О просветительской и книгоиздательской деятельности Оптиной пустыни
В духовно-религиозной жизни России XIX столетия совершенно особое место занимает Козельская Введенская Оптина пустынь. Сама пустынь и скит, в котором подвизались Оптинские старцы, явили России и миру духовную силу, оказывающую могучее воздействие на богословие, церковную жизнь и культуру России на протяжении целого столетия (с 20-х гг. XIX века до 20-х гг. ХХ века). Это были духовные наставники, к окормлению которых прибегали монашествующие и миряне, аристократы, ученые, интеллигенты, студенты, купцы, крестьяне, русские люди всех сословий, положений, занятий, жаждущие утешения, помощи, спасения. Характерна надпись на памятнике, водруженном на могиле первого из Оптинских старцев, Леонида: «Оставил о себе память в сердцах многих, получивших утешение в скорбях своих».
Преподобный Паисий Величковский и его ученики
Об Оптиной пустыни, ее особом духе, особом строе внутренней жизни много писали, говорили и современники, и потомки. Нам осталось богатейшее наследие. Как нам его оценить, как нам его использовать, дабы не пропали втуне духовные труды? Уповая на молитвы Оптинских старцев, ныне прославленных и предстоящих за нас у Престола Божия, вспомним один лишь из аспектов их служения: труды по распространению в России святоотеческого богословия и аскетического наследия, знакомство с ними всех прибегающих к окормлению, издание и введение в круг чтения русского народа.
Необходимость распространения в России учения святых отцов Церкви чувствовал еще великий старец и подвижник – преподобный Паисий Величковский (1722–1794). Сам ощутив скудость богословского и аскетического знания в России XVIII века, а посему сложности в устроении правильной духовной жизни в монашеской среде, всю свою жизнь посвятил преподобный Паисий возрождению в России подлинного монашества в традиции древнего иночества Восточной Церкви. Поисками древних аскетических творений в монастырях Молдавии, Валахии, Афона, их переводами на молдавский и церковнославянский языки занимался преподобный Паисий до конца своих дней, привлек к этому и своих учеников. Целый сонм подвижников строгой жизни и знатоков святоотеческого учения – учеников старца Паисия – расселился по всей России, ее монастырям и пустыням, укореняя там подлинную монашескую жизнь.
Из учеников же старца Паисия (вернее, учеников его непосредственных учеников) происходили и первые Оптинские старцы. Старчество в Козельской Введенской пустыни (существовавшей еще с XV столетия, а духовно возрожденной с 20-х гг. XIX века) началось с поступления в нее (вернее, в скит при пустыни) старца Леонида (Наголкина) (1768–1841). Ему, по словам И.Н. Смолича, принадлежала заслуга «выведения старчества из скрытого состояния и введения в мир», то есть расширение старческого окормления посредством наставления и благословения не только монашествующих, но и всех людей. Это был поворот в истории старчества.
Старец Макарий (Иванов)
Если со старца Леонида (в схиме Льва) началось в Оптиной духовное окормление русского народа, томимого жаждой духовного руководства и ищущего спасительной стези, то со старца Макария (Иванова) (1786–1860), сотаинника и ученика старца Леонида, началось в обители окормление самой мятежной, по большей части отдаленной от Церкви и теряющей живое духовное чувство части русского народа, – интеллигенции. Не вдаваясь в подробное обсуждение и уточнение этого чисто русского и непростого понятия, мы отнесем сюда и представителей дворянских родов, и получивших образование так называемых разночинцев, и выходцев из духовного звания, отошедших от традиционной для них церковной стези, – всех тех, кто был в большей или меньшей степени затронут образованием, «просвещен», склонен к мыслительной деятельности, но в сложной русской жизни XIX века потерявший живое церковное чувство, отдалившийся от Церкви, смущенный западными научными веяниями, затянутый суетной светской жизнью, просто ощущающий охлаждение к молитве, церковным таинствам, богослужению, но – осознанно или интуитивно – чувствующий недостаточность, ущербность такового бытия. Возможно, собственная склонность старца Макария к научной работе – его келья, переполненная книгами, рукописями, аскетическими и святоотеческими трудами, производила, по воспоминаниям бывших в ней, впечатление рабочей комнаты ученого; возможно, дворянское происхождение, детство и юность, проведенные среди людей образованных, читающих, собственное образование и некая причастность к искусству (он играл на скрипке, знал и любил музыку) помогали старцу Макарию понять образованного русского человека, его немощи, искания, неудовлетворенность. Напряженная же духовная жизнь старца, годы, проведенные в аскетических подвигах, послушании и наставлении учеников преподобного Паисия, труды святых отцов и подвижников, не просто прочитанные, но практически пережитые, укорененные в личном опыте, помогали немощи и язвы духовные уврачевать, искания и вопросы удовлетворить, духовную жизнь наладить, на стезю покаяния и спасения наставить. Одинаково легко, близко, понятно, мудро, пастырски и старчески разговаривал отец Макарий и с простым благоговейным человеком, и с академическим богословом, и с философски образованным посетителем. Многие изумлялись простоте, с которой разрешал он сложные богословские вопросы, помогал совместить, казалось бы, несовместимое, правильно оценить полученные знания и найти им применение на ниве церковной.
Под духовным окормлением старца Макария
В трудах старца Макария немалое место занимали письма, рассылавшиеся по всей России духовным чадам, многие из которых так и не сподобились увидеть своего старца, но жившие и духовно возраставшие под его руководством, несмотря на разделявшее их расстояние. Некоторые женские монастыри, монахи многих русских обителей находились таким образом под духовным окормлением старца Макария, поэтому среди писем много посланий к монашествующим, содержащих золотые крупицы монашеского и аскетического опыта, начиная «от древних». Лишь небольшая часть переписки отца Макария была издана, и она составила несколько многостраничных томов.
Но те, кто имел возможность посетить Оптину пустынь, конечно, стремились к живому разговору со старцем, чтобы изложить свои недоуменные вопросы и услышать из уст старца вразумление, разрешение, наставление. «Уста праведного каплют премудрость… устне же мужей мудрых каплют благодать…» (Притч. 10:31–32). У кельи отца Макария скапливалась часто огромная толпа посетителей, очень разных по внешнему виду и внутреннему устроению, образовательному, интеллектуальному, духовному уровню, но объединенных стремлением ощутить на себе тот особый дух, в котором соединились человеческая мудрость и христианское смирение; боголюбие и человеколюбие, дух, преображающий и открывающий вопрошающему его истинное назначение. Под влиянием личности старца Макария коренным образом изменяли свою жизнь и приходили ко Христу люди, казалось бы, мало склонные к аскетизму, монашеству, молитвенному уединению в пустынях и скитах: офицеры, аристократы, ученые, философы. Благодатию Божией старцу удавалось быть «всем… вся, да всяко некия спасет» (1 Кор. 9:22).
Сменил блестящее положение и мундир столичного офицера на монашеское скитское уединение и клобук отец Ювеналий (Половцов), впоследствии архиепископ Литовский. Другой офицер, гвардеец, известной дворянской фамилии, Лев Александрович Кавелин, занимавший видное место при дворе, под влиянием старца Макария поступил в число послушников Оптиной пустыни в 1852 г. и пострижен был в монашество под именем Леонида. Он занимался под руководством старца святоотеческими переводами, затем состоял начальником Русской Духовной миссии в Иерусалиме, настоятелем Русской Посольской Церкви в Константинополе, настоятелем Новоиерусалимского Воскресенского монастыря, наместником Троице-Сергиевой Лавры в сане архимандрита, на каковом служении и почил в 1891 г. Известный в богословском, историческом, археологическом и литературном мире своими исследованиями и трудами, он до конца дней сохранил благодарность и преданность Оптиной пустыни и старцу Макарию, так круто изменившему его жизнь, и плодом этой благодарности являются ценнейшие труды архимандрита Леонида: «Историческое описание Козельской Введенской Оптиной пустыни» (1-е изд., 1847), «Историческое описание Скита при Козельской Оптиной пустыни» (1862), «Сказание о жизни и подвигах старца Оптиной пустыни иеросхимонаха Макария» (1861).
Сын немецкого протестантского пастора, служившего реформатским суперинтендантом в Москве, Константин Карлович Зедергольм, один из блестящих студентов историко-филологического факультета Московского университета, с профессорским будущим, знаток языков, литературы, философии, был вовлечен знакомыми ему литераторами и философами славянофильского направления в общение с Оптинскими старцами. Под их влиянием придя к убеждению в истине Православия, Константин Зедергольм присоединился к Православной Церкви в августе 1853 г. В летописи Оптинского скита описано, как было совершено над молодым человеком таинство Миропомазания и каким утешением это было для скитской братии. По благословению старца Макария Зедергольм некоторое время еще пребывал в миру, служил по духовному ведомству, чиновником по особым поручениям при обер-прокуроре, защитил магистерскую диссертацию по древнеэллинской словесности на тему: «О жизни и сочинениях Катона Старшего», в которой «с молодым рвением христианского прозелита» (так пишет о нем его младший друг, философ – писатель К. Леонтьев) выносит осуждение Катону, а вместе с ним и всему языческому Риму. Затем К. Зедергольм посылается Синодом в различные заграничные командировки, в частности в Турцию и Грецию, для собирания там точных сведений о халкинских и афинских богословских курсах и состоянии православных церквей и монастырей на Востоке; встречается с греческими архиереями и богословами, в частности со знаменитым старцем-патриархом Григорием VI, ректором Халкинской богословской академии митрополитом Ставропольским преосвященным Пепальдосом, жадно впитывает дух православного богословия, но везде грезит тишиной и внешней скудостью Оптинского скита, где в «бедности и немощи совершается преизобильная сила Божия» (из дневника К. Зедергольма). Затем посещение Афона, Святой Горы, общение со святыми старцами – кладезь православного монашеского опыта. Недавний московский студент, сын ученого реформаторского пастора, магистр древнеэллинской словесности видит родное и близкое в этих скитах и в этих старцах – и дорога ему в них связь с тихой Оптинской обителью, так полюбившейся ему, и Оптинскими старцами, и особенно отцом Макарием. Всегда, когда по благословению старца Макария он будет заниматься переводом святоотеческих писаний и участвовать в издании книг из наследия старца Паисия, будет ощущать: единство это – в верности духу святоотеческого предания, духу «неугашаемого» сокровенного монашеского бытия, бережно и тщательно сохраняемого в афонских монастырях, принесенного в Россию преподобным Паисием и взращенного его учениками и последователями в обители Оптинской. И по возвращении с Афона жизнь Константина Зедергольма, вскоре монаха Климента, неразрывно связана с Оптиной пустынью, старцем Макарием и затем – старцем Амвросием. Все свои знания, умения, накопленный опыт отдал отец Климент переводам, книгам, делу сохранения наследия святых отцов древности, духовных традиций и опыта монастырей православного Востока.
Возрастал под старческим окормлением старца Леонида и затем старца Макария и будущий великий старец Амвросий (Гренков) (1812–1891). И унаследовав дух их, сподобился необычайных даров Божиих, продолжил старческую традицию, благодатное служение, так же как и учителя его, окормлял страждущих – и самых простых, и самых образованных. Не прервалась его усердием и традиция переводческая и издательская, обитель светила миру и учила его.
Зажечь огонь веры
Но и те, кто не бросал мира ради монастыря, кто продолжал нести свой крест службы, творчества, светской жизни, семейных отношений, часто прибегали к советам и помощи старца Макария. Некоторые находились в постоянном окормлении у старца, стараясь наладить всю свою жизнь по его советам, некоторые просили отдельных советов в конкретных сложных вопросах, сложных обстоятельствах, духовных кризисах. Люди образованные, уделяющие большее внимание своим размышлениям, склонные к анализу и претерпевающие соответствующие искушения гордости, самомнения, излишнего доверия к своим рассуждениям и недоверия к духовным явлениям, вообще являются паствой непростой. К этому добавлялись обстоятельства русской жизни: западное влияние последних веков, отдаление от Церкви большей части аристократии и народившейся интеллигенции, вялость самой церковной жизни XVIII–XIX веков. Однако старец Макарий, пробиваясь сквозь эти сложности, умел дать совет, укрепить духовно, зажечь огонь веры.
К помощи и советам отца Макария обращались: Николай Васильевич Гоголь, три раза в 1850–1851 гг. побывавший в Оптиной у старца и в сложные свои последние годы жизни вспоминавший об этом с великой благодарностью; граф Алексей Константинович Толстой, посещавший старца в 1850 и 1859 гг.; Василий Андреевич Жуковский; Михаил Петрович Погодин, филолог, историк, археолог, журналист и драматург, чувствующий в Оптиной пустыни и беседах со старцем «древнее благочестие», затем помогавший в оптинском книгоиздательстве; Степан Петрович Шевырев, профессор Московского университета, историк русской словесности, критик и поэт, участвующий в оптинском книгоиздательстве и черпавший в «оптинском общении» живительные силы для своих исследований в древнерусской литературе; Иван Васильевич, Петр Васильевич и Наталья Петровна Киреевские, о которых мы скажем вскоре подробнее; Георгий Иванович Филиппов, переводчик и публицист, в 1853 г. исполнивший славянский перевод «Толкования на молитву Господню» преподобного Макария Исповедника (изданный в Оптиной в 1855 г.), ставший вскоре духовным чадом отца Макария и много радевший об издании оптинских переводов; Степан Анисимович Бурачек, генерал-лейтенант и кораблестроитель, писатель, издатель журнала «Маяк современного просвещения и образования» (старец Макарий одобрял «последовательно-охранительную» позицию его журнала, противящуюся распространению безбожной и безнравственной литературы), присылавший отцу Макарию свои рукописи (часть из них сохранилась в собрании Оптинского музея), очень дороживший мнением старца и общением с ним. Андрей Николаевич Муравьев, духовный писатель, автор «Путешествия по святым местам в 1830 году» и «Истории Российской Церкви», в которой он впервые воспользовался запечатанным доселе делом патриарха Никона и открывший его другим исследователям; добившийся разрешения печатать не изданные ранее жития святых, что до сих пор частным лицам не дозволялось; автор многочисленных трудов и статей на религиозные темы, состоящий в личной активной переписке с митрополитом Филаретом. Андрей Николаевич живо отозвался на издание оптинской патристики, встречался и переписывался со старцем Макарием и даже предложил издателям «описать жизнь современных нам российских духовных подвижников, на коих имела влияние старца Паисия жизнь» (из письма его к отцу Макарию). Старец Макарий одобрительно и с большим интересом относился к трудам А.Н. Муравьева и писал: «Спаси, Господи, Андрея Николаевича за его… ревность о Православии и благочестии, хотя и не всем он может этим угодить, но паче же еще восстановить против себя, но Бог его не оставит» (из «Собрания писем иеросхимонаха Макария»).
По всей видимости, неоднократно бывал в Оптиной у старца и Алексей Степанович Хомяков, богослов и религиозный философ, один из основоположников славянофильства и его «систематик» (по выражению протоиерея Г. Флоровского), писатель, поэт, публицист, внесший вклад в развитие русской экклезиологии (учение о Церкви), в том числе в учение о «соборности» Церкви. Можно даже сказать, что целой плеяде русских мыслителей и писателей, особенно в среде ранних славянофилов, удалось под влиянием старца Макария сделать шаг от любви к России и тревоги за ее судьбу к Православной Церкви, связать в своем понимании и своих трудах судьбы России с Православием. Таким образом, старец имел влияние на формирование церковного самосознания здоровой части русской интеллигенции. О том, как волновали судьбы России, русского народа, русского просвещения самого старца Макария, можно судить и по его письмам. «Сердце обливается кровью, – пишет он, – при рассуждении… о нашем любезном Отечестве, России нашей матушке. Куда она мчится? Чего ищет, чего ожидает? Просвещение возвышается, но мнимое, не млеком учения святой нашей Православной Церкви, а каким-то иноземным, мутным, ядовитым заражается духом; и долго ли это продолжится? Конечно, в судьбах Промысла Божия написано то, чему должно быть, но от нас сокрыто по неизреченной Его премудрости. А кажется, настает то время, по изречению отеческому: «Спасайся, да спасет свою душу!»
Семья Киреевских
Особые отношения, близкие и творческие, связывали старца Макария с семьей Киреевских: Иваном Васильевичем, известным философом и писателем, его женой Натальей Петровной и братом Петром Васильевичем. Эти отношения положили начало активной книгоиздательской деятельности Оптиной пустыни, к которой затем были привлечены и многие духовные чада старца Макария. Киреевские, из старинного рода Белевских – козельских дворян, – одна из самых культурных семей эпохи. Отец философа, Василий Иванович, имел обширную библиотеку, знал пять языков и занимался многими науками, от филологии до естественных; мать, Авдотья Петровна, родовитая, образованная дворянка, писала, переводила, дружила с В.А. Жуковским. Усадьбу они имели в селе Добино, в семи верстах от Белевского женского монастыря и в сорока – от Оптиной пустыни; в семейном храме пребывал чудотворный образ Успения Пресвятой Богородицы. Иван Васильевич, старший сын (родился в 1806 г., через два года – Петр, через три – Мария), получил блестящее образование: профессора Московского университета давали детям Киреевских частные уроки. Посещал он с другом А.Н. Кошелевым лекции философа-шеллингианца М.Г. Павлова, учил и древние языки (правда, впоследствии, при переводе святых отцов, знаний оказалось недостаточно, пришлось доучиваться). С 1828 г. Иван Васильевич публикует свои первые литературные опыты, поддерживаемые Жуковским. Патриотические чувства в нем всегда были сильны, однако с христианством это пока связано слабо. Уезжает за границу, слушает в Берлине лекции Шлейермахера, Савиньи, Вилькена, знакомится с Гегелем («Я окружен первоклассными умами Европы!» – из письма 1830 г.). Все познанное побуждает И.В. Киреевского осмыслить по-новому место России в мировой истории и свое место в России. Вернувшись в 1832 г. на родину, он издает журнал «Европа», в нем прослеживает кризис европейской мысли и уделяет заметное внимание Православию. В 1834 г. женится на Наталье Петровне Арбениной, воспитанной в правилах строгого христианского благочестия, имевшей в юности общение с Преподобным Серафимом Саровским (и наместник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Антоний называл ее в письме «сестрой»), живущей внимательной церковной жизнью под руководством духовника – старца Новоспасского монастыря Филарета. Приводит к старцу Филарету Наталья Петровна и Ивана Васильевича; увлечение западной философией у И.В. Киреевского постепенно сменяется чтением и изучением святоотеческих писаний, в которых он находит несравненно большее, глубокое и близкое, нежели у Шеллинга и других западных философов. После смерти старца Филарета (†1842) Киреевские уезжают в свое имение Добино, становятся частыми гостями Оптиной пустыни, имеют беседы со старцами Моисеем и Макарием. Вскоре отец Макарий становится их духовным отцом. Духовное усыновление четы Киреевских старцем Макарием и окормление в обители определило всю их жизнь после 1845 г. – и не только Ивана Васильевича, но и Натальи Петровны, и Петра Васильевича. Все свои труды Иван Васильевич представлял суду отца Макария, под его руководством осознавал и по возможности осуществлял согласованность между жизнью в послушании духовному отцу и внутренней свободой – вопрос, мучивший его во всех его жизненных исканиях. «Существеннее всяких книг и всякого мышления – найти святого православного старца, который бы мог быть твоим руководителем, которому ты бы мог сообщить каждую мысль свою и услышать в ней не его мнение, более или менее умное, но суждение святых отцов», – пишет в это время Иван Васильевич своему другу Кошелеву. Зрелая работа Ивана Васильевича – «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России», напечатанная в 1852 г. в «Московском сборнике», была предварительно обсуждена со старцем Макарием и послана ему на прочтение. В ней И.В. Киреевский говорит уже не только о прошлом, более – о будущем. Это будущее России он видит во вхождении в «церковную глубину», в духе цельности церковной и возвращении «к отцам», но не в смысле лишь повторения и подражания, но в делании и созидании в духе святых отцов, с учетом современной образованности и «всех плодов тысячелетних опытов разума среди его разносторонних деятельностей». Испрашивал Иван Васильевич благословения старца и на вторую статью, «О возможностях и необходимости новых начал для философии», в которой собирался искать основу философии в мистическом созерцании, но статья так и не была закончена.
Но главное, пожалуй, дело, которое удалось осуществить Киреевским по благословению, при поддержке и руководстве старца Макария, – это издание святоотеческих трудов, хранящихся в рукописях в Оптиной пустыни. К 40-м гг. прошлого столетия Оптина располагала уникальным собранием греческих и славянских рукописей, включавшим до 7000 наименований. Значительную долю привезли братья отцы Моисей и Антоний (Путиловы) из Рославльских лесов. Они списывали их у учеников преподобного Паисия – схимонаха Феофана, иеросхимонаха Афанасия и его сопостника Досифея. Известны некоторые сборники, составленные Путиловыми: «О подвижничестве иноков», «О покаянии и спасении души», «Уединенное поучение», «Душевная пища для вседневного употребления». Паисиевыми переводами трудов святых отцов располагали в немалом числе и старцы Лев и Макарий.
В 1845 г. Иван Васильевич Киреевский предложил отцу Макарию написать статью духовного содержания в журнал «Москвитянин», в издании которого Киреевский участвовал. Старец пожелал поместить в журнале житие старца Паисия Величковского. Статья с житием появилась в 4-м номере «Маяка» и 12-м номере «Москвитянина» – это было смелым шагом в журналистике тех лет. Вслед за этим «Маяк» напечатал житие Преподобного Серафима Саровского (за полвека до его прославления!), правда, с изъятием почти всех чудес. В 1847 г. отец Макарий гостил у Киреевских в Добине, где устроена была для него специальная келья. Наталья Петровна в разговоре предложила издать рукописи, унаследованные от почившего старца Филарета Новоспасского. Это желание, еще довольно неопределенное, соединилось с давним намерением отца Макария издать жизнеописание преподобного Паисия отдельным томом. В разговоре с Киреевским старец прикрыл смирением свой проект, чем еще более усилил порыв духовных чад; они обещали просить о разрешении на издание митрополита Филарета Московского; постановили написать к житию старца Паисия предисловие. Все трое помолились, это и было началом знаменитого Оптинского книгоиздательства, соборного делания русского народа. «Промысл Божий соединил вокруг оптинского книгоиздательства представителей всех слоев церковного общества: высокой иерархии, ученых богословов, монашества, интеллигенции» (Игумен Андроник (Трубачев).
Книгоиздательская деятельность Оптиной
Книгоиздательская деятельность в Оптиной пустыни началась еще до старца Макария. За несколько лет до уже упомянутого разговора в 1847 г., а именно в 1839 г., насельники Оптинского Предтечева скита иеросхимонах Иоанн и монах Порфирий Григорьев занялись издательской деятельностью. Скудость в святоотеческих писаниях, книгах, дающих верную церковную оценку недугам Русской Церкви (старообрядчество и раскол, русское сектантство, продолжающее распространяться в XIX веке), наконец, в просто душеполезных книгах: житиях, исторических, нравоучительных, – ощущалась в России в начале XIX века очень сильно. Поэтому ничего удивительного, что отдельные попытки издания подобных книг предпринимались, в том числе и иночествующей братией, радеющей о вразумлении и церковном просвещении русского народа. Иеросхимонах Оптинского скита Иоанн, некогда по неведению принадлежавший к сообществу раскольников и познавший все их заблуждения подробно и как бы изнутри, на собственном опыте, по ревности к истинному Православию, к которому он возвернулся, в 1839–1840 гг. написал и издал шесть книг в обличение раскольничьих мудрований. Одновременно с иеросхимонахом Иоанном другой насельник скита монах Порфирий Григорьев издал жизнеописания некоторых замечательных духовных лиц: схимонаха Феодора, настоятеля Санаксарской обители Феодора (Ушакова), Петра Алексеевича Мичурина, пустынножителя Василиска и других, а кроме того, письма Задонского затворника Георгия, имевшие затем несколько изданий.
Этим было положено начало книжным занятиям в Оптиной пустыни. Однако эти отдельные издания не шли в сравнение с тем великим книгоиздательским делом, начало которому положил уже упомянутый разговор 1847 г.
Дело издательства налаживалось быстро и стало действительно соборным деланием. Очень сочувственно отнесся к изданию святоотеческого наследия митрополит Филарет. Владыка передал первые же присланные ему на просмотр тексты на цензуру профессору Московской духовной академии протоиерею Феодору Александровичу Голубинскому, члену Цензурного Комитета, и это была для книгоиздательского дела настоящая удача. Профессор-протоиерей Ф.А. Голубинский, выпускник МДА первого набора (1814–1818 гг.), магистр богословия, бессменный профессор философии в МДА в 1818–1854 гг., умнейший и образованнейший человек, сам переживший проблему «философии и богословия», знания философского и «веры отцов», отдавший всю жизнь делу духовного образования и богословского просвещения, очень остро чувствовал необходимость для Русской Церкви издания трудов святых отцов. По своему же званию и должности духовного цензора он был для издательства очень полезен, помогал чем мог. На первом этапе (при отце Макарии) в издании участвовали: профессор М.А. Максимович, М.Н. Погодин, С.П. Шевырев, издатель «Маяка» С.А. Бурачек, В.Н. Аскоченский, А.С. Норов, А.Н. Муравьев, Т.И. Филиппов и другие. Из скитской братии и насельников монастыря над переводами под непосредственным руководством отца Макария трудились: отцы Климент (Зедергольм), Леонид (Кавелин), Ювеналий (Половцов), Амвросий (Гренков), будущий знаменитый старец, старцы Анатолий, Аникита. Переписка проходила в приемной старца Макария в определенные часы, отрываемые старцем от отдыха, всякое слово перевода, вызывающее сомнение, обсуждалось, взвешивалось, не вписывалось в рукопись без его благословения. Обращалось особое внимание на точность аскетической терминологии. Это была школа духовного делания, понимания патриотического наследия, христианского возрастания ее участников. Усилия переводчиков и издателей координировала Наталья Петровна Киреевская. Окончательный текст просматривал митрополит Филарет и вносил коррективы лишь после совета с отцом Макарием. Затем рукопись отсылалась в Цензурный комитет (цензором их неизменно был отец Ф.А. Голубинский) и издавалась на средства, изыскиваемые Киреевскими. «Оптинское издательство было неким повторением дела самого старца Паисия, собравшего вокруг себя переводческий кружок» (протоиерей Георгий Флоровский).
Оптина как духовный светоч России
Уже в 1847 г. было издано «Житие старца Паисия» отдельной книгой, с приложением некоторых его писем и писаний его и его друга, старца Василия Поляномерульского. Затем были изданы в переводе старца Паисия и других лиц: «Слова огласительные» (авторы – ученый грек и русский архиепископ XVIII века, настоятель Московского Данилова монастыря в самом конце XVIII века, издатель Исаака Сирина в греческом переводе), «Предание ученикам» преподобного Нила Сорского, «Руководство к духовной жизни (Вопросоответы)» преподобных Варсонофия и Иоанна, Житие и «Слова» преподобного Симеона Нового Богослова, «Огласительные поучения» преподобного Феодора Студита, «Слово о любви» и «Толкование на молитву Господню» преподобного Максима Исповедника (в переводе Т.И. Филиппова), «Слова духовно-подвижнические» преподобного Исаака Сирина, «Главы о любви» аввы Фалласия, «Душеполезные поучения» аввы Дорофея (перевод отца Климента (Зедергольма), «Духовно-нравственное слово» преподобного Исаии Египетского, «Аскетические главы» преподобного Марка Подвижника, «Слово» аввы Орсисия (с латинского перевел отец Климент (Зедергольм), Житие преподобного Григория Синаита и другие. Несколько позже, под непосредственным смотрением отца Амвросия, были изданы: «полуславянский» перевод «Лествицы» преподобного Иоанна, из русских – две книги святого Иоанна Максимовича – «Царский путь Креста Господня» и «Илиотропион». А еще через несколько лет были изданы «Письма и жизнеописания старца Макария», а также жизнеописание других Оптинских старцев – Льва и Моисея.
Напряженная деятельность по переводу и изданию под руководством отца Макария и при попечении Киреевских продолжалась около десяти лет. 11 июня 1856 г., заразившись холерой, после непродолжительной болезни умер Иван Васильевич Киреевский. В том же году умер его брат, Петр Васильевич. Киреевские: Иван Васильевич, брат его Петр Васильевич и жена его Наталья Петровна удостоились быть похороненными в Оптиной пустыни, за алтарем Казанского храма, рядом с могилами старцев. На кресте над могилой Ивана Васильевича написаны следующие слова: «Премудрость возлюбих и поисках от юности моея. Познав же, яко не инако одержу, аще не Господь даст, приидох ко Господу» (Прем. 8:2, 21). И еще: «Узрят кончину праведника и не уразумеют, что усоветова о нем Господь. Господи, приими дух мой». Сам митрополит Филарет удивился, какой чести удостоились Киреевские и какой милости сподобил их Господь.
7 сентября 1860 г. почил в Бозе старец Макарий Оптинский. Традиция Оптинского старчества продолжилась в учениках и наследниках его, непосредственный ученик старца Макария, будущий преподобный Амвросий, восприял это служение. Старческое окормление Оптинское, спасительное для всех прибегающих к нему, жило в обители вплоть до 20-х гг. ХХ века. Продолжалось и дело книгоиздательства. Оптина была духовным светочем России, по молитвам старца Макария и всех старцев Оптинских.
Значение Оптинского книгоиздательского делания для Русской Церкви поистине неоценимо. «В русском церковном развитии святость и ученость оказались разомкнуты» (протоиерей Г. Флоровский). Старец Паисий Величковский, верно почувствовав опасность этого и для русского монашества, и для всей Русской Православной Церкви, собрав лучшее из святоотеческого и аскетического наследия в афонских и греческих монастырях, принес его в Россию, переводил и распространял сам и со учениками. Однако эти бесценные творения оставались в рукописях, хотя и довольно распространенных, в самодельных списках. Оптинское издание их в печатном виде, обработанное, откорректированное, часто в новых переводах, делало доступным наследие восточно-христианских богословов и подвижников для всего русского православного народа. Творчески восстанавливалась прерванная когда-то византийская созерцательная и аскетическая традиция. «В короткий срок в русский читательский обиход был введен ряд образцовых книг для духовного чтения и размышлений. Духовный спрос на эти книги уже существовал…» (протоиерей Г. Флоровский).
Наталия Сухова