Восстановив отмененный Петром I закон о наследовании престола, император Павел I сумел существенно ограничить зависимость престолонаследия от борьбы дворцовых партий и придворной конъюнктуры, но все же эпоху дворцовых переворотов ему суждено было прекратить не своим Указом, а мученической кончиной.
Среди великих деяний императора Павла I, которые он успел совершить, – Указ от 18 декабря 1797 г., возводящий Александро-Невский монастырь в достоинство Лавры.
После монастырской реформы, проведенной Екатериной II, Лаврами были названы Киево-Печерский и Троице-Сергиевый монастыри. Петербургский Александро-Невский монастырь стал третьей Лаврой империи.
Коротким было правление императора Павла. Всего четыре года четыре месяца и четыре дня продолжалось оно. В ночь на 12 марта 1801 г. император был убит подкупленными англичанами крепостниками-заговорщиками.
Как достоверно известно, в заговор был посвящен и старший сын императора Павла – будущий император Александр I.
По уверениям самой Екатерины II, ее внук уже в четыре года делал необыкновенные успехи в учебе:
«Намедни господин Александр начал с ковра моей комнаты и довел мысль свою… до формы земли… Я принуждена была послать в Эрмитажную библиотеку за глобусом. Но когда он его получил, то принялся усердно путешествовать по земному шару и через полчаса, если не ошибаюсь, он знал почти столько же, сколько покойный г. Вагнер пережевывал со мной в продолжение нескольких лет».
Мнения преподавателей Александра о его успехах в учебе заметно разнятся с мнением императрицы.
«Замечается в Александре Павловиче… – писал своем о воспитаннике А.Я. Протасов, – много остроумия и способностей, но совершенная лень и нерадение узнавать о вещах, и не только чтоб желать, ведать о внутреннем положении дел… но даже удаление читать публичные ведомости и знать происходящее в Европе».
Еще более категоричны в оценке собственноручные записи Александра.
В 12 лет он послушно записывал в своем дневнике под диктовку республиканца Лагарапа:
«После того как меня учили читать шесть лет сряду, пришлось снова учить меня складам подобно шестилетнему ребенку. И так, в продолжение всего этого времени, я не научился ничему не по недостатку в способностях, а потому, что я беспечен, ленив и не забочусь быть лучшим…»
Записывая диктовку Лагарпа, Александр не мог знать, что в 23 года ему придется встать во главе организованного на английские деньги заговора… Не знал…
Как не знал он и того, что подкупленные англичанами рабовладельцы в тот роковой вечер 11 марта 1801 г. накинули удавку и на его, Александра, шею…
И даже блистательная победа над Наполеоном не поможет ему высвободиться из этой страшной петли.
Ведь после завершения Отечественной войны Александр I совершит, быть может, еще большее предательство, нежели в ночь на 12 марта 1801 г.
Еще во время наступления Наполеона на Москву Александр I сказал, что лучше он отрастит бороду и будет питаться картофелем с последним из своих крестьян, нежели подпишет постыдный мир.
И вот он победил. Победил вместе с народом. И в награду снова вернул в руки трусоватых дворян-рабовладельцев свой народ, который одержал победу в Отечественной войне и который спас Отечество и Царя…
Думал ли об этом император? Наверняка думал. С каждым годом все мучительнее, все больнее терзали его угрызения совести. В последние годы жизни он полюбил монастыри, полюбил церковные службы. И все нестерпимей становилась возникшая еще в детстве раздвоенность, и, наконец, когда она стала совсем непереносимой, в ночь на 1 сентября 1825 г. император уехал в далекий Таганрог, чтобы внезапно умереть там или – роковая загадка! – превратиться в загадочного Федора Кузьмича и под этим именем начать новую жизнь, чтобы научиться думать и чувствовать так, как должен думать и чувствовать человек в десять лет…
По официальной версии, поездка в Таганрог была вызвана назначением врачей. Они нашли, что для здоровья императрицы Елизаветы Алексеевны полезно провести зиму на юге. Сама по себе эта версия выглядела неубедительно. Не очень-то веской была причина, чтобы императору покинуть свою столицу на столь длительный срок… Не очень удачно было выбрано и место для лечения. Все-таки побережье Азовского моря, даже и в России, далеко не самый лучший зимний курорт.
Тем не менее 1 сентября император покинул Петербург. Только он сам, кажется, и знал, что покидает свою столицу навсегда. Странным и зловещим был этот отъезд. Из Каменноостровского дворца император выехал ночью, выехал без всякой свиты…
В четыре часа с четвертью пополуночи коляска императора, запряженная тройкой, остановилась у ворот Александро-Невской Лавры. Здесь его уже ждали. Александр принял благословение от митрополита Серафима и направился в соборную церковь. «Спаси, Господи, люди Твоя», – запели монахи. Войдя в собор, государь остановился перед ракою святого Александра Невского, и началось молебствие…
Когда наступило время чтения Евангелия, император сказал митрополиту: «Положите мне Евангелие на голову!», – и опустился на колени. По окончании молебна государь попросил проводить его к лаврскому схимнику старцу Алексию. Когда дверь кельи схимника отворилась, мрачная картина представилась глазам государя: пол и все стены до половины были обиты черным сукном; с левой стороны у стены виднелось большое распятие с предстоящими Богоматерью и евангелистом Иоанном; у другой стены кельи находилась черная длинная деревянная скамейка; лампада, горевшая перед иконами, тускло освещала печальное жилище схимника.
Когда император вошел в келью, схимник пал на колени перед распятием.
– Государь, – обращаясь к Александру, сказал он. – Молись.
Александр положил три земных поклона, а схимник, взявши крест, прочел отпуст и осенил государя.
По окончании молитвы государь вполголоса спросил у митрополита:
– Где спит схимник? Я не вижу постели…
– Спит он, – отвечал митрополит, – на том же полу, перед сим самым распятием, пред которым молится.
– Нет, государь, и у меня есть постель, – сказал схимник и повел императора за перегородку в своей келье, где стоял черный гроб, в котором лежала схима, свечи и все относящееся к погребению. – Смотри! Вот постель моя, и не моя только, а постель всех нас: в ней все мы, государь, будем спать…
Когда император садился в коляску, глаза его были наполнены слезами. Перед выездом из Петербурга он остановился у заставы и, обратившись назад, несколько минут, в задумчивости, глядел на город, как бы прощаясь с ним.
В Таганрог император приехал 13 сентября. Через 10 дней приехала императрица, которая буквально сразу же начала быстро поправляться – «окрепла и физически и морально». 20 октября Александр I отправился в Крым и в Таганрог вернулся уже больным…
Последние дни его жизни подробно расписаны в журнале, который вел генерал-адъютант П.М. Волконский.
«5 ноября. Государь император изволил возвратиться из Крыма в 6 часов вечера… На вопрос мой о здоровье его изволил ответить по-французски: «Я чувствую маленькую лихорадку, которую схватил в Крыму, несмотря на прекрасный климат, который нам так восхваляли. Я более чем когда-либо думаю, что мы прекрасно сделали, избрав Таганрог местопребыванием моей жены…»
«6 ноября. Поутру в 8 часов позван я был, как по обыкновению, к его императорскому величеству во время умывания: спросил о его здоровье, его величество изволил отозваться, что ночь провел изрядно и лихорадки не чувствовал. Взгляд у государя был слабый, и глаза мне показались мутны. Сверх того, глухота была приметнее, и до того, что, докладывая по некоторым бумагам, его величество изволил сказать мне, чтобы я остановился чтением до совершенного окончания его туалета. Одевшись, его величество, вышедши в кабинет, стал у камина греться, приказав мне продолжать доклад…»
«8 ноября. Ночь проводил неспокойно и имел лихорадку. Поутру в 8 часов изволил делать свой туалет по обыкновению, приняв от меня поздравление с праздником, сожалел, что не может идти к обедне, дабы не возобновить лихорадки. Отпустив меня к обедне, сам изволил в кабинете, сев на канапе, заняться чтением Библии. После обедни, пришедши к его величеству, нашел его сидящим на канапе в маленьком жару. Государь изволил спрашивать, по обыкновению, хорошо ли отправлялась служба, как пели певчие, и хорошо ли служил вновь вывезенный его величеством из Новочеркасска диакон.
Вечером сделался пот, который продолжался всю ночь».
Здесь нужно сделать примечание. 8 ноября Православная Церковь празднует Собор Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных – Архангелов Гавриила, Рафаила, Уриила, Селафиила, Иегудиила, Варахиила и Иеремиила. И легко предположить, что, расспрашивая, как пели в церкви, император Александр думал о других голосах, которые ему, отцеубийце, вскоре предстоит услышать…
Но пойдем дальше…
«9-го ноября. Ночь была изрядная. Поутру, хотя пот и продолжался, но государь чувствовал себя лучше, что продолжалось во весь день. Так как в тот день должна была отправиться экстрапочта в Санкт-Петербург, то и просил я у его величества, чтобы изволил писать ее величеству о болезни. Государь император приказал государыне писать к ее императорскому величеству государыне императрице Марии Федоровне… что, возвратясь из Крыму с лихорадкою, принужден не выходить из дома, дабы не увеличивать лихорадки».
Как явствует из «Журнала» Волконского, первый обморок с императором случился 10 ноября, второй – на следующий день.
Любопытно замечание лейб-медика государя баронета Я.В. Виллие, сделанное в эти дни:
«Начиная с 8-го числа, я замечаю, что что-то такое другое его занимает больше, чем его выздоровление, и безпокоит его мысли…»
14 ноября
«около обеда сделался опять сильный жар, и за ушами шея к голове заметно покраснела, почему гг. Виллие и Стоффреген предложили его величеству поставить за уши пиявки, но государь и слышать о сем не хотел…»
Пиявки за уши, 35 штук, поставили на следующий день, когда император исповедался и причастился. Смотреть на императора стало страшно : плешивая голова, только за ушами шевелятся черные волосы пиявок.
«16 ноября. Ночь проводил худо и все почти в забытьи; в 2 часа ночи попросил лимонного мороженого, которого откушал одну ложечку, потом во весь день ему было худо; к вечеру положили еще к ляжкам синапизмы (горчичники. – Ред.), но жар не уменьшился. Государь был все хуже, в забытьи, и ничего не говорил».
«17 ноября. Ночью было государю худо, поутру в шесть с половиной часов положили на спину шпанскую муху. В 10 часов утра стал всех узнавать и немного говорить, то есть только просил пить. К вечеру сделалось хуже, однако позвал меня и сказал «сделай мне» – и остановился; я спросил у его величества: «Что прикажете сделать?» Посмотрев на меня, отвечал: «полосканье»; отошед от него, заметил, что уже нельзя ему полоскать рта, потому что сил не имел, чтобы подняться, а между тем забылся опять и был всю ночь в опасности».
И вот наступило 19 ноября…
«Утро было пасмурное и мрачное, площадь перед дворцом вся была покрыта народом, который из церквей, после моления о здоровье государя, приходил толпами ко дворцу, чтобы получить вести о положении императора. Государь постоянно слабел, часто открывал глаза и прямо устремлял их на императрицу и святое распятие… В выражении лица его незаметно было ничего земного, а райское наслаждение и ни единой черты страдания. Дыхание становилось все реже и тише».
«В 10 часов и 50 минут испустил последний дух. Императрица закрыла ему глаза и, подержав челюсть, подвязала платком, потом изволила пойти к себе».
Внезапность и необъяснимость (от простуды? от лихорадки?) смерти императора, в глуши, вдалеке от столицы, сразу вызвала разговоры и недоумения… Беспокоили всех и противоречия в свидетельствах очевидцев кончины императора.
На следующий день вечером было сделано вскрытие тела. Вскрывали грудную полость, брюшину и череп, чтобы установить причину смерти …
Акт вскрытия, хотя его и подписали девять врачей, многие из которых были настоящими светилами в медицине, завершался весьма смутным и условным выводом, дескать, «сиe анатомическое исследование очевидно доказывает, что августейший наш монарх был одержим острою болезнью, коею первоначально были поражены печень и прочие, к отделению желчи служащие, органы. Болезнь сия в продолжении своем постепенно перешла в жестокую горячку с приливом крови в мозговые сосуды и последующими затем отделением и накоплением сукровичной влаги в полостях мозга и была, наконец, причиною самой смерти его императорского величества».
Князь В.В. Барятинский, занимаясь в дальнейшем разбором смерти императора Александра I, разослал этот акт вскрытия видным петербургским медикам и получил заключение от них, «что при всей трудности определить по протоколу вскрытия причину смерти – смерть эта отнюдь не могла произойти ни от брюшного тифа, ни от малярии («крымской лихорадки»), как пишется в большинстве биографий Александра I…
Разбирая бумаги, оставшиеся в кабинете Александра в Таганроге, Волконский и Дибич нашли церемониал погребения Екатерины II. Зачем император взял его с собою в Таганрог? Еще больше недоумений вызывают медлительность и небрежность в организации похорон Александра I, словно не императора хоронили, а частного человека. Только через два дня было произведено вскрытие тела и началось бальзамирование.
«21 числа, поутру в 9 часов, по приказанию Дибича, отправился я, как старший в чине из числа моих товарищей, для присутствия при бальзамировании тела покойного государя, – вспоминает Н.И. Шениг. – По окончании бальзамирования одели государя в парадный общий генеральский мундир, со звездою и орденами в петлице, на руках перчатки, и положили на железную кровать, на которой он скончался, накрыв все тело кисеею. В ногах поставили аналой с Евангелием, которое по очереди читали священники, сменяясь каждые два часа».
Однако прошло почти три недели после кончины государя, прежде чем тело императора было перевезено из дворца в собор Александровского монастыря.
Здесь гроб стоял и 14 декабря, когда в Петербурге вышли на Сенатскую площадь те, чьи иллюзии разделял и поддерживал мертвый император.
29 декабря, когда, выдержав декабрьский экзамен на императорское звание, Николай подавил мятеж и арестовал основных заговорщиков, печальный кортеж двинулся в Петербург. Императрица Елизавета Алексеевна не сопровождала тело мужа. Она, хотя и чувствовала себя хорошо, осталась в Таганроге до весны.
Гроб повезли через Харьков, Курск, Орел, Тулу… 3 февраля, когда поезд прибыл в Москву, слух, что император скрылся, а в гробу везут тело умершего солдата, принял угрожающие размеры.
Гроб поставили в Архангельском соборе Кремля, но уже в девять часов вечера кремлевские ворота заперли и выкатили к ним заряженные орудия. В Кремле расположилась пехота, а кавалерийская бригада с оседланными лошадями – в экзерциргаузе.
Гроб в Москве не открывали. Как свидетельствуют лица, сопровождавшие его, первый раз гроб открыли 7 февраля в семь часов вечера в селе Чашошкове. Второй осмотр был произведен лично графом Аракчеевым за Новгородом, а вот в третий раз осматривали тело всего несколько десятков километров спустя – в деревне Бабине… Где-то здесь, вблизи Тосно, встретила гроб сына императрица Мария Федоровна.
Сцена знаменательная. Четверть века назад мартовской ночью 1801 г. императрица пыталась прорваться в кабинет своего мужа императора Павла, и ее не пускали туда. Теперь ей не желали показать тело сына, организовавшего в ту мартовскую ночь убийство отца.
В.В. Барятинский полагает, что это по требованию императрицы, а не по личному приказу императора Николая I и было произведено лейб-медиком Яковом Виллие вскрытие гроба…
Почему ни в Москве, ни в Петербурге не открывали гроб? «Кажется, единственно по той причине, – пишет Тарасов, – что цвет лица покойного государя был немного изменен в светло-каштановый, что произошло от покрытия оного в Таганроге уксусно-древесною кислотою, которая, впрочем, нимало не изменила черт лица».
Однако утверждение это, как мы видим, противоречит свидетельствам о хорошей сохранности тела. Загадок и неувязок, связанных со смертью императора Александра, так много, что смутные слухи о его уходе вскоре переросли в твердую убежденность общества, будто именно так и обстояло дело. Скоро нашелся и человек, в которого якобы воплотился император Александр в новой жизни. Это был старец Феодор Кузьмич, человек святой жизни, великий подвижник и молитвенник…
Как мы говорили, можно спорить, насколько справедлива эта версия и, по-видимому, мы никогда не узнаем этого наверняка, но важно не только то, что было на самом деле, а то, во что поверила народная душа…
Сын, с молчаливого согласия которого был убит злодеями-крепостниками его отец император Павел. Реформатор-либерал, увлекающийся масонством. Первый русский император, сумевший осознать мистическую силу единения монарха с подданными, поднявший свой народ на Отечественную войну и одержавший величайшую победу. Одинокий, слабый правитель, который не сумел противиться злобному и агрессивному натиску рабовладельческой аристократии и так и не освободил народ из жестокой неволи…
В этот ряд естественно и логично для народной совести вписывается превращение императора Александра в старца, замаливающего свои грехи.
Оно из той русской жизни, сила которой и помогла стране одолеть и новоявленного завоевателя Вселенной, и ту иноземную мистику, что липучим туманом стремилась окутать сознание России.
В жизни ничего не происходит случайно, и ничто не проходит бесследно…
Незадолго до своей загадочной кончины император Александр говорил, что солдат служит в армии 25 лет и выходит в отставку, а он на императорской службе тоже 25 лет. Пора и ему на покой…
Скорее всего, превращение императора Александра I в старца Феодора Кузьмича – только легенда… Но легенда эта рождается не в досужих сплетнях, а в том мистическом единении монарха и народа, которое так реально, так величественно, так победительно проявилось в 1812 г., в единстве, которое было предано Александром I после войны…
Таким же мистически непостижимым образом легенда о бегстве императора от одинаково враждебных и ему, и его народу рабовладельцев в народную глубь облеклась в реальную плоть и начала свое независимое ни от каких доводов историков бытие…
В 1789 г. будущий директор швейцарской республики Фридрих-Цезарь Лагарп, насмешливо кривя губы, диктовал будущему русскому императору, что если тот проживет до 60 лет, то, может быть, научится тому, что другие знают в 10…
В 1825 г., когда фельдъегерские тройки мчали в Петербург безвестное тело, названное телом русского императора Александра I, самому Александру, а теперь – Феодору Кузьмичу, оставалось до 60-ти как раз одно десятилетие…
Николай Коняев