Продолжаем публикацию фрагментов дневника Алексея Михайловича Петропавловского о его путешествии в 1852 г. в родной город Кашин. Из северной столицы до Твери А.М. Петропавловский с отцом Михаилом Матвеевичем ехали по только что открытой Николаевской железной дороге, а от Твери до Калязина добирались на лодке по Волге. Алексей Михайлович рассказывает об остановках в некоторых городах и селах. Особенно интересны места в дневнике о том, как проводили свободное время дети 200 лет назад.
Рукопись дневника А.М. Петропавловского хранится в Кашинском краеведческом музее. Автор родился в 1808 г. в Кашине, окончил Тверскую духовную семинарию и Московский университет, служил чиновником в Санкт-Петербурге в канцелярии Главного управления путей сообщения и публичных зданий. Воспоминания написаны в 1856 г., выпущены Кашинским краеведческим музеем отдельным изданием небольшим тиражом в 2011 г.
Село Городень или Городня
Часу в 9-м вечера мы увидели село Городень, его называют также Городня. Сажен на 25 от горизонта воды в Волге на правом ее берегу поднимается земля в виде усеченного конуса, на вершине коего стоит церковь, окруженная высоким валом – образец древней русской крепости. По обеим сторонам этого конуса или крепости лежат два глубоких оврага и в правом из них, извиваясь, спускается дорога на Волгу. В этом самом месте мы и причалили. Вышли мы на Московское шоссе и повернули налево к трактиру, в котором напились чаю и поужинали.
Трактирщик очень жаловался на железную дорогу, которая совершенно лишила его и все село хлеба. Теперь, говорил он, разве шальной какой иногда проедет по шоссе, да женщины, которые еще боятся ездить по железной дороге и от которых никакой решительно для трактирщика нет пользы.
– Земледелием теперь надобно заняться, – сказал я трактирщику.
– Да для земледелия-то, кормилец, и так народу много, – сказал мне трактирщик. – И к тому ж всякий живет тем, к чему приобвык с малолетства. А как все подрезали, так и сиди руки склавши. А заведение-то гниет, да гниет.
О внутреннем виде села нельзя ничего было заметить, потому что было уже довольно темно. Вышедши из трактира и возвратившись той же дорогой в лодку, мы отправились далее. Было тихо на воде, но темно так, что в саженях десяти нельзя было ничего рассмотреть, особенно к юго-восточной стороне, которая была покрыта темными облаками и к которой лодка наша имела направление. Только с противоположной стороны – с северо-западной – летняя заря, прорываясь сквозь густые группы облаков, освещала волнистый след нашей лодки и движущуюся поверхность Волги.
Село Кимры
В конце плесы на левом высоком берегу Волги, где она снова поворачивается вправо, живописно рисуется богатое село Кимры (автор называет село ¬«Киморы». – Ред.), в котором крестьяне пользуются особенным благосостоянием, приобретенным ими от промышленности: обувь мужская и женская, в особенности кимрские сапоги, известны в Москве и Санкт-Петербурге по чистой их отделке и весьма дешевой цене. Богатейший собор и несколько каменных церквей и домов ставят село Кимры гораздо выше многих уездных городов.
От села Иоанна Предтечи фарватер Волги идет близ правого берега, а левая сторона реки мелка и камениста, и нам совершенно нельзя было по этой стороне тянуться бечевой. Необходимо было на веслах переплыть на другую сторону, что при большом волнении и противном ветре потребовало бы много лишнего времени и труда. Поэтому мы решились сойти на левый берег и идти пешком к Кимрам, а лоцманов отпустить одних.
Высадивши нас на берег, лоцмана отправились в путь на веслах, а мы, поднявшись на берег, пошли по узкой луговой полосе, которая тянулась между гребнем берега и изгородью, отделяющей поля, покрытые высоко растущей зеленой рожью, пшеницей, ячменем, овсом, горохом и льном. Изгородь, стеснявшая нас, тянулась с полверсты, далее путь наш лежал по пространным лугам, покрытым изумрудной зеленью и украшенным цветами разных сортов, видов и колеров.
Особенное внимание обращают здесь на себя бечевые мосты чрез овраги и ручьи, впадающих в Волгу. Их или совсем не было или были так устроены, что не только лошадям, но и людям пройти трудно. Перебравшись через мост в овраге, весело продолжали мы путь к Кимрам, поглядывая на лодку нашу, которая, отставши от нас, медленно двигалась вперед по бурным волнам Волги близ правого ее берега.
Прибывши в Кимры в 11 часу утра, мы остановились на квартире.
Константин Судаков
Батюшка Михаил Матвеевич лег отдохнуть, а мы с зятем Алексеем Павловичем отправились к Константину Константиновичу Судакову, который в первых классах Кашинских духовных училищ в 1816–1821 гг. был моим руководителем и задушевным приятелем. С ним мы разделяли все детские игры. Делали деревянные вилки, клеили бумажные ящики, обтачивали разноцветные камни и вырезывали на них печати. В зимнее время для катанья вырубали изо льда на речке Вонже ледни. Делали для катанья также скамейки и обмораживали исподнюю их доску водой со снегом и за тем полировали ее. Катались на гладком льду на Вонже осенью на костях, опираясь копьем железным. Строили в снеговых сугробах комнаты и даже целые отделения. Летом ходили в поле за цветами, которые нанизывали на нитки, производя разные из них изделия, в лес за грибами, а весной и осенью приносили оттуда березки и сажали их в нашем огороде, из которого образовался теперь большой тенистый сад. Участвовали во всех гимнастических играх.
Судаков был старше меня только двумя или тремя годами; но он развил во мне наклонность к садоводству и многим другим искусствам. Отец его, Константин, был дьячком в селе Константинове Калязинского уезда. Он был небогат и обременен большим семейством, но был человек честный, трудолюбивый, деятельный, а главное – в сельском хозяйстве смышленый.
Дети у него, которые учились в Кашинском духовном училище, по состоянию его, были одеты опрятно. Позабыл я, когда и в которых классах отстал от меня Константин Константинович, кажется, по окончании курса в первом уездном классе. Теперь Судаков в Кимрах служит в кладбищенской церкви дьяконом и обзавелся порядочным семейством.
Итак, мы с Алексеем Павловичем направили путь к юго-западу чрез низкую лощину, по которой протекает речка, не известная мне по названию, впадающая в Волгу. С Судаковым не видался я около 30 лет, любопытно было видеть, узнает ли он меня, не видавши столь долго.
От радости Судаков не знал, что говорить, повел меня показывать свою квартиру, жену, детей и всех домочадцев. После чаю отправились мы в огород, который помещается на вершине косогора, откуда и открывается живописный вид. Прямо перед нами, извиваясь, стелется Волга, на левой стороне ее стоит богатейший кимрский собор с высокою колокольней и с особою теплою церковью. Вдали на левой стороне Волги рассеяны по бархатным зеленым полям села и деревни в значительном количестве, которое доказывает многолюдство древней Суздальской области.
Сели мы в огороде на межу и хозяин радушно угощал нас зеленым горохом, бобами и морковью. Крайне мне хотелось послушать голос Судакова, зная, что кимрцы всегда выбирают дьяконов голосистых. Судаков не согласился петь на открытом воздухе, а обещался сделать мне это удовольствие в доме.
Возвратившись в покои, мы тотчас начали петь втроем. Сначала пропели «Достойно есть», потом «Благослови душе моя Господи», и, наконец, «Хвалите имя Господне». Судаков пел легким, но свободным басом, подходящим к баритону. Время незаметно летело, и нам пора было уже проститься надолго, а может быть и навсегда с приятелем. Как он ни упрашивал нас посидеть у него еще немного, но нельзя было оставаться долее: ветер стихал и мы торопились воспользоваться удобным для плавания временем и скорее добраться до Калязина, а затем и до Кашина. Простившись с Константином Константиновичем и насказавши тысячи благих взаимных желаний, мы отправились той же дорогой к себе на квартиру.
Осмотрели село Кимры и его гостиные ряды. Затем осмотрели мы постройку балаганов и временных лавок, для предстоящей в Петров день ярмарки. Возвратились в квартиру и заказали хозяину квартиры двое опойковых сапог по меркам, которые он снял и оставил у себя с условием прислать одни сапоги по адресу в Тверь, а другие в Петербург (сапогов этих до сих пор мы еще не дождались и верно не дождемся никогда). Расплатившись за квартиру и за все, нами у хозяев взятое, мы отправились обратно в лодку для дальнейшего пути; в это время благовестили в соборе к вечерне.