Молитва в жизни современного человека

«Есть еще люди Божии, люди молитвы, и добрый Бог терпит нас. Эти люди молитвы оставляют нам надежду».

Преподобный Паисий Святогорец

I

Сегодня много – и справедливо – говорят об упадке религиозного сознания и угасании молитвенного бдения. «Человек современный» не просто не умеет, он не хочет молиться – вот беда! Впрочем, глубокие и проникновенные умы еще 100 лет назад замечали эту зарождающуюся тенденцию. К.Н. Леонтьев (1831–1891) писал: «Отчего государственно-религиозное падение Рима, при всех ужасах Колизея, цареубийств, самоубийств и при утонченно-сатанинском половом разврате, имело в себе, однако, так много неотразимой поэзии, а современное демократическое разложение Европы так некрасиво, сухо, прозаично? Бог – это свет, и духовный, и вещественный; свет чистейший и неизобразимый. Есть и ложный свет, обманчивый. Это свет демонов, существ, Богом же созданных, но уклонившихся, как известно. Классический мир и во время падения своего поклонялся хоть и ложному свету языческих божеств, но все-таки свету… А современная Европа даже и демонов не знает. Ее жизнь и ложным светом не освящается»¹. Остается лишь добавить, что сегодня уже нужно говорить не только о католико-протестантской Европе, но и о Православной России.

Бог являлся для наших пращуров альфой и омегой их существования. А правоверие, личное и общественное благочестие считались безусловными основами нормальной жизни каждого человека и всего общества в целом. Византийский император святой Феодосий II (401–450) писал в одном из своих посланий: «Всем известно, что состояние нашего государства и все человеческое утверждается и поддерживается благочестием к Богу. Когда благоволит Верховный Судия, то все дела текут и направляются счастливо и по нашему желанию. Итак, получив по Божественному промышлению царство, мы должны прилагать величайшую заботливость о благочестии и благоповедении наших подданных, чтобы и истинная вера, и наше государство сияли искреннею ревностью о высшем благе и полным благочестием»².

На протяжении двух тысячелетий после пришествия Христа императоры и короли публично, не стесняясь, как сегодня, заявляли себя защитниками христианской веры, вторгались в вопросы вероучения и утверждали догматы своими законами. В 59-й новелле император святой Юстиниан Великий (482–565) торжественно заявил: «Мы убеждены в том, что наша единственная надежда на прочность Империи под нашим правлением зависит от милости Божией, ибо мы знаем, что эта надежда есть источник безопасности души и надежности управления»³.

Интересно, что на протяжении многих столетий святоотеческая литература касалась почти исключительно вопроса о природе Бога. «Вопрос состоял не в том, чтобы установить, есть Бог или нет, – бытие Божие было данностью едва ли не для каждого человека, будь то христианин или язычник. Умы целых поколений будоражило скорее желание понять, как Он есть»⁴.

Дамы и юноши высшего света считали вожделенным благом монашеское служение и заполняли собой многочисленные обители. Достаточно вспомнить, из отпрысков каких семей формировался знаменитый монастырь в Клюни во Франции и какова его заслуга в деле восстановления христианского благочестия на Западе. Именно благодаря жертвенным аристократическим аскетам кафолическая вера была спасена в эпоху Реформации. Тогда наследники самых громких фамилий Испании, Франции, Германии, Италии не брезговали помощью больным и бедным в лечебных учреждениях, чем в немалой степени предрешили успех контрреформации⁵. В общем, воевать и погибать за веру до недавнего времени было делом чести и подвига.

Более того, как нетрудно заметить, вопросы сугубо политические в современном понимании в прошлую эпоху зачастую являлись производными от вопросов вероучительных. Ф.М. Достоевский (1821–1881) верно заметил как-то: «Ни один народ еще не устраивался на началах науки и разума. Цель всякого движения народного, во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание Бога и вера в Него как в Единого и Истинного. Бог есть синтетическая Личность всего народа, всякий народ до тех пор только и народ, пока имеет своего Бога, а всех остальных богов на свете исключает безо всякого примирения; пока верует в то, что своим Богом победит и изгонит из мира всех остальных богов. Так веровали все с начала веков»⁶.

Сегодня мы нередко скептически относимся к вере своих предков, и в этом есть доля правды. Однако в массе своей неграмотные, не умеющие читать и писать, видевшие церковные книги и Евангелие лишь на аналое в храме, они умели молиться, были убеждены, что день без молитвы прожит зря. Они знали, что нынешняя жизнь – всего лишь скорый этап предуготовления к жизни вечной. Что значение имеет не титул и объем поглощаемых человеком благ, даже не справедливость как таковая, поскольку на земле она всегда условна и относительна, а соотносимость собственных поступков человека с Божией правдой. 

И потому, как могли, шептали слова прошений Богу, от Него ждали решения своих вопросов и разрешения от бед. Каждый день начинался с молитвы, в которой просили у Создателя благодеяний и защиты, ею же он заканчивался. Смиренно и настойчиво идя со своим крестом вслед Христу, подражая Ему, человек минувших веков создавал христианскую цивилизацию, плодами которой мы пользуемся и сегодня (пока, по крайне мере).

Почему же все так кардинально изменились? Отчего сегодня человек превратился в животное, не только не ищущее Бога, но и вполне забывшее Его? Потому что теперь богом человек хочет видеть самого себя – ответ очевиден, и Бог теперь ему не нужен. Человека занимает уже не теодицея, а наука о себе самом. «Уважение к «личностной идентичности», – пишет известный современный богослов, – кажется одним из наиболее значимых идеалов нашего времени. Современный гуманизм в попытке подменить христианство кругом идей, касающихся так или иначе достоинства человека, надежно изолировал представление о личности от богословия, тесно связав его с идеей автономной морали»⁷. 

Иными словами, личность человека выводят из внешних законов природы, и ни к какой религии эти псевдонаучные теории отношения не имеют. С этим суждением трудно не согласиться. Наверное, никогда ранее таким пышным светом не расцветали всевозможные светские учения о человеке, никогда он столь трепетно и нежно не относился к себе. Впрочем, даже не к себе, а к собственным чувствам, физиологическим проявлениям организма и даже к его отправлениям. Сегодня все, что касается нас самих, прямо или косвенно, – все вынесено на первый план. 

Наш предок знал, что его социальный статус, богатство, здоровье – все это дано ему Богом и должно служить общественному и личному благу. «Человек современный», конечно, не таков. Он – self-made man, «человек, сделавший сам себя», а потому заботится исключительно о самом себе и собственных интересах. «Отвлеченная нравственность» вроде помощи ближнему хотя и может иметь место, но главным образом – или в прагматических целях, чтобы уменьшить разрыв между ним и нищим во избежание социального катаклизма, или для того, чтобы насладиться собственной добротой. Но только «не ради Христа» – этого наш супермен не поймет ни при каких условиях.

И по-видимому, не будет серьезным преувеличением сказать, что в значительной степени мы имеем комбинированную, целенаправленную и многопрофильную атаку на христианство, длящуюся уже не одно столетие. Безусловно, могильщикам Церкви пришлось проделать тяжелую и изнурительную работу, чтобы низвести сына Бога до уровня животного потребителя. Но, увы, за короткое время одна за другой пали такие внешние твердыни, как идея христианской имперской государственности, монархическая форма правления, иерархичное общество.

На протяжении последних 50–60 лет выдающие деятели мировой культуры прикладывали титанические усилия, чтобы представить христианство в самом негативном свете. Фильмы, книги, публичные скабрезности в отношении священства и высмеивание его «отсталости», приписываемая продажность, хитрость и т.п. – стали привычной картиной, формирующей общественное сознание и его оценки. Запрет или ограничение церковного обучения в школах, акцент на «свободе совести», которая якобы не приемлет никакого религиозного ригоризма, также сыграли свою негативную роль в деле искоренения христианства из общественной среды.

Конечно, проблема молитвенного регресса имеет свои корни и в духовном, и в социальном состоянии Церкви, которая, как и весь мир, полна многими нестроениями. Да, врата адовы не одолеют ее (Мф. 16:18), но на земле безгрешных нет. И обетование Спасителя еще не означает, что Церковь земная свободна от тех пороков, в которых увязло современное ей общество. 

Даже в эпоху великих гонений, когда сама принадлежность к Церкви являлась уголовным преступлением по римским законам и каралась смертью и бесчестием, современники описывали вполне «свободные» нравы. Святой Киприан Карфагенский (III в.; память 16 сентября) оставил послания, в которых, несмотря на свой мягкий нрав и величайшую терпимость к недостаткам других, рисовал картины привязанности паствы к земным благам, непокорство христиан своим пастырям, братания с язычниками и т.п. Более того, по его словам, многие пресвитеры сами были чужды благочестия, а диаконы – честности. К стыду, некоторые епископы также пренебрегали своими обязанностями ради мирских должностей, заботясь единственно о собственном обогащении на глазах умирающих от голода мирян-бедняков и отдавая предпочтение ростовщичеству и финансовым операциям⁸.

Если же так было тогда, то что мы можем требовать от нынешнего времени, когда, по словам преподобного Паисия Святогорца (память 29 июня), диаволу и трудиться не приходится: достаточно лишь «благословить» современного человека на зло и отойти в сторону, дабы не мешать ему творить зло? «Раньше диавол занимался людьми, а сейчас он ими не занимается. Он выводит их на свою дорогу и напутствует: «Ну, ни пуха ни пера!» А люди сами бредут по этой дороге»⁹.

Ранее человек оказывался в органичном окружении социальных, политических, правовых, религиозных институтов, созданных Церковью и благословленных Богом. Сегодня «человек веры» одинок и изолирован, он – чужой для этой жизни, особенно ненавидим и гоним. Когда внешние барьеры почти разрушены, когда «последний удерживающий» уже почти взят от среды (2 Фес. 2:6–7), когда Церковь в очередной раз пытаются стереть с лица земли, тем более актуальным становится вопрос: как каждый из нас, христиан, может остановить этот личный апокалиптический процесс?

II

Тенденция забвения молитвы страшна, конечно, не тем, что христианин нарушает какой-то формальный обряд. Она свидетельствует в первую очередь о том, что человек болеене имеет потребности(как ему кажется) в общении с Богом. Ведь, как известно, именно молитва является самой непосредственной и сокровенной формой богообщения. Так и рвется наружу простая мысль: если человек ни разу в жизни не благодарил Бога за оказанное ему Им благодеяние, можно лишь посочувствовать такому несчастному. Он либо поистине забыт Богом, что совершенно невозможно, поскольку Господь никого не оставляет Своим вниманием. Либо являет собой пример крайней неблагодарности и какой-то культивируемой тупости человека, абсолютно сконцентрированного на самом себе. Разумеется, Бог ему «не нужен». И совершенно справедливо замечание, что, перестав молиться, мы перестали быть христианами, поскольку «только в молитве христианин является самим собой»¹⁰.

Это, пожалуй, главная мысль, на которой хотелось бы остановить внимание. Борьбу с цунами богоборчества сегодня пытаются нередко найти в ярких, но необременительных, а уже потому беспомощных формах. Широкое паломничество, благотворительная деятельность, социальная помощь, иная внешняя деятельность, свидетельствующая о приобщении отдельных лиц и всего народа к Церкви и вере, должны, по мнению некоторых, стать надежной преградой расширяющемуся безбожию. По-видимому, в основе такой практики лежит убеждение, будто сами по себе эти формы благодатны и способны удержать человека от зла. Но в том-то и беда, что в этой апологетике внешней символики забывают о молитве (ведь она не публична!), не учат ей, занося ее в разряд «личной веры».

Многие из нас являются членами Церкви, ее чадами. Но нахождение в Церкви, участие в богослужениях и даже принятие Святых Таинств – все это в действительности лишь средства для формирования в человеке покаянной молитвы. Молитва рождается в церкви, но живет в каждом из нас самостоятельно и творит из человека духовно-беспомощного – личность. Без молитвы и таинства утрачивают свои чудодейственные качества, а принадлежность к Церкви становится пустой формальностью, не способной духовно исцелить человека. 

Конечно, молитва не рождается сразу и сама по себе. Царство Небесное нудится, и без первого толчка к общению с Богом, без принуждения себя к молитве ничто и никто не подвигнет человека к Нему. А без привычки молиться не может состояться и его духовное пробуждение. Как говорят опытные исихасты, один из секретов духовной жизни состоит как раз в ее регулярности, с которой она вплетается в ритм физической жизни человека. 

Однако такая «механическая» молитва, которая еще не родила слез истинного покаяния, сама по себе коротка и бесплодна. Ее сила, повторимся, в принуждении и понуждении самого себя жить по Христу, не грешить, не злословить, не совершать то бесчисленное количество «не», которые рождены нашей «человечностью» и которые отделяют нас от Бога. 

А главное заключается в том, что, по одному мудрому суждению, нужно помнить: для внутренней жизни нашего сердца византийское Православие есть религия разочарования, религия безнадежностина что бы то ни было земное. Пока человек не разочаруется в самом себе, в своей «человечности», подвигнуть его к осмыслению собственного жизненного пути и духовной жизни едва ли возможно. «Господь попускает много разочарования, горя, страданий на земле, чтобы мы махнули рукой на мир, если он так больно ранит нас, и чтобы увидели, что только Бог – источник утешения, радости, покоя»¹¹.

Потому Господь и попускает нам некоторые скорби, трезвящие наше «самодостаточное» сознание. Дабы через это «порази и исцели, низложи и подыми меня» (по ежедневной молитве святителя Филарета Московского; память 2 декабря) мы обратились к Нему и спаслись для вечной жизни. Вместо горделивого самоутверждения и неги в земных юдолях нам предлагается истинно христианский рецепт спасения: «Уничтожь в себе волю!» – и спасешься¹². 

Согласимся, для современного человека эти слова выглядят анахронизмом и сопровождаются негативными образами. Но в действительности едва ли можно представить себе более теплые картины, чем те, которые открываются нам в этом случае. Отдав свою волю, блуждающую в потемках незнания и собственных ошибок, Богу, предавшись воле Спасителя, мы, как послушный ребенок, влекомый теплым, любящим голосом, идем в руки Отца, нежно прижимающего нас к Своей груди. Он, большой, добрый и сильный, перенесет нас через любые преграды, примет на Себя яростный порыв холодного ветра, направленного нам в лицо, согреет и доставит туда, где нам будет единственно хорошо и где мы будем вечно с Ним. Ведь тернистый путь своего спасения мы проходим вместе с Христом, Который никого из нас не оставляет. Есть ли здесь опасность? Да, для нашей гордыни и своеволия, не желающих «ждать милости от природы».

Нам, забывшим Бога, страшно все, что идет вразрез с нашими страстями и желаниями, собственными представлениями о счастье и добре. И хотя даже верующий человек умом знает, что «всякое деяние Бога благое и всякий Его дар совершенный есть», но пробить каменные скрижали своей души, вросшей в грех, поверить в это сердцем он не может. И потому наша молитва должна быть направлена к Богу с одной просьбой: помочь стать смиренными, терпеливыми, кроткими, любящими Его, своих врагов и близких, как самих себя. Это есть высшая заповедь, данная нам Христом (Ин. 13:34). Но почему об этом нужно просить? Потому что сами, без Его помощи, мы таковыми стать не в состоянии, нам это просто не по силам. «Пойми, ощути, что ты создание, а Бог Создатель. Отдайся же безотчетно в волю Создателя, принеси Ему один младенческий плач, принеси Ему молчащее сердце, готовое последовать Его воле»¹³.

Однако именно этот шаг является самым важным не только для нас, но и для всей Вселенной. Для духовного возрождения человеку нужно хотя бы «контурно» понять ту катастрофу, которая случилась некогда в Эдемском саду. Открыть для себя и в себе всю глубину собственного грехопадения. Не раз и не два каждый из нас читал, как святые подвижники, отцы-пустынники и преподобные аскеты, великие чудотворцы, проведшие в тяжелейших духовных подвигах десятилетия и воочию видевшие, какие духовные дары им даны Господом, с плачем сердечным говорили о своей неистребимой греховности, причисляя себя к самым отъявленным грешникам. 

Откровенно сказать, раньше я полагал, что здесь присутствует «чересчур», что, видя дела рук своих, они были не вполне искренни. И лишь сам слегка коснувшись духовного бдения, вижу, наконец, начинаю ощущать душой, что нисколько они не преувеличивали и ничего не приукрашали. Потому что любовь Бога к нам безмерна, а наша к Нему – ничтожна. Мы просто не в силах воздать Богу за все Его заботы о нас, мы не умеем, не можем любить Его так, как Он нас. Великие святые ухаживали за живыми трупами, согревая болящих людей собственным дыханием, постясь и умерщвляя свою человеческую плоть. Но все их подвиги, какими бы они великими ни были, лишь наглядно открывали им, насколько Господь любит безграничнеелюбого из них. Насколько Он более всех претерпевал и продолжает терпеть ради нас. 

Когда сегодня человек сетует на то, что он-де вынужден терпеть скорби ради Христа, было бы неплохо напомнить ему, сколь долго Господь терпел и терпит его самого, сотворенные им бесчисленные грехи, раз за разом прощая Свое чадо. Иными словами, как Он любитего.

III

Первородный грех настолько подчинил себе наше существо, что даже исповедуя его и духовно очищаясь, человек всегда остается человеком в буквальном смысле этого слова. Мы живем в своей системе измерений и своими представлениями, которым не дано перейти границу из времени-бытия в вечность. Они довлеют над нами, и все, буквально все в нашей жизни мы оцениваем ими, невольно (или, вернее, вольно) подменяя собой Бога. Это искаженное грехом духовное зрение приводит в конце концов к тому, что наша оценка событий и наши желания становятся главенствующими. Мы и в Бога верим лишь настолько, насколько знание о Нем из Священного Писания нам понятно и доступно. И, нимало не сомневаясь, приходя к выводу, что Христос «не мог» воскреснуть, готовы отвергать и вечность бытия (1 Кор. 15:12–17), и собственное бессмертие, лишь бы только сохранить главное в себе – убеждение, что мир живет по тем законам, которые мы ему приписали и которые понятны нам. 

Словам Писания мы верим в худшем смысле этого слова, поскольку не понимаем и даже не пытаемся понять. И наша духовная мысль скользит по бледным представлениям, нисколько их не колебля. Отсюда – один шаг до того, чтобы разделить мир на земной и духовный, признать их дуализм и свести всю веру в Бога в совокупность внешних обрядов, исполнение которых – якобы – предопределяет спасение человека для вечной жизни. Труда духовного познанияздесь нет нисколько, а потому наша вера очень часто бессмысленна, бессодержательна и бесплодна.

Но и творя «дела веры», по апостолу Иакову (Иак. 2:17), без которых она мертва, «бегая греха», мы еще не стали Христовыми, если надеемся найти спасение в собственном благочестии и «морализме», как это предполагают апологеты протестантизма. Однако одних дел – мало. Нередко, демонстрируя свое «благочестие» и рожденные им дела, мы забываем, что «настоящее христианство есть прежде всего дело– дело жизни для человечества, а потом уже дела. Но дело трудно, а дела – легки». 

Почему? Потому, отвечал В.С. Соловьев, что «христианство, как религия богочеловеческая, предлагает действие Божие, но вместе с тем требует и действия человеческого. Осуществление Царствия Божия зависит не только от Бога, но и от нас, ибо ясно, что духовное перерождение человечества не может произойти помимо самого человечества, не может быть только внешним фактом; оно есть дело, на нас возложенное, задача, которую мы должны разрешать. За раз, одним актом эту задачу не только разрешить, но и осознать во всем ее значении невозможно. Обращение и перерождение даже единичного человека вдруг не совершается»¹⁴.

Лишь придя к выстраданному убеждению, граничащему с ясным и четким духовным видением, о той пропасти греха, которая разделяет и отделяет нас от Бога, почувствовав на самом себе, что такое богооставленность, пролив реки слез от того, что рядом нет Отца, без Которого мы – ничто, человек подготовит себя к самому главному – отказу от своей «человечности» как греховного и богопротивного состояния. Чтобы следующим шагом отвергнуть самого себя и стать «новым» человеком.

Отказ от собственной воли – это не просто молитва «да будет воля Твоя, яко на Небеси, и на земли», ежедневно читаемая христианином, когда втайне он надеется на то, что Господь сделает все по его желанию и воплотит в жизнь картины, созданные его личным воображением. Ничего, кроме самообмана, такая молитва не приносит. Отказ от себя – это горячее и осознанное желание уподобиться Христу, раствориться в Нем, обретая в Боге и с Богом свою личность, до сих пор еще лишь зачаточную. Ведь формирование человеческой личности возможно лишь в молитве, где Личности Бога противостоит нарождающаяся в Боге и при посредстве Его благодати личность «человека молящегося»¹⁵.

В этой связи невольно вспоминается знаменитый евангельский рассказ о чуде, совершенном Христом, когда Он накормил пятью хлебами пять тысяч слушающих Его людей, не считая женщин и детей (Мф. 14:16–21). Поразительно, насколько глубок, мудр и тонок евангельский текст! Как все точно расставлено на свои места, как ясно все выражено! Люди пошли за Христом, не думая о том, что будут есть и где будут спать, пошли за Ним, доверились Спасителю и хотя бы на время, кратко (зато искренне и полно), отреклись от себя. Даже к вечеру, когда голод уже брал свое, люди не роптали, но были близ Христа. 

Апостолы предложили Учителю отпустить их в деревню, дабы люди приобрели еды для себя. Выражаясь по-современному, решили совместить отдание человеком себя в волю Божию с его попытками собственного земного обустройства. Но Христос не попустил этому худому начинанию свершиться. И чудо, совершенное Им, наглядно демонстрирует, сколь многократно, превосходя все наши самые смелые надежды и мечты, Господь наделяет нас всем необходимым и устрояет наши пути, если мы доверимся Ему. Он не только пятью хлебами накормит всех страждущих, но после трапезы апостолы собрали 12 коробов с остатками еды. Какие еще примеры нам нужны, чтобы довериться Христу и отдать свою слабую, грешную волю в Его добрые руки?!

Причастившись Христу (не разово, как при Причастии, а вечно), человек становится сотворцом Бога, Его соработником, Его образом и подобием. Избранный, по апостолу Павлу, ранее сотворения мира, такой человек, святой и непорочный в любви, усыновляется Богомчерез Иисуса Христа (Еф. 1:5).

Молитва усыновленного Богом человека, смирившего гордыню и обратившего свое лицо ко Христу, подобна молнии от неба до земли, раскалывающей пропасть черного небытия, находящегося во власти князя смерти. Как мгновенное соединение человека с Господом, она полна силы Божественной энергии, очищает любой грех и открывает нам путь к Создателю. Бесы, вся немощь которых отчетливо видна на фоне яркой вспышки любви Спасителя, к которой становится причастен по смирению, вере, любви и человек, не могут перенести этот ужасающий их акт возвращения блудного сына к Богу. Для них нет ничего страшнее и чужероднее явления, чем молитва, рожденная в любви и смирении. И оттого они так боятся ее, так беснуются и ищут лазейки, чтобы хоть на мгновение уйти от опаляющего их огненного жара слов, слетающих из уст Христа: «Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа?»(1 Кор. 15:55).

Такова сила молитвы! Неслучайно говорят, что мир стоит молитвами трех (всего лишь!) праведников. Эти слова нельзя понимать буквально, будто молитвы остальных людей Бог «не слышит», лишь эти доходят до Него, и Он творит по ним. Здесь открывает совершенно бесподобное чудо Бого-человекотворения, когда по милости Божией молитва святого праведника если и не создает мир, то по крайней мере оберегает его от сил зла и питает его благодатью. 

Наш праотец Адам по Божественному замыслу творил вместе с Создателем мир, став господином всех зверей земных и дав им имена. И это был лишь первый шаг на пути его вечного соработничества Богу. Праведник-молитвенник, отказавшийся от собственной воли и «свободы», при содействии и помощи Христа становится «новым Адамом», по благодати продолжая устроять Вселенную. Имея особое блаженство общения с Христом, упокоившиеся праведники становятся Его помощниками, через которых Он приуготовляет Свое воцарение в мире. Блаженные умершие участвуют в жизни и покойных, и живых, и в этом проявляется их земное служение. Хотя для нас остается тайной, как оно совершается, сам факт их соработничества с Христом, по мнению авторитетных богословов, не подлежит сомнению¹⁶.

Подытоживая, скажем, что смысл существования каждого из нас раскрывается лишь тогда, когда мы имеем единую жизньс Христом, как писал святой праведный Иоанн Кронштадтский (память 20 декабря). Несмотря на ясность и очевидность словосочетания, это в действительности невероятно тяжелый подвиг, не прекращающийся до самой смерти христианина. Зато велика и награда. Не счастливая жизнь на земле, как она представляется тому или иному поколению, не минута восторженного поклонения или нечто подобное, а вечная жизнь с Богом в Царствии Небесном и есть тот удел, который изначальнобыл уготован человеку. Это и является первой и последней целью нашего существования.

***

Церковь часто сравнивают с кораблем, которым христианин единственно и спасается. В этой связи познание человеком своих грехов можно сравнить с открытием мореплавателем контуров идущих ему наперерез айсбергов, острых рифов и подводных камней, угрожающих потопить и погубить его. Молитва же освещает душе путь спасения, уберегая от опасностей вечной гибели, как светильник указывает кораблю путь его следования…

Алексей Михайлович Величко, профессор, доктор юридических наук, заслуженный юрист Российской Федерации

¹ К. Леонтьев о Владимире Соловьеве и эстетике жизни. – М., 1912. – С. 37–38. 

²Послание блаженной памяти самодержца Феодосия к почтеннейшему Диоскору, епископу Александрийскому // Деяния Вселенских Соборов: в 4 т. Т. 2. – СПб., 1996. – С. 68.

³Геростергиос Астериос. Юстиниан Великий – император и святой. – М., 2013. – С. 136.

⁴Иоанн (Зизиулас), митр. Бытие как общение. Очерки о личности и Церкви. – М., 2006. – С. 9–10. 

⁵Филиппсон М. Религиозная контрреволюция в XVI в. Общество иезуитов. – М., 2011. – С. 60, 62, 88. 

⁶Достоевский Ф.М. Бесы // Достоевский Ф.М. Собр. соч.: в 15 т. Т. 7. – Л., 1990. – С. 238. 

⁷Иоанн (Зизиулас), митр. Указ соч. – С. 21. 

⁸Дюшен Л., аб. История Древней Церкви: в 2 т. Т. 1. – М., 1912. – С. 268–269. 

⁹Паисий Святогорец, прп. Слова: в 6 т. Т. 1. – Салоники–Москва, 2007. – С. 47. 

¹⁰Гавриил (Бунге), схиархим. Господи, научи нас молиться. Личная молитва по преданию святых отцов. – М.: Никея, 2017.

¹¹Капли любви Божией. Слова утешения и духовной поддержки преподобных Паисия Святогорца, Порфирия Кавсокаливита, старцев Иосифа Исихаста и Фаддея Витовницкого. – М., 2018. – С. 210. 

¹²Леонтьев К.Н. Четыре письма с Афона. Письмо четвертое // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. – М., 1996. – С. 37. 

¹³Игнатий (Брянчанинов), свт. Зрение греха своего // Святитель Игнатий (Брянчанинов). Аскетические опыты: в 2 т. Т. 2. – М., 1993. – С. 123.

¹⁴Соловьев В.С. Об упадке средневекового миросозерцания // Соловьев В.С. Сочинения: в 12 т. Т. 6. – СПб., б/г. – С. 348, 352–353.

¹⁵Гавриил (Бунге), схиархим. Указ. соч.

¹⁶Булгаков Сергий, прот. Апокалипсис Иоанна. Опыт догматического истолкования. – Париж, 1948. – С. 123, 181.