Из проповеди протоиерея Всеволода Шпиллера. 1997 г.
Мы ищем примеров, откровений для своей жизни, для своего духовного пути. Но, спрашивается, разве можем мы, скажем, русские люди, искать таких примеров у святых, которые жили в совсем других условиях где-то в Малой Азии, в Африке или еще где-нибудь? Разве каждому народу, каждой нации не дано особенное религиозное призвание и совсем особенный дух жизни? Разве может быть единообразие, полная одинаковость в духовной жизни? Кажется, нет, не может… Действительно, каждый народ имеет свои особенности в религиозной, духовной жизни. Но между тем есть некоторые общие нормы. Единообразия полного и полной одинаковости духовной жизни быть не может, но есть общие нормы, если хотите, законы, но лучше сказать – нормы для духовной христианской жизни, жизни во Христе. И на фоне этих общих норм христианской святости раскрывается всегда нечто индивидуальное, личное и национальное, и даже в жизни каждого отдельного человека.
Нет трафаретов в святости. Нет образцов таких, которым точно надо было бы каждому из нас следовать. Но есть, повторяю, то общее в святости, на фоне чего обрисовывается, выступает своеобразие личности, потому что благодать не насилует природы, а одухотворяет ее. Благодать не насилует те особенные качества русской души, а одухотворяет их, делает их христианскими. Также и греческие, и французские, и итальянские и т.д. Благодать не насилует, а раскрывает личность, личное начало, индивидуальное в каждом отдельном человеке и в каждом народе. И таким образом образовываются особенности национальной религиозной жизни, национальных религиозных гениев.
Вот и мы с вами имеем свою собственную русскую особенную святость. Чем же она отличается от другой, нерусской? Нам свойственна, братья и сестры, удивительная, светлая мерность в духовной жизни всех наших святых. У нас никогда не было никаких крайностей, никакого религиозного радикализма, радикальности. Мы всегда избегали крайностей, всяких изуверств, которые порождались этими религиозными крайностями. Тихая, спокойная жизнь… Этим отличались подвиги и преподобного Сергия Радонежского, и преподобного Серафима Саровского. Вся наша русская святость характеризуется особенно подвигами поста и труда.
Посмотрите, что делали наши монастыри, например Соловки: какое хозяйство было у них и как оно было поставлено! Какой труд был, какая организация этого труда! Почему, что это? Это – служение людям, служение государству, служение народу. В этом тихом, мерном служении, совершенно свободном от каких бы то ни было крайностей и экзальтации, протекала русская духовная жизнь, создававшая наших особенных русских святых, нашу особенную русскую национальную святость.
Русский святой, принявший Евангелие и живущий по евангельским заветам, по тому, что завещано нам христианскою древностью, всегда зовет к милостыне, братья и сестры, всегда зовет к благотворительности. Это свойственно именно нам. Но не только нам. Вот нерусский святой – Святитель Николай. Совершенно то же самое – он зовет к милостыне, к благотворительности. Вы знаете его житие, вы слушаете акафисты, которые мы ему читаем и в которых изложено его житие – это же вся жизнь посвященная милостыне! И зов идет такой же, как из уст русского святого – к благотворительности, деланию добрых дел.
Этого мало. Особое отношение у Святителя Николая было к миру. Вы посмотрите: он ведь не уходит из мира, не отталкивается от него. Он в миру подвизается подвигом любви к миру, к тому хорошему, что в нем есть, защищает обездоленных, бедных. И русские святые подвизались подвигом защиты бедных и обездоленных. Вы, ведь, знаете, что, начиная с юродивых и кончая святителями, русская святость всегда заступается перед сильными мира сего за бедных, за страдающих. Так же и Святитель Николай перед сильными мира сего – вы это хорошо знаете – всегда защищал всех неправедно осужденных, неправедно страдавших. Даже во сне являлся тем из сильных мира сего, кто неправедно осуждал.
Все отношение к миру было совсем особенным в нашей Церкви, в нашей русской духовной жизни. Далеко ходить не нужно – совсем еще недавно была, ведь, у нас Оптина Пустынь, и вы знаете, как подвизались в ней старцы. Старчество… Что это такое? Что за отношение к миру являли они, какую любовь? Достоевский (вспомним старца Зосиму) хорошо описал это совсем особое отношение. То же и у Святителя Николая – так же старчествует и он.
Братья и сестры! Лик Христов – тихий, кроткий, свет тихий («Свете тихий») – таким Он лучше всего является нам, русским, русской святости. Может быть, лик Христов ярче всего и сияет поэтому в русской святости? Но именно таким сиял Он и в житии, понявшем Его также Святителя Николая. Вот почему Святитель Николай – нерусский святой – такой нам близкий, вот почему он нам так дорог, вот почему он наш, вот почему наша духовная жизнь во Христе прямо немыслима без Святителя Николая, без его покровительства. И как мы с вами счастливы, что он является нашим прямым покровителем и заступником в нашей духовной жизни!
Будем подражать ему, стараясь раскрыть в себе лучшие черты русской святости. Будем, подражая ему, следовать тому пути, по которому он шел, как и русские святые, почему он нам так близок, так дорог и так нами любим.
Святителю отче Николае, моли Бога о нас!
Протоиерей Всеволод Шпиллер
Справка
Протоиерей Всеволод Шпиллер родился 14 июля 1902 г. в Киеве, учился во Владимирском кадетском корпусе. С 1918 по 1920 г. в служил в Добровольческой армии. С 1921 г. – в эмиграции. В 1927 г. поступил в Софийский университет, в 1934 г. рукоположен в диакона и затем во священника. В 1950 г. приехал из Болгарии в СССР. Более 30 лет служил в Николо-Кузнецком храме. Скончался 8 января 1984 г. в Москве.