которого ты безмерно прогневала. Господь, как искусный врач, подвергает нас разным искушениям, скорбям, болезням и бедам, чтобы очистить нас, как золото в горниле. Вот цель бед и скорбей, посылаемых нам Богом в этой жизни».
«Я предвижу восстановление мощной России, еще более сильной и могучей. На костях вот таких мучеников, помни, как на крепком фундаменте будет воздвигнута Русь новая – по старому образцу, крепкая своей верою во Христа Бога и Святую Троицу! И будет по завету святого князя Владимира – как единая Церковь! Перестали русские люди понимать, что такое Русь: она есть подножие Престола Господня. Русский человек должен понять это и благодарить Бога за то, что он – русский».
В последние годы отец Иоанн резко обличает Л.Н. Толстого в ответ на его позднюю религиозную публицистику:
«Граф Л. Толстой посягнул на истину Евангелия и всего Святого Писания и исказил смысл Евангелия, непререкаемо важный и драгоценный для людей всех веков. Отвергся веры во Христа как Сына Божия, Искупителя и Спасителя мира; и совратил многих вслед за собою и погубил их; отвергся Церкви, основанной Христом, попрал благодать <…> всех Таинств. Себя, по высокоумию, считает судией Слова Божия и высшим критерием его, а не себя им проверяет. Но «горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою» (Ис. 5:21)».
По существу в этом обличении кратко изложено то, что писатель, крещеный и воспитанный в православной вере, подтвердил в своем ответном письме на Указ Синода, который засвидетельствовал факт его отпадения от православия. Это обличение было необходимо для предостережения чад Церкви.
Святые подвижники веры Русской Церкви, «облекая православие в незыблемые формы», предупреждали о последствиях нестроений в Церкви и обществе. Они не могли предотвратить неминуемое, но готовили избранных к подвигу, в котором, по слову святителя Филарета, проявляется «непрестанное действие Всемогущества, Премудрости и Благости Божиих, которым Бог <…> зло пресекает или исправляет и обращает к добрым последствиям».
На рубеже XIX и XX вв. вслед за подвижниками веры будущие новомученики выполняли заповедь Господа различать «знамения времен» (Мф. 16:3). В 1900 г. в России была издана книга духовного писателя, будущего новомученика Евгения Николаевича Поселянина (1870–1931) «Русские подвижники XIX века». Цель написания книги определил сам автор – ответить на «дикие и безумные нападки на Православную Церковь», а также «на вопросы, которые возникают даже у тех, кто привязан к ней сыновней любовью, <...> все так же ли она спасает людей и вырабатывает в лучших из них тот высокий строй жизни, который называется святостью». Своими рассказами о подвижниках он убеждает в том, что в отличие от дел мира, «где маленькие люди подымают вокруг своих не ценных, ненужных дел такой шум, дела Церкви совершаются бесшумно, в святом сосредоточении. Эти дела видит и знает им цену русский простой народ, который <…> в лучших своих людях – все тот же богоносец».
Среди простого народа прошли детство и отрочество священномученика протоиерея Иоанна Восторгова (1864–1918). Став выдающимся миссионером, он вспоминал: «Смиряюсь перед Божиим Промыслом, что вывел меня из глухой и заброшенной станицы, из горького сиротства и нищеты на широкий путь жизни и службы Богу, Царю и родному народу. <…> Не стыжусь признать и благодарно исповедать, что среди простого верующего народа <...> заложены были мне в душу первые и самые сильные чувства преданности Богу, Царю и нашему русскому царству, – те чувства, которыми дышали тогда здесь все от мала до велика».
В 1906 г. Иоанн Восторгов был назначен проповедником-миссионером Московской епархии, возглавляемой митрополитом Владимиром (Богоявленским), который при¬гласил его к работе во Всероссийском миссионерском обществе. Для отца Иоанна служить народу означало «служить Богу, Христу, Церкви, истине, православию, спасению мира и человечества». Поэтому он внимательно изучал деятельность социалистов, усматривая разрушительные силы и богоборческую природу в их активной пропаганде: «Раз социализм отрицает Бога, душу, бессмертие, свободу духовную в человеке, постоянные правила нравственности, то он должен обратиться к единственному средству воздействия на человека – к насилию».
«Обманные, пагубные речи и тайно и явно раздаются теперь всюду в России. Они заманивают в свои сети людей, часто искренних и хороших, но не понимающих того, как ими пользуются враги веры, Церкви и России, – писал отец Иоанн. – Таковы простые люди – крестьяне, рабочие, которым ложные учителя ложно обещают всякие блага; таковы люди молодые, увлекающиеся, из образованных и полуобразованных, думающие, что они самоотверженно жертвуют собою для общего дела, а на самом деле служащие только общей смуте, беспорядку и гибели Родины».
Он провидел последствия социализма в стране:
«Трудно согласить то, чему они учат, с тем, что они делают, ибо учат они и говорят как будто и о благе народном, а на деле приносят и принесли народу великое зло и не на год или два, а на целые десятки лет вперед». Святой праведный Иоанн Кронштадтский называл его Златоустом, который «может принести великую пользу России».
Указом Святейшего Синода в 1908 г. отец Иоанн Восторгов был назначен членом Особого Совещания при Святейшем Синоде о миссионерском деле. В предреволюционные годы его деятельность была насыщена организацией пастырских епархиальных и приходских катехизаторских курсов, поездками по поручению Синода и миссионерского общества – по России, включая Сибирь, Дальний Восток; в Китай, Корею, Манчжурию и Японию.
Отец Иоанн призывал: «Брось малодушие и страх пред врагами истины, взявшими засилье только потому, что кругом их не видится отпора, нет смелого сопротивления. <…> Наше дело – бороться со злом, в окрылении веры и любви; наше дело – творить свой долг. А победу даст Сам Господь. Таково Его обетование. Его сила в нашей немощи совершается (2 Кор. 12:9).
«Не бойся, малое стадо: Отец благоволил даровать вам царство» (Лк. 12:32). Аминь».
Протоиерей Иоанн Восторгов был активным участником подготовки и проведения Поместного Собора Православной Российской Церкви 1917–1918 гг., сторонником избрания Патриарха. Собор стал свидетелем начала гонений Церкви, развернувшихся сразу после большевистского переворота, и многие его члены были прославлены в лике святых мучеников и исповедников. Промыслительно избранный на Соборе исповедник Патриарх Тихон уже в первом своем обращении к всероссийской пастве строго обличил духовную причину гонений: «В годину гнева Божия, в дни многоскорбные и многотрудные вступили Мы на древлее место Патриаршее. <…> Но всего губительнее снедающая сердца смута духовная. Затемнились в совести народной христианские начала строительства государственного и общественного; ослабела и самая вера, неистовствует безбожный дух мира сего. <…> От небрежения чад своих, от хладности сердец страждет наша Святая Церковь, а с него страждет и наша Российская держава. Но имеем с нами святых печальников и молитвенников за русскую землю. И в народе православном не все преклонили колено пред Ваалом; они неотступно взывают к Господу о спасении. Ныне потребно сие дерзновение веры, бестрепетное ее исповедание во всяком слове и делании. Да возгорится пламя светоча вдохновения в Церкви Российской, да соберутся силы, расточенные во безвремении».
В феврале 1918 г. на заседании, посвященном памяти убиенного митрополита Владимира (Богоявленского), Святейший Тихон назвал мученическую кончину владыки Владимира, «которой увенчал его Господь», не напрасною, а по Промыслу Божиему – «жертвой благовонною во очищение грехов Великой матушки России». «Вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него» (Флп. 1:20).
«Народ наш совершил грех, – сказал в своем выступлении на Соборе протоиерей Иоанн Восторгов, – а грех требует искупления и покаяния, а для искупления прегрешений народа и для побуждения его к покаянию всегда требуется жертва, а в жертву всегда избираются лучшие, а не худшие. Вот где тайна мученичества старца митрополита. Чистый и честный, правдивый, смиренный митрополит Владимир мученическим подвигом сразу вырос в глазах верующих и смерть его такая, как и вся жизнь, без позы и фразы, не может пройти бесследно. Она будет искупляющим страданием, призывом и возбуждением к покаянию».
В мае 1918 г. отец Иоанн был арестован, а 5 сентября расстрелян. Протоиерей Иоанн Восторгов был увенчан мученическим венцом вслед за митрополитом.
Священномученик архиепископ Иларион (Троицкий; 1886–1929) – ученый богослов, ревностный служитель Церкви, пламенный проповедник, верный помощник Патриарха Тихона, борец с обновленческим расколом и разделениями в Церкви. В статье «Грех против Церкви (Думы о русской интеллигенции)» святитель писал: «Русская болезнь имеет в основе грех против Церкви. Отношение к Церкви – вот пробный камень для русского человека. <…> Русский народный характер воспитывался в течение веков под руководством Церкви, а потому отпадение от Церкви для русского человека является почти непременно отпадением от России».
Архиепископ Иларион негативно оценивал роль интеллигенции, которая появилась «в XIX в. между народом и высшим обществом»: «Именно русская интеллигенция поставляла в европейскую жизнь самых радикальных отрицателей, нигилистов и анархистов. Толстой и Бакунин – наши. <…> В отрицании Церкви и преклонении пред Западом этот класс пошел дальше всех. Белинский научил русских интеллигентов атеистическому социализму. Интеллигенция русская стала и нерелигиозна и ненациональна. Западничество и религиозное отрицание вступили между собой в дружбу в миросозерцании и убеждениях русского интеллигента. Грешили и духовные школы, поставляя в русскую литературу и общественность нигилистов, «разночинцев» вроде Добролюбова и Чернышевского. <…> Своих кумиров интеллигенция меняла каждое десятилетие и каждый раз, еще ничему толком не научившись сама, желала переучивать народ, перекрещивать его в свою веру безбожную».
Горячий поборник восстановления патриаршества, он предвидел:
«Теперь наступает такое время, что венец патриарший будет венцом не царским, а скорее венцом мученика и исповедника, которому предстоит самоотверженно руководить кораблем Церкви в его плавании по бурным волнам житейского моря».
После шести лет пребывания в Соловецком лагере, при пересылке по этапу на поселение в Казахстан, владыка заболел тифом и умер 28 декабря 1929 г. в Ленинграде. Священномученик митрополит Серафим (Чичагов) и архиепископ Алексий (Симанский) отпевали его. Надгробные речи были запрещены, но епископ Николай (Ярушевич) так прочитал Заповеди блаженства, исполненные святителем в земной жизни, что все присутствовавшие рыдали.
Новомученик Михаил Александрович Новоселов (1864–1938) – церковный издатель и публицист, прошел путем духовного возрастания от ревностного толстовца и распространителя произведений Льва Толстого, запрещенных цензурой, до издателя религиозно-философской литературы, защитника православия, почетного члена Московской духовной академии, активного деятеля кружка ревнителей православия, гулаговского узника и мученика. В молодости – учеба в Московском университете на историко-филологическом факультете, дружба со Львом Толстым, с которым он был знаком с детства еще при жизни отца, профессора либеральных взглядов. Видя противоречия в учении и образе жизни писателя, а также неприятие им божественности личности Иисуса Христа, Михаил Александрович к 30 годам освободился от увлечения его идеями. Вернувшись в лоно Церкви, он сблизился с отцом Иоанном Кронштадтским, старцами Оптиной и Зосимовской пустынь, обратился к святоотеческому наследию. Его призванием стала просветительская и миссионерская работа, в которой он делился своей радостью на пути обретения истин православия, издавая брошюры под общим заглавием «Религиозно-философской библиотеки».
В октябре 1905 г. он писал Федору Дмитриевичу Самарину:
«Свобода» создала такой гнет, какой переживался только в период татарщины. А главное – ложь так опутала всю Россию, что не видишь ни в чем просвета. Пресса ведет себя так, что заслуживает розог, чтобы не сказать – гильотины. Обман, наглость, безумие – все смешалось в удушающем хаосе. Россия скрылась куда-то: по крайней мере, я почти не вижу ее. Если бы не вера в то, что все это – суды Господни, трудно было бы пережить сие великое испытание. Я чувствую, что твердой почвы нет нигде, всюду вулканы, кроме Краеугольного Камня – Господа нашего Иисуса Христа. На Него возвергаю все упование свое».
В послереволюционное время Михаил Новоселов – активный деятель братства ревнителей православия (1917–1922). Находясь на нелегальном положении в 1922–1928 гг., он продолжал просветительскую работу, осмысливая истоки и значение происходящего в стране. Плодом его размышлений стали его «Письма к друзьям». В 1925 г. Михаил Александрович напоминал своим адресатам: «все то кощунственное, святотатственное и богохульное, что пышным цветом раскрылось у нас в последние годы», является «естественным следствием всеобщего духовного недуга». Это и «неустанная деятельность нашей злополучной интеллигенции и ее вождей, писателей всех рангов, в течение десятилетий разбрасывающих всюду тлетворные семена безбожного гуманизма и человекобожия»; и «зараженная протестантcкими идеями наша духовная школа, выпускавшая рационалистов-пастырей и скептиков-учителей»; и «лицемерие светской власти, облекавшейся в ризу церковности для поддержания (в интересах государства) веры народной»; и «угодничество, в ущерб интересам церковным, духовных властей пред сильными мира сего»; а главное – «почти всеобщее непонимание» внутреннего содержания православия как пути к спасению.
«Россия давно начала внутренне отпадать от Церкви: что же удивительного, если государство отвергло, отделило Церковь и, по естественному и Божескому закону, подвергло ее гонению? Давнишнее и все углублявшееся многообразное отступление народа от пути Божия должно было вызвать кару Божию, может быть, для спасения от гибели того, что могло быть спасено чрез очистительный огонь испытания».
Гулаговский узник с 1928 г., Михаил Новоселов был расстрелян 17 января 1938 г. в вологодской тюрьме и погребен в общей безвестной могиле.
Священномученик Сергий Мечев (1892–1942) – сын московского старца Алексия Мечева, выпускник историко-филологического факультета Московского университета, окормлялся Оптинскими старцами, преподобными Анатолием и Нектарием. Став настоятелем храма Святителя Николая в Кленниках на Маросейке в Москве после смерти отца, продолжил его дело молитвы и служения Богу, называя маросейскую общину «покаяльно-богослужебной семьей».
В статье «Внутренняя клеть. Из забытых заветов православия» (1918) он писал: «Полнейший отрыв от прошлого духовного церковного опыта, полнейшее пренебрежение заветами православия – вот что характерно для наших современников. И прежде всего это справедливо в отношении нашей интеллигенции, которая на протяжении целого столетия жила исключительно мечтами об общественном благоустройстве, вдохновлялась идеалами служения благу народному, но в то же время не проявляла в своей жизни личного подвига и снисходительно относилась к недочетам в своей жизни, например в семье. Поразительно, что нигде, кажется, не сказался столь ощутительно и не отразился столь болезненно разрыв между старым и новым поколением, между «отцами и детьми», как в нашей интеллигентной среде. <…> Это всегда было признаком глубокой религиозной немочи. Это обратная сторона сознательного холодного равнодушия интеллигенции к прошлому церковному опыту, мучительного разрыва ее с церковным сознанием в умонастроении и с церковною жизнью в поведении, позорного бегства из «дома отчего» и скитания по странам чужим».
Находясь в ссылке (1929–1933), отец Сергий писал:
«Суд Божий совершается над Церковью Русской. Неслучайно отнимается от нас видимая сторона христианства. Господь наказует нас за грехи наши и этим ведет к очищению. Совершающееся – неожиданно и непонятно для живущих в миру. Они и теперь еще стараются свести все к внешним, вне Церкви лежащим причинам. Живущим же по Богу давно все было открыто».
Заботясь о пастве, отец Сергий не оставлял ее без назидания: «Радоваться нужно, что и мне Господь уделил нечто из общей чаши страдания. Бог даст, найдутся и у вас, и у меня силы перенести это новое испытание. Душа моя всегда с вами. Вы – мое дыхание, вы – моя жизнь, вы – мое радование. <…> Вы – мой путь ко Христу».
«Не скорбите, а радуйтесь, ибо в испытаниях мы не оставлены небесной помощью. Тем более – не скорбите за меня: Господь из сутолоки великой призывает меня на служение единого Единому, это в равной мере необходимо мне и вам, ибо вся моя жизнь – в вас. <…> Не скорбите о себе, ибо у вас еще остается величайшее, чего лишены многие, в том числе и я, – богослужение храмовое. <…> Назидайтесь друг от друга, утешайте друг друга».
«Особые скорби, небывалые напасти – удел наших дней. В покаянном преодолении их – смысл нашей жизни. Отъятие видимой стороны христианства – главнейшее из всех лишений. <…> Войдем, родные, в клеть душ наших, в храм наш душевный, посвященный Господу еще в момент крещения и освященный Им в момент первого Причащения. <…> Храм этот наш; никто никогда не сможет его разрушить, кроме нас самих. В нем мы – каждый – иерей и кающийся. Жертвенник его – сердце наше, и на нем мы можем приносить всегда на слезах наших великое Таинство Покаяния. Трудно нам, запустившим наш храм невидимый и недостойно жившим только храмом видимым, принять от Господа новый путь спасения. Восплачем и возрыдаем, но не слезами отчаяния, а слезами покаяния, примем все как заслуженное. Разве не Господь посылает это? Разве лучшие из нас не вступили на этот путь?»
Протоиерей Сергий Мечев был расстрелян 6 января 1942 г. и похоронен в безвестной могиле.
Святитель Игнатий (Брянчанинов) в «Отечнике» приводит рассказ о разговоре скитских старцев «с великим по жительству аввой Исхирионом»: «Они предложили ему вопрос: «Что сделали мы?» – авва Исхирион сказал на это: «Мы соблюдали заповеди Божии». Отцы спросили: «Что сделают те, которые непосредственно последуют за нами?» Он отвечал: «Они будут иметь делание в половину нашего». Отцы опять спросили: «А те, которые будут после них?» – «Эти, – отвечал авва, – отнюдь не будут иметь монашеского делания, но их постигнут напасти, и они, подвергшись напастям и искушениям, окажутся больше нас и больше отцов наших». Таким виделся в первые века христианства подвиг будущих поколений истинных христиан.
Преподобный Симеон Новый Богослов считал, что святые образуют собой протяженную во времени «златую цепь», верхний конец которой восходит к апостолам и Христу, а нижний составляют святые, ближайшие к нам по времени. Поэтому важно обращаться к ним с молитвою, которая возносится «от звена к звену» к небу.
Татьяна Алексеева