К 165-летию открытия Николаевской железной дороги и к 220-летию со дня рождения императора Николая I (1796–1855).
Публикуем небольшие фрагменты дневника Алексея Михайловича Петропавловского о его путешествии в 1852 г. из Санкт-Петербурга в родной город Кашин. Рукопись хранится в Кашинском краеведческом музее.
А.М. Петропавловский родился в 1808 г. в Кашине в семье священников, предки которых служили в кашинской церкви Петра и Павла с XVII в. Он окончил Тверскую духовную семинарию и Московский университет, служил чиновником в Санкт-Петербурге в канцелярии Главного управления путей сообщения и публичных зданий. Воспоминания написаны в 1856 г., выпущены отдельным изданием небольшим тиражом в 2011 г. при содействии МОО «Общество любителей железных дорог».
Предположение путешествия
Причина всякого движения есть сила движущая: без силы паров не могут двигаться поезда по железной дороге, без денег нельзя делать никакого путешествия, никакой поездки. Желание мое быть на родине, увидеться там с родителями и родными, посетить места, приятные по воспоминаниям детства, день ото дня усиливалось, а ожидания меня в Кашин, изъясняемые в письмах добрых моих родителей, становились для них невыносимо тягостными. Поэтому решено ехать в Кашин.
Получение награды и железная дорога
В апреле месяце 1851 г. получена Высочайшая награда 200 руб. серебром. Но вот из Санкт-Петербурга через Тверь проводят в Москву и уже оканчивают постройкою железную дорогу, по которой можно будет проехать из Санкт-Петербурга до Твери в 16 часов вместо двух с половиною суток, обыкновенно требующихся для самой скорой езды туда в почтовой карете. На переменных лошадях надобно было бы употребить на это времени более трех суток, а на протяжных обыкновенно ездят отсюда до Твери в 10, 11 и даже в 12 суток: такая езда очень дорого обходится. Большая также разница в цене проезда в почтовой карете от езды по железной дороге. В почтовой карете место напереди стоит 15 руб. серебром, а внутри кареты – 20 руб. серебром от Петербурга до Москвы; та же цена и до Твери. А по железной дороге 1-е место – 19 руб. серебром, 2-е – 14 руб., а 3-е – 7 руб. до Москвы, а до Твери, по расчету верст, и того менее. Езда весьма удобная даже в последнем месте, место это до Твери стоит 5 руб. 20 коп. серебром. Надобно потерпеть и подождать окончания постройки железной дороги, а деньги, приготовленные на поездку, положить для хранения в банк.
Начало езды по Санкт-Петербурго-Московской железной дороге (впоследствии Николаевской)
Вот началась езда по железной дороге с 1 ноября 1851 г. (здесь и далее даты по старому стилю. – Ред.), но в такое время поездка не может быть приятна, надобно ее отложить до лучшего времени в следующем 1852 г., по крайней мере, до июля месяца того года. Нечего делать, приходится еще ждать.
Приезд батюшки Михаила Матвеевича в Петербург
По письму моему батюшка приехал в Петербург 23 апреля 1852 г. Для меня было весьма приятно видеть моего батюшку, в котором вместе с тем я имел беспримерного в жизни друга и истинного моего благодетеля. Он, несмотря на весьма недостаточное его состояние, дал мне воспитание в Тверской духовной семинарии, содержал меня с крайним для себя стеснением до 22 лет моей жизни и после того помогал мне в содержании, когда я учился в Московском университете. Матушка Ксения Васильевна содействовала ему в том всеми своими силами.
Прогулки
Местом обыкновенных наших прогулок был Екатерингофский городской сад, в котором мы обыкновенно сидели на дальнем углу нового островка, по берегам вокруг обсаженного в два ряда березками. Здесь мы любовались прекраснейшим ландшафтом, заключающим в себе и разлив вод реки Невы с извилистыми ее рукавами, и Вольные острова, покрытые зеленым лесом и кустарниками, и левый берег Финского залива, унизанный дачами, садами и рощами и скрывающийся в дальней синеве по направлению к Петергофу.
Кроме этих обыкновенных мест, мы ездили на маленьком пароходе по Неве на Крестовский остров и на большом пароходе по Финскому заливу в Петергоф. Хотя эти поездки стоили особых издержек, но мне желательно было доставить батюшке удовольствие, которого он не мог иметь во всю жизнь.
Чтобы совершить прогулку на Крестовский остров, надобно было сначала сесть близ нашей квартиры на Покровской площади в общественную карету с платою по 10 коп. серебром с человека; в этой карете доехали мы по Садовой улице и далее до Симеоновского моста. Вышедши из кареты, прошли мы по берегу Фонтанки к Летнему саду.
Генеральное учение
Здесь были остановлены удовольствием, которого я и сам, живши в Петербурге, никогда не видал. На Царицыном лугу было генеральное ученье. Много было войска, которое производило различные маневры с огнестрельным оружием. Замечательно было в особенности: колонна во всю длину Царицына луга в три ряда идет самым скорым шагом и в то же время беспрестанно палит. Вдруг эта колонна падает на землю и лежа продолжает палить. В то же время начинает палить вторая колонна, которая шла за первой. Таким образом, палят обе колонны: одна в лежачем положении, а другая на ходу самым скорым шагом. Солдаты первой колонны ложатся на бок, так, что солдаты второй колонны удобно переходят первую колонну, которая, оставшись назади второй и прекративши пальбу, встает и отходит в сторону, а место ее заступает третья колонна и действует так же, как вторая колонна действовала в отношении к первой.
Государь Николай I
Как теперь вижу государя Николая Павловича. Он присутствовал тут со своим штабом и сидел на темно-сером коне, который стоял, как вкопанный, на одном месте, несмотря на то, что под носом у него производилась страшная стрельба из ружей залпами и беглым огнем, как будто бы в действительном сражении. Учение кончилось всеобщей атакой дома принца Ольденбургского. Удивительно, как стекла в окнах этого дома уцелели от сильной против них пальбы!
Мы в это время стояли на краю летнего сада за небольшим каналом. Было часов 7 пополудни и, несмотря на чистое небо и солнечное сияние, весь Царицын луг, покрываясь густыми облаками дыма, был во мраке во все продолжение генерального учения. Иногда дым относился легким ветерком в противоположную от нас сторону и тогда как будто бы в тумане показывался золотой шар с обращенным к низу от него жезлом, и наконец и государь, держащий этот жезл в правой руке и поднятием его шаром вверх командующий учением.
Сборы в путешествие
Наступило время давно предположенной и долго ожидаемой поездки моей в Кашин. Подал я прошение об увольнении меня в отпуск на 28 дней, а батюшка вынул из банка деньги, с процентами – всего 156 руб. серебром. Все было готово к отъезду, только мое увольнение замедлилось: надобно было хлопотать, ездить в канцелярию Главноуправляющего, в Штаб корпуса путей сообщения и в типографию, где печатался приказ.
К 19 июня 1852 г. все было кончено благополучно, паспорт мной получен, паспорт батюшки моего, выданный ему 21 апреля из Тверской духовной консистории в отпуск ко мне в Петербург на два месяца, не был просрочен и за деньгами остановки нет.
Санкт-Петербургская станция
Станция находится на Невском проспекте за Лиговским каналом близ церкви Знаменской. Когда мы подъехали к парадному подъезду великолепного здания станции, жандармы остановили моего извозчика, сказавши: «Не велено сюда подъезжать».
Сойдя с дрожек, я взошел через парадные двери в обширнейший зал, необыкновенная вышина и легкие арки которого невольно привлекают внимание всякого, кто в первый раз сюда входит. Прямо перед входом прежде всего представляются кассы, симметрически размещенные и сделанные из ясеневого дерева, как зеркало выполированного. Левее находятся двери в пассажирский зал; по стенам направо и налево расположены также кассы и двери в разные отделения здания. Все входящие в зал снимают шляпы и никто не смеет курить ни сигар, ни папирос. Здесь встретился со мной начальник дороги генерал- майор Романов, от которого я узнал, что приготовляющийся поезд должен доехать до Твери в 16 часов.
До отправления оставалось около двух часов; чемоданы наши внесены и положены на пол. Подождавши несколько времени, вздумал я узнать, где будут смотреть наши паспорта и раздавать билеты, и мне сказали, что билеты на первые и вторые места будут раздавать в этой зале, а для получения билетов на третьи места и для отправления клади, надобно взойти в другой зал чрез левые ворота. Хорошо, что об этом узнал я вовремя, иначе не попал бы в отправляющийся поезд. Солдат тотчас взял мою поклажу и понес поспешно по назначению. Солдаты здесь очень услужливы и за то они получают за услугу свою хорошую плату. При входе в указанный зал другой солдат принял поклажу для взвешивания и отправления. Поклажа состояла из двух чемоданов, которые и были тут же взвешены; весу оказалось 2 пуда 30 фунтов, прочие узелки можно было держать при себе.
За час до отъезда начали просматривать паспорта и класть на них клейма, возвращая их отправляющимся. Потом паспорта эти и контрмарки на взвешенную кладь надобно было подать кассиру, который, получив следующие за проезд и за провоз клади деньги, выдавал билеты: одни на проезд пассажиров, а другие на провоз клади. Сии последние в двух экземплярах, из коих один, с означением фамилии владельца, наклеивался на чемоданы, относимые затем в особый вагон. Самый зал представлял занимательную картину: шум, говор, смех, прощанье, слезы, все тут было.
Вот ударил первый звонок – и все пришло в движение: отъезжающие прощались с родными и знакомыми. Отворились двери, ведущие на платформу к вагонам, – и шумная толпа к ним хлынула, все торопились занять в вагонах места получше. Мы с батюшкой Михаилом Матвеевичем также протеснились сквозь двери, а за нами и наши родные. Вышедши на платформу и простившись с родными, мы поспешили идти в вагон; все вагоны отделялись от провожающей публики перилами. Показавши билеты кондуктору, мы заняли в вагоне места на левой стороне близ окна. Бьет другой звонок, прощальные знаки пассажиров из окон вагонов усиливаются. Бьет третий звонок, раздался звук свистка и поезд тихо тронулся 19 июня в 8 часов пополудни 1852 г.
Выезд из Петербурга
Проехавши мост через Обводный канал, вагоны понеслись с быстротой птичьего полета (скорость пассажирских поездов не превышала 40 км/час. – Ред.). Окрестные здания столицы, появляясь с обеих сторон, скоро скрывались из виду; тотчас появлялись другие здания, сменяясь вскоре новыми. Вдали как бы двигались деревни, села и поля, среди которых подымавшиеся там и сям вдали каменные высокие трубы обличали существование в тех местах мануфактур и заводов. Погода была прекрасная, и солнечные лучи рисовали стекла окон левой стороны вагона на передней его стене.
Пожар
Смотря вперед из окна, близ которого мы сидели, я увидел вдали необыкновенный дым. Дым этот увеличивался по мере движения вперед поезда, а когда мы поравнялись с ним, то можно было рассмотреть сильный пожар в какой-то отдаленной деревне. Но этим пожаром, кажется, никто не занимался из пассажиров: одни сидели в вагоне молча, потупив взоры вниз; другие громко разговаривали между собою, но за шумом и стуком вагонных колес ничего нельзя было расслышать. Вагоны неслись быстро, но нисколько не было приметно тех качаний из стороны в сторону, которые обыкновенно бывают на Царскосельской железной дороге. По сторонам мелькали версты и сторожевые будки; свисток локомотивный свистал по временам вблизи какой-либо дороги, пересекающей путь поезда, и заставлял часовых опускать тут шлагбаумы, предохраняя от столкновения по той дороге едущих. Наконец прерывистые звуки свистка и уменьшение скорости движения вагонов дали знать о приближении поезда к Колпинской станции.
Колпинская станция
На Колпинскую станцию приехали близ 9 часов пополудни. Через 10 минут колокольчик возвестил сбор к дальнейшему движению, все торопились снова сесть в вагоны, и после третьего звонка поезд двинулся далее. В вагоне сделалось так просторно, что на каждого пассажира осталось по два места.
Понятие о станциях
Одних станций между Петербургом и Тверью, включительно, считается 29. Все они имеют более или менее живописное местоположение, изящный наружный вид, роскошно богатейшую отделку в частях, а раскинутые при них сады делают их прекрасными воксалами. Обеденные и чайные столы в великолепных залах первоклассных станций накрыты, как будто бы для гостей в торжественный праздник: угодно вам обедать – садитесь за стол – и все готово. Перемены блюд по желанию и вкусу вашему подаются без малейшей потери времени так, что в продолжение одного получаса, определенного для обеда, можно два раза отобедать с переменами пяти блюд. Желаете чай пить – садитесь за круглый стол – перед вами чайник с готовым горячим чаем, сахарница полная сахару, на блюдечке стакан с чайной ложкой. Булки, крендели и сухари под рукой: наливайте только да кушайте. Истинно императорская дорога! Она снабжена всевозможными потребностями, удовольствиями и даже наслаждениями для пассажиров, но не всякой такими наслаждениями может пользоваться. Для одних они недоступны по состоянию, а для других по расчету и потому многие запасаются домашней закуской, а жажду утоляют водой, получая ее от кондуктора или везя с собой в бутылке. Водку пить, так же, как и табак курить, в вагонах запрещается.
Валдайская станция
На Валдайской станции при выходе из вагонов встретили нас крестьянки, предлагая свежую землянику и крупные испанские вишни из русских садов за весьма умеренную цену. Для Петербурга такое лакомство по времени года было бы большою редкостью.
Осташковская станция
На Осташковской станции, когда уже солнце взошло высоко и начало бросать на землю знойные лучи, некоторые пассажиры для утоления жажды отправились сажен за 50 от станции пить квас, который осташи продавали в ведрах, и возвратясь оттуда с поспешностию, чтобы не опоздать к поезду, рассказывали, что квас у осташей хуже воды, а цены берут вдвое дороже, чем в Петербурге за хороший квас.
Большие мосты
Отправляясь в дорогу, я рассчитывал на особенное удовольствие от проезда по мостам чрез реки Волхов, Мсту и Волгу и чрез ручей Веребью – я интересовался видеть, как я пролечу на высоте 22 сажен чрез Веребью. Но ожидания мои не осуществились: по мостам тихо едут вагоны, из окон коих видны только мелькающие крестообразные переплеты мостов американской системы, да вдали, внизу, – самые реки, кажущиеся гораздо в меньшем виде, чем они в самом деле находятся. При проезде чрез ручей Веребью, хотя я находился выше креста высокой колокольни, но не был поражен никаким особенным чувством страха или изумления. Вагоны тихо въехали на мост и очутились как бы в ящике, стороны которого, сплетенные крестообразно из толстых брусьев, скрепленных отвесными железными шестами, поднимаются гораздо выше вагонов. Сквозь эти решетчатые стены виднеются внизу в косвенном направлении деревенские хижины с их дворами и огородами, разбросанными по холмистому косогору. На дне оврага едва заметно извивается и самый ручей Веребья.
Валдайские горы
В Валдайских горах по сторонам дороги то тянутся высокие откосы, обделанные дерном или обросшие травой, посеянной на тонко насыпанном слое чернозема, то по направлению оврагов открываются отдаленные виды. В иных местах откосы еще не покрылись зеленью, а в других рабочие люди, скапывая глину, делают их гораздо отложе для того, чтобы они не оплывали и удобнее могли зарасти травой.
Равнины за Валдайскими горами
Особенное обращалось на себя внимание обширные возвышенные равнины за Валдайскими горами, где виды открываются на неопределенное пространство. Поля, хорошо везде обработанные, подают несомненную надежду на богатую жатву, а луга, покрытые густой и высокой зеленой травой, представляют обильные для скота пажита. И в этом обширнейшем, так сказать, море кажутся плавающими то деревни и села, то вершины их кровель с церковными куполами и шпицами. Удивительно, как Новгород, имея под руками такие богатые поля, мог терпеть голод, когда подвоз к нему хлеба прерывали князья Владимирские или Тверские. Разве поля эти в то время Новгороду не принадлежали?
Длинная возвышенность
Отсюда по левой стороне дороги начинается длинная возвышенность, колыбель или, лучше сказать, изголовье рек: Мсты, Мологи, Кашинки и Медведицы. Надобно полагать, что эта возвышенная в лесистом и болотистом краю полоса земли была в древние времена единственною дорогою, по которой двигались грозные полчища киевлян и новгородцев на Суздальскую область князя Юрия Долгорукого.
Между тем поезд мчится все вперед, все дальше, останавливаясь не более 10 минут на каждой станции.
Тверь
Наконец на юго-восточном голубом небосклоне начинает рисоваться бывшая некогда столом великокняжеским Тверь с обширными ее храмами и высокими колокольнями, кресты которых скрываются в беловатых облаках каких-то странных и фантастических форм. А вот и мост, переброшенный дивно чрез широкую, быструю, величественную и неукротимую в прежние времена Волгу. Далее Тьмака струится, как ручей. Отсюда справа виден Желтиков монастырь, заветная святыня Твери. Правее от него стоит тот же темный бор, который некогда служил рекреационным местом для Тверских студентов семинарии.
Воспоминания о прежнем виде местоположения
Но напрасно мы будем искать ту молодую сосновую рощу, которая красовалась некогда между монастырями, Девичьим и Желтиковым, осеняя правый берег излучистой реки Тьмаки. Все исчезло с лица земли: одно лишь воспоминание осталось о живописно извивающихся в роще тропинках, пересекавшихся в нескольких местах пашнями, засеянными хлебом. Теперь негде уже тверским студентам, как бывало прежде, прогуливаться при восхождении солнца и беседовать с Сократом о бессмертии души или с Платоном о Высочайшем Существе. Замолк и шум водопада, производимого мельничною плотиною, шум, вторимый некогда эхом, отражавшимся от Желтиковского бора при утреннем куковании порхавшей в нем кукушки. Мельницы тут вовсе не существует, а вместо ее воздвигнуто здание для подъема воды и доставления ее отсюда версты за две с половиной на Тверскую станцию железной дороги посредством подземных труб. Шагах в пятистах от Христорождественского девичьего монастыря, где прежде в густоте лесной развесистые кусты приманивали нас темно-вишневыми, спелыми, сочными и лакомыми ягодами гонобобля, или болиголова, пролегает теперь железная дорога, по сторонам которой остались одни только кочки, покрытые тощим и сухим мхом, закопченным дымом, вылетающим густыми облаками из железных труб паровозов. Свистнул свисток – соловей-разбойник настоящего времени – и поезд, как вкопанный стал на Тверской станции.
Тверская станция
Тверская станция по роскоши и богатству занимает первоклассное место. Она построена на южной стороне города близ Архиерейского дома и недалеко от моста, бывшего на ручье Лазури, где теперь сделана насыпь, равняющаяся высотою с городским валом, так что вода весной из Тьмаки никогда не будет заливаться в Лазурь. Ровное шоссе соединяет станцию с городом.