От того, какими являются и будут кормчии, зависит – пойдут ли за ними люди. Образование пастырей во многом определяет духовно-нравственное здоровье народа, а значит развитие страны. Каковы плоды и перспективы духовного образования в России? С этим вопaросом мы обратились к преподавателям Московской духовной академии и семинарии.
Первый заместитель председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви протоиерей Максим Козлов
Если говорить о плодах и перспективах духовного образования, то надо прежде всего сказать, что на сегодня мы в России имеем 37 семинарий и академий, они составляют базовый элемент современной российской духовной школы. Кроме того, у нас есть высшие духовные учебные заведения открытого типа, такие как Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, – это флагман подобного рода школ. Сейчас у нас есть также центры подготовки приходских специалистов, часть этих центров фактически дает дополнительное высшее образование. Чуть меньше десятка подобных центров получили уже церковное представление, то есть признание их не только на региональном, но и на общероссийском церковном уровне.
Сейчас сложилась очень непростая ситуация в целом в российском обра¬зовании, которое в последнее время претерпевает регулярные и не всегда понятные нам изменения, но мы их также в связи с нормами действующего законодательства вынуждены учитывать. То есть, с одной стороны, мы должны удовлетворять требованиям к высшим государственным учебным заведениям, а с другой стороны – не растерять традиции духовного образования, которые нам достались от минувших десятилетий и даже веков. Собственно, Учебный комитет и стремится не утерять того лучшего, что есть, и при этом не выпасть из правового поля в сфере высшего образования России.
Перспективы при этом в значительной мере будут связаны с активностью епархий, а здесь имеются две главные проблемы. Во-первых, кадровая проблема – наличие достаточного количества квалифицированных преподавателей и администраторов в духовных школах, особенно на местах. Пока не всегда хватает административного ресурса, чтобы выпускники ведущих духовных школ доезжали до провинциальных семинарий: система распределения принята, но не всегда срабатывает.
Во-вторых, существует проблема престижа семинарского образования, и решение этой проблемы уже всецело лежит на епархиальной церковной власти. В ее задачах – представить семинарию как высшее учебное заведение, в котором преподают квалифицированные преподаватели и учащимся при учебе предоставляются достойные условия проживания, а при выпуске понятные жизненные перспективы, стань ты священнослужителем или пойди работать в церковную или смежную церковно-государственную сферу. От того, насколько и как эти задачи решаются, зависит, какие абитуриенты приходят, что в свою очередь предопределяет уровень выпускников. А это и есть плоды духовного образования, которые мы хотим увидеть: священников, способных окормлять своих пасомых, а не быть ведомыми настроениями паствы, иногда благочестивыми, а иногда и подвластными веяниям века сего.
В высшей духовной школе в отличие от нынешней светской мы предлагаем не только образование, но и воспитание. Священнослужитель, церковнослужитель – это не работа, а служение, поэтому не только образовательная, но и воспитательная составляющая, конечно, есть в духовном образовании. Само по себе общежитие, стеснение себя на четыре–пять лет ради другого человека, исполнение церковных послушаний, а не только учеба – это уже есть некая школа, которую должен пройти каждый будущий пастырь или церковный труженик. В то время как светские вузы на сегодня в большинстве своем устранились от воспитательных функций, хотя как минимум в военных, медицинских и педагогических вузах они никак не могут игнорироваться. Конечно, более свободное и в плане социально-экономических перспектив более привлекательное светское образование для современного молодого человека, стоящего перед выбором жизненного пути, есть некий соблазн. Однако в результате, в частности, этого испытания в духовную школу поступают именно те молодые люди, кто твердо выбирает духовную стезю, и даже если при поступлении еще возможны какие-то колебания, то оканчивают духовные школы те, кто уже имеет осознанное стремление к служению Матери Церкви. Без этого ни священнослужитель, ни церковный труженик состоятся не могут.
Помимо духовных школ сейчас также стали открываться факультеты и кафедры теологии в государственных и негосударственных вузах. Встал вопрос о добровольной церковной аккредитации этих кафедр. Уже принят Высшим Церковным Советом соответствующий документ, и сейчас разрабатываются конкретные процедуры, согласно которым теологическим факультетам и кафедрам светских вузов будет предложено пройти церковную аккредитацию. Будет выдаваться документ о том, что такой-то факультет, такая-то кафедра признаются Русской Православной Церковью, следовательно, их выпускники могут быть приняты в церковную область служения и труда. Соответственно, через прохождение или отказ от этой процедуры мы поймем, какие факультеты и кафедры являются благорасположенными, благонадежными, благонамеренными, а какие придерживаются сектантских или еретических воззрений. Церковная аккредитация есть разновидность общественной аккредитации, и ее проведение предполагается принятым законодательством на добровольных началах. Мы не навязываем аккредитацию, а добровольно предлагаем ее пройти. Однако если думать о перспективах собственных выпускников, то получение этой аккредитации некоторым образом расширяет возможности их трудоустройства.
Последние годы стали годами испытания для системы духовного образования нашей страны. Мы вынуждены учитывать то положение, в котором оказалось в целом российское образование, из предлагаемого нам мы не все и не всегда приветствуем, но и не можем выпадать из этого общеобразовательного контекста. Мысль о том, что хорошо бы сохранить духовные школы такими, какими они были, например, в 70–80-х гг. прошлого столетия, является иллюзией просто потому, что мы живем уже в совершенно другом обществе, к нам приходят другие студенты и нашим выпускникам жить и служить в других условиях.
На сегодня система духовного образования Русской Православной Церкви подтвердила свою принципиальную жизнеспособность. Именно семинарии, духовные учебные заведения, соединяющие образование и воспитание, являются и несомненно будут являться базовой структурной составляющей системы высшего духовного образования России. Она может дополняться высшими духовными заведениями открытого типа и иными формами обучения, но базовой единицей остается – семинария. Во-первых, сохранение этой в хорошем смысле консервативности, – ибо семинария уже с XIX века является основой российского духовного образования. И во-вторых, учет современных реалий и дает нам возможность надеяться на добрые перспективы, а соответственно, и плоды наших духовных школ.
Протоиерей Владислав Цыпин, профессор, доктор церковной истории
Плодом духовного образования являются пастыри и архипастыри, которые это духовное образование получили и несут в народ слово Божие, духовно окормляют православную паству и тем самым оказывают влияние на религиозный и моральный климат в стране. Если говорить о перспективах духовного образования, то наша духовная школа – в процессе реформирования, которое продолжается достаточно долго. Вызвано оно изменением правового положения Церкви после перемен на рубеже 1980–1990-х гг. В известной степени эти реформы в духовной школе обусловлены также теми изменениями, которые претерпевает система светского высшего образования в России: вводится Болонская система. В ней есть свои плюсы и минусы. Мы в стремлении не обособляться от светской школы нашей страны вводим начала и принципы этой системы.
Можно по-разному судить о замыслах, связанных с введением Болонской системы, можно подозревать за Болонской системой и антихристианскую направленность, но все-таки делать какие-то решительные заключения на этот счет трудно. Потому что Болонская система все же носит формальный, а не содержательный характер. Хотя форма, конечно, тоже не безразлична к содержанию. Но наша духовная школа не собирается и в принципе не может изменить своей православной сути. Так что если внутри Болонской системы и заложено нечто, направленное против христианских начал, то для нас это не может быть ни руководством к действию, ни ориентиром. Сами формы обучения в высшей духовной школе сейчас действительно меняются. На основании решений Священноначалия мы стремимся к получению аккредитации Министерства образования и науки РФ, значит, и мы должны встраиваться в ту систему, которая не где-то там в Евросоюзе придумана и функционирует, она вводится в систему образования нашей страны. Мы не можем получить аккредитацию, минуя критерии, которые ставит российское Министерство образования и науки.
Как Болонская система действует в странах Европы? Она встречает и там противодействие, ее внедрению сопротивляются многие профессора западноевропейских университетов. Эта система критикуется не только у нас, но и на Западе. Что за Болонской системой стоит, какие цели она преследует? Один из ее элементов – разделение образования на два этапа: бакалавриат и магистратура. В таких странах, как Германия, Франция, Италия, высшее образование действительно было в последние десятилетия льготным, доступным малосостоятельным людям, практически бесплатным – в отличие от Англии и Соединенных Штатов. Теперь это легкодоступное и почти всеобщее высшее образование становится, скажем так, неполным: на уровне бакалавриата, и только. Выпускник бакалавриата по сути нигде не принимается как настоящий полноценный специалист. При этом следующий этап – магистратура – становится оплачиваемым и дорогим.
Какой социальный смысл вкладывается в эту реформу? Иллюзия доступности высшего образования по-прежнему присутствует, но для тех, кто не способен оплачивать продолжение учебы, она заканчивается на уровне бакалавриата. А магистратура, открывающая путь для профессиональной деятельности, традиционно понимаемой как требующая высшего образования, оказывается для неимущих закрыта. Социальные льготы в Западной Европе теперь на магистратуру распространяться не будут. Мне кажется, такая социальная задача ставится и решается посредством внедрения этой системы и в нашей стране. Образцом здесь служила и служит английская высшая школа, где и прежде образование было не из дешевых. На уровне бакалавриата очень много элементов общего образования – практикуется широкая многопредметность с очень короткими курсами, а это своего рода продолжение среднего образования. Углубленная профессиональная подготовка в этой системе предусмотрена в рамках магистратуры. На практике выпускники бакалавриата, если они не имеют средств от родителей и личных капиталов, вынуждены идти продавцами в магазины, рабочими на заводы, проводниками на железную дорогу, может быть, по специальности преподавать разве что в начальной школе или устраиваться библиотекарями. То есть заниматься теми видами работы, где традиционно не предполагалось за работником высшего образования и научных степеней.
В сфере духовного образования, с моей точки зрения, нормальная подготовка священника в этих новых условиях Болонской системы, подразумевающей деление на этапы, – это, конечно, магистратура. Для пастырского служения она является необходимой. В своих размышлениях на эту тему можно вот от какого наблюдения оттолкнуться: в старой дореволюционной России средневзятый священник имел семинарское образование. По тем временам это было полноценное общее среднее образование с элементами высшего образования в рамках по меньшей мере двух лет обучения. То есть все-таки в семинарском курсе присутствовали элементы высшего образования. Так что семинария до революции была основательной школой. А паства на две трети или три четверти была неграмотной. Люди со средним образованием тогда составляли в России полтора–два процента, а высшее образование было еще более редким. Поэтому была весьма и весьма значительная образовательная дистанция между паствой и пастырем. Конечно, при всеобщем среднем образовании в наше время мы не можем такую же дистанцию считать нормой: невозможно всюду ставить священниками докторов наук. Но все-таки бакалавриат для священника это слишком мало. Обстоятельства, конечно, заставляют ограничиваться требованием бакалавриата как минимума, необходимого для рукоположения, но нормой, обозначенной без оглядки на острую нужду в духовенстве, должна быть, конечно, магистратура.
Игумен Андроник (Трубачев), доцент, кандидат богословия
В настоящее время перед духовным образованием стоит следующая проблема. Образование является фундаментом и вершиной определенной культуры. Если мы практически все согласны в том, что современная западноевропейская культура носит внехристианский и антихристианский характер, то соответствующий характер будет носить и образование. Перед нашим духовным образованием стоит сейчас непростая задача: заимствовав некоторые весьма спорные положения системы западноевропейского образования, наполнить их православным содержанием или скорее попытаться сохранить остатки нашего образования в тисках западноевропейской системы. Насколько это возможно, покажет время.
Подготовила ОЛЬГА ОРЛОВА