Уроки раннего Средневековья
Еще совсем недавно ассоциативный ряд: «сел в тюрьму», «ушел в монастырь», «спился» в восприятии большинства советских людей был сходной характеристикой асоциального поведения. И поныне отношение к монастырям в России весьма неоднозначно, зачастую они воспринимаются как некие реликты культуры прошлого, воплощение общественной памяти и духовности, для сохранения которых общество должно выделять некую долю общественного продукта.
Что может послужить оправданием существования монастырского уклада в нынешней, неоиндустриальной парадигме? И что принесло современному обществу их бытие в исторической ретроспективе? Сейчас наша эпоха сталкивается с проблемами и вызовами не меньшей силы, чем те, с которыми столкнулась полторы тысячи лет назад вся тогдашняя ойкумена. Именно в том бурном плавильном котле зародился и обрел свои формы монастырский уклад, ставший закваской, на которой взошли культурные, экономические и социальные достижения новой, европейской цивилизации. Именно в монастырской среде раннего средневековья начала вызревать программная установка, лишь спустя тысячелетие, в эпоху Нового времени, сформулированная Фрэнсисом Бэконом: «Познание причин и скрытых сил всех вещей; и расширение власти человека над природою, покуда все не станет для него возможным».
Ручейком, сформировавшим обширное русло монашеского жизнеустройства, выступил уход египетских христиан в пустынь Фиваиды с целью отшельнического жития. Из Египта движение монахов распространилось на Византию, охватив далее практически всю ее территорию. Уходя от мира, монахи уходили и от правящей церкви, которая рассматривалась, как обмирщенная, а значит неспособная указать верные ориентиры в спасении души. Их приходилось искать самостоятельно, и эти поиски порой принимали достаточно необычные формы. Экспериментирование, проверки жизнеспособности самых различных форм духовного делания велись непрестанно, вылившись в итоге в два взаимосвязанных направления – отшельничество и общежитие. Начало отшельнического монашества в истории христианства связано с деятельностью святого Антония. Оставив спокойную и обеспеченную жизнь, Антоний обитал в заброшенной гробнице, постился, носил ветхие одежды, живя скудными урожаями, которые добывал своими трудами. Вскоре Антония окружили тысячи жаждущих наставлений. Неоднократно он уходил еще глубже в пустыню, но снова и снова попадал «в окружение», будучи вынуждаем периодически наставлять новых последователей. Основу общежитийному монашеству положил святой Пахомий, начавший, подобно Антонию, свой путь с отшельнической жизни. Будучи окружен последователями, Пахомий посчитал, что путь к спасению будет легче найти в совместной жизни под пастырским руководством.
В IV веке, анализируя поиски и достижения египетских и малоазиатских подвижников, святой Иоанн Кассиан Римлянин основал в Марселе два монастыря, ставших впоследствии началом обеих ветвей западного монашества. Одна ветвь связана с именем святого Бенедикта Нурсийского, начавшего свой настоятельский подвиг в Марселе и продолжившего его основанием монастыря в Монте-Кассино, устав которого стал основой уставов всех западноевропейских монастырей. Примерно в то же время и в том же месте святой Патрик получает благословение на миссионерскую деятельность в Ирландии, положив начало второй монашеской ветви. Проповедь святого Патрика была поистине чудесной – остров язычников и морских разбойников, столетиями державший в страхе все атлантическое побережье, был обращен в христианство буквально в один момент, весь и сразу. Язычество и христианство в Ирландии легко ассимилировали друг друга и вся Ирландия превратилась, по факту, в один большой монастырь. Вскоре монашеское движение вышло за пределы острова, сначала проникнув в Англию, а потом на континент, на необитаемые в то время Оркнейские, Фарерские острова, Исландию. Континентальная Европа к тому времени была в основном христианизирована бенедиктинской ветвью монашеского движения, почитавшей смирение и послушание как основные монашеские добродетели. Труд в бенедиктинских монастырях был преимущественно ручным и рассматривался как форма молитвы. Ирландское монашество, нацеленное на мистику и аскетизм, не исключало ручной труд, но основная роль уделялась знаниям. В соединении этих ветвей было сохранено равное уважение к ручному труду и ученым занятиям, но ручной труд из смиренного и смиряющего стал смещаться в сторону всевозможных художеств во славу Божию. Землепашество и повседневные ремесла стали все больше отходить к мирянам, прикрепленным к монастырю, а монахи посвящают свой труд более высоким целям. Они занимаются акклиматизацией южных видов плодовых и овощных культур, выведением новых сортов и пород, разведением рыбы в монастырских рыбных садках, сбором, описанием и разведением лекарственных растений, культивируют ремесла книжной миниатюры и каллиграфии, росписи, резьбы, ковки и литья, ювелирное искусство.
Пространство монастыря организуется как подобие божественного мироустройства. Передвижение по монастырю отождествляется крестному ходу и движению души к Христу, где любое действие приобретает высший смысл уже потому, что происходит в стенах монастыря. Порядок монастыря организует надлежащее расположение всех элементов жизни: даже время понимается как вместилище, организуя каждое действие в течение дня, недели, месяца, года. Стремление к рационализации жизни затронуло не только посты и молитвы, оно распространилось на всю, в т.ч. на хозяйственную жизнь монастыря, превратив их в итоге в образцовые, рациональные хозяйства. Трудно назвать точные данные по весу монастырских хозяйств в совокупном хозяйстве Западной Европы, но уже к 1000 году до половины всех возделываемых земель принадлежали монастырям, а их вклад в объем и темпы роста валового продукта Западной Европы был определяющим. Но помимо прямого вклада, монастыри давали образец должного ведения хозяйства. Они начинают распашку пустошей и новины, культивируют лекарственное растениеводство, вскоре то же самое затевают короли и светские сеньоры. Но прямое заимствование опыта имело свои ограничения – князья и графы были неспособны перенять у монастырей методику хозяйствования, так как для этого надо было иметь монашеский склад ума. Поэтому им приходится обращаться к монастырям для управления их собственными хозяйствами, княжествами, королевствами, что со временем становится нормой.
От первых монастырей, учрежденных святым Бенедиктом в середине VI века, к началу клюнийской монастырской реформы (середина Х в.) только во Франции их было уже более двух тысяч. А к XV веку – более 15 тысяч. И воздействие их на внешний мир было не менее сильным, чем активность внутренняя. Монашеское движение качественно меняет порядок отношений христианских государств и языческих территорий, включаемых в сферу их влияния. Монастыри создают обширные упорядоченные хозяйства, которые легко собирают работников и арендаторов, распахивают пустоши, строят мельницы, сажают виноградники, начинают культивировать различные искусства. Со всех концов Европы люди собираются под власть монастырей. И языческие князья начинают поддерживать и принимать христианство, учреждают новые монастыри, поскольку на смену дани, которую еще нужно взять, приходят упорядоченные и надежные доходы. Именно в это время, начиная с 1000 года, огороженная стенами монастырей культура сельского хозяйства, ремесел, ученых занятий прорывается наружу. В городах возникают университеты, имея свое начало от школ, монастырских или кафедральных, возникавших в городах при соборах. К X веку появляются упоминания о первых школах, Болоньи и Салерно, Орлеана и Парижа, а к XV веку на несколько тысяч европейских городов приходится около шестидесяти университетов. И роль их в тогдашней жизни была огромна: только на лекции Пьера Абеляра собиралось до десяти тысяч человек, треть населения Парижа. Постепенно растет спрос на ученых людей. Все шире распространяется грамотность. Самые разные должности при дворах или городских советах начинают занимать люди с университетским образованием. Некоторой учености начинают требовать и ремесла, многие из которых пришли в город из монастырей. К XIII веку даже такое занятие, как переписка книг, покидает монастырские скриптории и становится городским ремеслом. Ремесла, ранее включенные в порядок монастырской обители или рассеянные в крестьянском быте, теперь концентрируются в городе – в совершенно новом месте и получают возможность искать собственный порядок, вытекающий из сути самого ремесла. Все это создает начатки современной науки и техники.
В итоге, тысячелетие потаенного вызревания монастырской культуры, задало к началу XIII века беспрецедентные темпы и качество развития всего за полвека, с 1250 по 1300 год в Западной Европе возникло примерно 750 новых городов. Городов, новых по своей сути. Общественное сознание средневековья сформировало новый, доселе невиданный образ Города как воплощения промысла Божия. Так, греческий полис был способом самоорганизации социального мира; римские военные города – инструментами имперской политики; «идеальные» города Ренессанса – проявлением волевого человеческого замысла; города Нового времени – образом репрезентации власти. Именно этим сознанием, направляемым божественным промыслом, был сформирован новый, невиданный доселе образ человека как Личности, сотворенной по образу и подобию Бога, наделенной свыше свободой и разумом и представляющей собою путь в бесконечность. Именно религиозное ядро раннего средневековья обеспечило последующий небывалый взлет всей европейской культуры. Все великие достижения христианской цивилизации были одухотворены великой целью: стремлением горнего полета, близости Богу, Его истине, благу, красоте, совершенству, любви – высшей творческой силе, дарованной человеку.
Но, смелые эксперименты средневековья имели и обратную сторону. В первом тысячелетии все ереси шли с Востока, а римская кафедра была гарантом чистоты веры и соблюдения решений Вселенских соборов. С начала второго тысячелетия, ереси, имевшие своими истоками размышления и труды аббатов и теологов, видения экзальтированных монахов начинают выходить вовне, овладевая умами дворян и простого люда. Обожествляя, по сути своей человека, ставя под вопрос греховность его падшей природы, эти идеи становились крайне привлекательны обществу творцов и титанов. Необходимость спасения способом, предлагаемым официальной церковью, также ставилась под сомнение. Взамен этого предлагалось множество иных способов, практическая апробация которых вылилась в масштабные смуты и религиозные войны, столетиями сотрясавшие пространство Европы, расколовшие вдребезги ее религиозное пространство и приведшие ныне к практическому устранению христианства из европейского бытия. Веру в Бога заменила вера в Культуру, Прогресс, Просвещение. Как высказался один из отцов древней церкви: «Ничто не производит столько мрака, сколько ум человеческий, рассуждающий обо всем по земному и не принимающий озарения свыше».
Чему опять учит нас история? Учительный смысл ее в познании человеком и человечеством в целом своей немощи без Бога. Именно этим можно объяснить феномен массового возрождения храмов и монастырей, не имеющий аналогов в тысячелетней российской истории. Стартовав практически с нулевой точки, всего четверть века назад, монастыри стали одним из важнейших факторов духовного возрождения России. Эта задача, как и многие другие, стоящие перед нашей страной, да и перед каждым из нас отдельно, представляется подчас практически запредельной и неодолимой. В попытке их разрешить, первоочередным ресурсом, как и у первых фиваидских пустынников, становятся экспериментирование и отработка жизнеспособных прототипов деятельности, формирование сообществ и пространств, в которых этот процесс имеет место быть и смелость прорыва из привычной плоскости земного бытия в вертикаль духовного пространства.
Игорь Чураков
Справка:
Игорь Леонидович Чураков – доцент кафедры теории и практики архитектурного проектирования Воронежского государственного технического университета, автор и соавтор более 70 публикаций по социально-пространственной организации среды жизнедеятельности, социальному партнерству и местной идентичности, методологии и практике проектирования.