Бог ждет от нас только смирения, – полагал преподобный Паисий Святогорец, – все остальное – результат действия Божией Благодати, которую привлекает к себе смиренный человек.
«Добродетель в собственном смысле всего одна, и имя ей – смирение, – рассуждает святой Паисий Святогорец, – Но вы этого не понимаете, поэтому я назову еще одну добродетель, имя которой – Любовь. Но подумайте сами: если у человека есть смирение, то разве у него может не быть любви? Авва Исаак говорит: «Что соль для всякой пищи, то и смирение для всякой добродетели»1. Видишь, как выходит, без смирение добродетели несъедобны!»2
Добродетели смирения противостоит страсть гордости, которая низвергла в пропасть светлейшего Ангела, превратив его в темного Люцефера.
«Если человек смирится, то благодать может в минуту его осиять, сделать ангелом, и он попадет в рай. А если возгордится, в минуту сделается тангалашкой и окажется в аду»3, – отмечает святой Паисий.
«Разве в Священном Писании не говорится: Бог гордым противится, смиренным же дает благодать (1 Петр. 5, 5), – продолжает преподобный – Так уж Бог определил. «Смиренный» означает «имеющий благодать».4
Самые первые уроки смирения святой Паисий получил в семье.
Его отец – Продром Эзнепидис возглавлял Фарасскую общину небольшого греческого поселения в турецкой Капподокии. Жители Фарас, наследники великих отцов-каппадокийцев, любили Церковь, занимались сельским хозяйством, при этом постоянно были «начеку», обороняясь от турецких разбойников. В жилах предков святого Паисия текла героическая кровь, сам преподобный говорил, что у них была «сумасшедшая жилка».
Святой Паисий стал восьмым ребенком Продрома и его супруги Евлогии (ενλογιαпо-гречески означает «благословение»), происходившей из обедневшего аристократического рода Франгопулосов и состоявшей в родстве с ныне прославленным Арсением Каппадокийским. Посватав Евлогию у ее матери-вдовы и получив ее благословение, 22-летний Продром в тот же день обвенчался с 15-летней Евлогией.
Два первенца молодой семьи умерли в младенчестве, сразу же после крещения, третий ребенок – девочка, названная Зоей (на греческом значит «жизнь»), и все последующие дети Эзнепидисов выжили.
Вскоре после рождения св. Паисия (25 июля 1924 г.), пришла весть о насильственном переселении греков из Малой Азии в Элладу. Семье предстоял горький путь эмиграции, опасное путешествие в греческую Коницу – в этом живописном городке, среди горных рек и водопадов, прошли детские и юношеские годы святого.
…И Продром, и Евлогия – каждый по-своему – учили своих отпрысков смирению. Отец был горячим и строгим и частенько наказывал детей. Мать, напротив, к детским шалостям относилась с благородным великодушием: творила молитву Иисусову, при этом отворачивалась и делала вид, что не замечает детского озорства. Нежное сердце святого Паисия (в крещении – Арсения) отзывалось на это болью и решимостью не повторять проступки.
При каждом удобном случае мать напоминала мальчику о смирении. Когда выяснилось, что Арсений бегает быстрее других детей, и те обзывают его «беженцем», Евлогия сказала:
– Побегать захотелось? Вот тебе двор, бегай, пожалуйста. Почему ты хочешь бегать наперегонки на видном месте? Чтобы все тобой любовались и говорили: «Ах, какой он молодец!». В этом есть гордость!5
Утром и вечером взрослые и дети собирались на молитву. «Помните, – говорил отец, – дважды в день человек должен предстать перед Богом, как солдат на проверку».6Евлогия, прозванная соседями «ходячим календарем», наизусть помнила даты памяти святых, со всей строгостью семья соблюдала посты. Каждое воскресенье и по большим праздникам все вместе шли в церковь.
Окончив начальную школу, Арсений выразил твердое намерение стать плотником. Желание это зародилось у мальчика благодаря бабушке Хаджи-Христине, которая прожила в Конице всего один год – однако и этого времени хватило, чтобы посеять в душу маленького Арсения высокие переживания. Вместо сказок бабушка рассказывала внуку что-нибудь из Евангелия или из житий святых. Вместе они рассматривали иконки, среди которых нашелся маленький иерусалимский образок с изображением Ребенка-Христа, помогающего праведному Иосифу в столярной мастерской. Запечатлевшись в нежном сердце Арсения, этот образ пробудил в нем любовь к столярному ремеслу, которому мальчик пошел учиться после младшей школы.
Первым самостоятельным изделием Арсения-плотника стал деревянный крест – тот крест, без несения которого невозможна главная христианская добродетель смирения.
Отслужив в армии и став монахом в монастыре Эсфигмен на Афоне в течение двух с половиной лет будущий старец нес мученическое послушание у столяра Исидора – с тяжелым невоздержанным характером. «О, какую же огромную пользу принес мне этот человек! Он бил меня, как бьют о камни только что выловленного осьминога, – вспоминал преподобный Паисий. – Но этим битьем он очистил меня от всех скрытых во мне «осьминожьих чернил».7
Уже тогда здоровье 30-летнего подвижника пошатнулось – у него начался кашель с кровью. Впоследствии святой нес крест многочисленных болезней: ему удалили левое легкое, он страдал от межпозвоночной грыжи, а когда случился заворот кишок – врачи обнаружили последнюю стадию рака… «Болезнь меня связывает», – жаловался старец Паисий. Но тут же рассуждал о неоценимой пользе понесенных страданий: «Мученические боли моего недуга принесли мне пользы больше, чем аскетические старания всей предыдущей жизни… Болезнь помогла мне так, как ни одно из аскетических деланий. Я смирился, возгнушался собой».8
Людям тяжело больным и их родственникам преподобный часто говорил о духовной пользе такого рода страданий. Однажды он обнял и начал радостно целовать ноги парализованного юноши:
– Ножки вы, ножки, прямо в рай приведете по дорожке!
Часто по горячей молитве старца тяжело больные выздоравливали. Не молился святой Паисий лишь о собственном здравии…
Несмотря на все свои дарования преподобный Паисий всячески избегал почестей. Он, например, так и не стал священником и духовником. А когда один человек в лицо назвал его святым – заплакал. Смирение нравилось старцу просто как слово: он любил использовать его в обычной своей речи в быту, например: «сделай-ка свет немного посмиренней», «смиренная скамеечка», «это дерево надо бы сделать маленько посмиренней (т.е. обрезать ему ветви) и т.п.».
– Каким образом возделывается смирение? – спрашивали у старца те счастливцы, которым удалось добраться до его «смиренной», утопающей в зелени кельи «Панагуда» монастыря Кутлумуш на святой горе Афон.
– Смирение возделывается любочестием и удобряется навозом падений, – отвечал святой, – Любочестный человек все, что имеет хорошего, приписывает Богу. Видит множество благодеяний Божих и понимает, что он их недостоин, смиряется и постоянно славословит Бога. И чем больше смиряется и прославляет Бога, тем сильнее на него изливается Божественная Благодать. Это добровольное смирение. А смирение, которое происходит от непрестанных падений, – вынужденное смирение.
– Геронда, что мне поможет в стяжании деятельного смирения? – интересовались пришедшие монахини.
– Как стяжать смирение? Тебе слово, а ты десять? Не терпишь ни малейшего упрека? Знаешь что, дорогая, когда тебе дается возможность смиряться, смиряйся. Твое лекарство состоит в том, чтобы вести себя просто, смиренно, как земля: принимать и дождь, и град, и мусор, и плевки, если хочешь освободиться от своих страстей. Унижения от других помогают человеку быстро освободиться от своего ветхого «я», если он их принимает.9
– Геронда, если человек сам себя смиряет, укоряет и говорит: «Я ущербный, никчемный, пропащий человек и т.п.», этим он помогает себе стяжать смирение? – спрашивали старца.
– Самому себя легко смирять, но это не значит, что у человека есть настоящее смирение.
…Когда я жил на Синае, – вспоминал святой Паисий, – там был мирянин по имени Стратис. Если ты ему кричал: «Господин Стратис», он отвечал: «Какой господин? Грешный, грешный Стратис зови». Все говорили: «Какой смиренный человек!» Однажды он проспал утром и не встал вовремя на службу. Кто-то пошел его будить. «Стратис, ты все спишь? Уже Шестопсалмие прочитали. Ты, что не пойдешь на службу?» Он как стал кричать: «Да у меня благочестия больше, чем у тебя, и ты будешь мне говорить, чтобы я шел в церковь?» Кричал, как сумасшедший… Даже схватил ключ от двери – такой большой, как от амбарного замка, – и замахнулся на человека, потому что задели его самолюбие…
Опозорился Стратис. Видишь, что делается? Сам себя называл грешным, но едва задели его самолюбие, просто озверел!10
– А может человек не иметь смирения, но быть кротким и не отвечать, когда его оскорбляют? – снова интересовались паломники.
– Смиренный человек кроток, – говорил святой Паисий. Но это не значит, что кто кроток, тот и смирен. В кротости должно быть и смирение, потому что если его нет, то человек может внешне казаться кротким, но внутри быть исполнен гордости и говорить о других: «Они ненормальные, нечего на них и внимание обращать, пусть себе говорят!» Как тот монах, которого отцы никогда не видели разгневанным и который никогда не отвечал, если ему досаждали. Поэтому однажды его спросили: «Какой помысел он всегда имеет в сердце своем, что, подвергаясь оскорблениям или перенося от кого-либо обиду, он показывает такое долготерпение?» На что тот отвечал: «Мне ли обращать внимание на их недостатки… Это лающие псы». То есть он презирал других.11Знак духовного преуспеяния, по мнению старца Паисия, состоит в том, что хорошее в себе человек не считает важным, а добро в другом замечает и ценит гораздо выше собственного – в этом случае на него обильно сходит Благодать Божия.
Наше время отличается пустозвонством и дешевой сенсационностью, – сокрушается святой Паисий. От тщеславия, стремление возвыситься в глазах других людей человек ощущает внутреннюю пустоту. Ведь духовная жизнь совсем не похожа на мирскую – она любит тишину. Если для развития бизнеса нужна реклама, известность, то в духовной сфере «бизнес» будет успешным только в одном случае, если человек смирится и возненавидит мирскую славу12.
«Хорошо, если мы будем нести посильный подвиг добросовестно, избегая шумихи, не беря на себя то, что превышает наши возможности, иначе это повредит нашей душе и телу, а часто будет и в ущерб Церкви, – рассуждает преподобный, – К несчастью, не все из нас смотрят на вещи духовно, а потому и самих себя лишают радости и даров Божиих, и Господа огорчают своим плачевным состоянием и ставят в сложное положение. Так как если Он даст нам какие-либо дарования, мы сразу же возгордимся (плохо еще и то, что мы своим высокомерием наносим раны душам других), если же не даст, то, видя наше злосчастное положение, будет скорбеть о нас, как любящий Отец, потому что приготовил несметные богатства, чтобы одарить нас ими».13
Как хорошо было бы нам познать самих себя! Тогда смирение стало бы нашим неотъемлемым состоянием и Господь осыпал бы нас Своими богатыми дарами! – делает вывод старец
Противоположная смирению и не всегда уловимая страсть гордости принесла много бед на Небе и на Земле, она же – обычная причина тяжелой плотской брани.
– Меня мучают плотские помыслы, и я впадаю в уныние. Боюсь, что никогда не выйду из этого состояния, – исповедуется очередной посетитель старцу Паисию.
– Мужайся, добрый мой человек, и в конце концов Христос победит. Пой: «От юности моея враг мя искушает, сластьми палит мя: аз же надеяся на Тя Господи, побеждаю сего». По сути, не так уж и виновата бедная плоть, виновата гордость. На самом деле, у тебя много достоинств, которые, конечно, дарованы Богом, но из-за некоторого нерадения и невнимательности враг находит удобный момент и ввергает тебя в гордость. И вместо того чтобы омывать свое лицо слезами радости и благодарности к Богу, ты орошаешь его слезами скорби и печали. Отсюда следует такой вывод: если мы не смиримся добровольно, то нас смирят принудительно, поскольку Благой Бог нас любит.14
«Смиренных людей можно также сравнить с соловьями, которые прячутся от чужих глаз и своим дивным пением наполняют души людей радостью, днем и ночью прославляя своего Творца. Гордецы же ведут себя как куры, кудахчущие так оглушительно, как будто снесенное ими яйцо размером с нашу планету», – говорил святой Паисий со свойственным ему «особым» юмором.
«Особая» просьба уже тяжело больного старца заключалась в том, чтобы его похороны прошли «без всякого шума».
В октябре 1993 г. преподобный Паисий поселился в монастыре святого Иоанна Богослова в Суроти неподалеку от Салоник. Здесь старец мучительно болел и скончался 12 июля 1994 г. – в день первоверховных апостолов Петра и Павла. Поздно вечером в тот же день состоялось заупокойное всенощное бдение в домовом храме Святых Архангелов в сестринском корпусе монастыря. По завещанию преподобного, отпевал старца единственный монастырский священник отец Николай в присутствии игуменьи и нескольких сестер. К могиле за алтарем храма преподобного Арсения Капподокийского погребальная процессия шла в кромешной темноте. Только впереди монахиня несла маленький фонарик, да еще две свечки освещали последний путь старца – все так, как он и хотел.15
При свете огарка батюшка произнес заупокойные стихиры, игуменья прочитала 100 молитв «Господи Иисусе Христе, покой душу раба Твоего», положенных при монашеском погребении. Наступившую тишину нарушил торжественный возглас священника: «Христос Воскресе!».
Только через три дня народ узнал о кончине святого Паисия.
А через 20 лет в 2015 г. церковь преподобного Арсения Капподокийского, у которой погребли старца, стала также и храмом прославленного в лике святых преподобного Паисия Святогорца.
Подготовила Ольга Каменева
[1]Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. Слово 46. – С. 245.
2Паисий Святогорец. Слова. Т. V.Страсти и добродетели. – М.: Орфограф, 2017. – С. 169–170.
3Там же. С. 172.
4Там же. С. 172–173.
5Житие преподобного Паисия Святогорца / Пер. с греч. – 3-е изд. – М. : Орфограф, 2021. – С. 45.
6Там же. – С. 43.
7Там же. – С. 135–136.
8Там же. С. 550–551.
9Паисий Святогорец. Слова. Т. V.Страсти и добродетели. – М.: Орфограф, 2017. – С. 169–170.
10Там же. – С. 179–180.
11Там же. – С. 181.
12 Там же. – С. 83.
13Там же.
14Там же. – С. 177.15Житие преподобного Паисия Святогорца / Пер. с греч. – 3-е изд. – М. : Орфограф, 2021. – С. 558.