Что помогает реализовать талант, способности в науке, искусстве, на производстве? Как поступать, если талант не признан, не приносит средств к существованию? На эти и другие темы рассуждает протоиерей Валериан Кречетов, настоятель храмов Покрова Богородицы и Новомучеников и Исповедников Российских в селе Акулово Московской области.
Человек сотворен по образу Божию, а первообраз – это Творец. Поэтому и человек должен быть творцом. В земной жизни мы знаем имена ученых, писателей, поэтов, художников, скульпторов, архитекторов, музыкантов. А есть таланты духовные, но, как свидетельствует апостол Павел, о них может говорить только духовный.
Преподобный Силуан Афонский, по-моему, сказал, что, если человек, живущий духовной жизнью, приходит в какую-то область земной деятельности, он сразу становится на голову выше своих коллег – настолько духовная жизнь высока, и настолько взгляд духовного человека шире взгляда земного специалиста. Но на все, что касается духовной жизни, и прежде всего истинной веры, накладывается некое негласное табу. Замалчивают и все, что касается духовной жизни ученых. Спросите студентов МГУ им. М.В. Ломоносова о духовной жизни Михаила Васильевича Ломоносова. Немногие смогут сказать хоть что-то. А ведь это был человек, который знал наизусть Псалтирь – 150 псалмов! Он же не зубрил ее, а просто молился, читал, видимо, регулярно. Господь дал ему, конечно, память. Но когда человек имеет духовное устроение и духовной жизни уделяет особое внимание, то он преуспевает во всех отношениях.
Александр Васильевич Суворов, генералиссимус, не проигравший ни одного сражения, окончил жизнь псаломщиком – прислуживал в церкви, читал псалмы, ходил со свечой, как пономарь. Но кто знает, что это второй в мире полиглот: владел более чем 40 языками. Когда он все успевал! У нас один-то язык не могут выучить в школе, при этом ничего не делая, ни дома, нигде. А он, будучи полководцем, руководя сражениями, участвовал во всех богослужениях. У нас говорят: в церковь некогда ходить. А Александр Васильевич ходил. Плюс 40 с лишним языков знал.
Вот такие интересные примеры говорят о том, как совмещается духовная жизнь с дарованием. И чем больше человек духовно просвещается, тем более в нем и его дарование раскрывается.
Александр Сергеевич Пушкин писал:
«Но лишь Божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел».
Он понимал, что это действие благодати: «Божественный глагол до слуха чуткого коснется».
Один из Афонских игуменов – отец Василий, который когда-то был настоятелем афонского монастыря Филофей, – с глубоким уважением относился к Достоевскому, называя его всемирным пророком, через которого Господь обращается к тому миру, который забыл о Библии. И действительно – без святынь, без духовных ценностей человек превращается или в зверя, или в скотину. Это и другие изречения Достоевского как раз и говорят о том, что человек жил духовной жизнью.
В сущности, истинное творчество всегда связано с истинной верой. И если человек удаляется от истинной веры, то удаляется и от истинного творчества.
Да, Промысл Божий допускает в этом мире до некоторого времени, до Второго пришествия, существование зла – для того, чтобы люди увидели, куда идет человечество, если оно выбирает путь греха, когда зло и страсти, как плевелы, возрастают.
Именно об этом Николай Васильевич Гоголь рассказал в своем произведении «Мертвые души». Есть замечательные его строки: «Не смущайтесь никакими событиями, какие ни случаются вокруг вас. Делайте каждый свое дело, молясь в тишине. Общество только тогда поправится, когда всякий частный человек займется собою и будет жить как христианин, служа Богу теми орудиями, которые ему даны, и стараясь иметь доброе влияние на небольшой круг людей, его окружающих. Все тогда придет в порядок, сами собой установятся тогда правильные отношения между людьми, определятся пределы, законные всему, и человечество двинется вперед. Будьте не мертвые, а живые души. Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом, всяк, прелазай иначе, есть тать и разбойник».
«Аз есмь дверь: Мною аще кто внидет, спасется. И внидет, и изыдет, и пажить обрящет» (Ин. 10:9).
Вот суть наименования «Мертвые души». Истинное творчество только тогда является таковым, когда оно обращается ко Христу. Даже если это было не постоянное состояние самого автора.
Все дело в том, что любой человек, великий или не великий, находится постоянно между двумя мирами. «Преступление и наказание» Достоевского – это как раз разбор того, как происходит преступление, как грех овладевает человеком и к чему приводит. Но когда дело касается вопросов духовных, то тут творчество людей мира начинает смиряться. Тот же Николай Васильевич Гоголь, изобразив прекрасно страсти в «Мертвых душах», не смог написать светлое и высокое. Так же как и Достоевский, изобразив греховное состояние человека, не смог подняться выше творений святых отцов. Они, как сегодняшние наши русские святые, своей жизнью и своими творениями дали пример, которому можно подражать. Как сказал апостол Павел: «Подобны мне бывайте, яко же и аз Христу» (1 Кор. 4:16).
Для всех, имеющих дарование, духовная жизнь является путеводительной звездой, подобно Вифлеемской. Потому что человек, занимаясь в любой области, в конце концов соприкасается именно с тем, что сотворено Богом и что существует в этом мире в путях Промысла Божия. И употреблять свои дарования или же пытаться понять без Творца то, что происходит, – это безумие. Почему о крайнем безумии сказал пророк Давид: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог» (Пс. 13:1). Неприятие духовной жизни приводит к тому, что человек естественно начинает терять и свои творческие дарования.
Многие ли знают, что французский физик, математик, механик, литератор Блез Паскаль кончил жизнь монахом? Основоположник, можно сказать, идейный руководитель «Могучей кучки» наших композиторов Милий Балакирев стал в конце концов псаломщиком. Он редактировал произведения всех участников «Могучей кучки», того же Мусоргского, направлял, подсказывал. Говорят, если бы он стал пианистом, то превзошел бы Шопена. А если бы стал дирижером, то это был бы второй Тосканини. Его музыкальная память была феноменальна. Когда ему проигрывали новое произведение, он тут же повторял его, указывал те места, которые, как ему казалось, требовалось исправить, вновь проигрывал все произведение, еще давая по ходу свои комментарии. О нем почти не говорят. А без него не было бы таких произведений, как «Борис Годунов» и др.
Всем знакомо имя Эйнштейна. Хорошо, что опубликовали его высказывание: «В мире есть единственное место, где нет тьмы, только свет. Это личность Иисуса Христа. В нем нам Бог открылся в наиболее постижимом для человека виде, насколько человек вообще может Его постигнуть». Когда Эйнштейна спросили, как он открыл формулу E = mc2 (энергия равна массе тела, умноженной на квадрат скорости света в вакууме. – Ред.), он ответил: «Я заметил, что Бог сотворил энергию и массу, но не мог же Он просто так их оставить. Между ними что-то было. И я нашел, что это был свет».
Александр Флеминг, открывший пенициллин, говорил: «Все утверждают, что я сделал какое-то открытие. Но я только увидел, что сотворено Богом, и честь принадлежит не мне, а Богу». Вот вам примеры духовной жизни и творчества.
Макс Борн, основоположник квантовой механики, свидетельствует о том, что многие ученые были верующими. И те, кто говорит, что занятие наукой делает человека атеистом, по его словам – это какие-то смешные люди.
Марфа и Мария, сестры Лазаревы, – как две части одной полной жизни. Обе трудились. И вот как раз Марфа – это наука, а Мария – духовная жизнь.
Когда-то, еще ребенком, я не понимал таких сказок: достань какой-нибудь аленький цветочек или же какое-то сокровище. «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Я думал: какая же глупая вещь. Простите, но, по-моему, это – наука. Она не знает же, что находит. Вот супруги Кюри наткнулись на радиацию: положили минерал на пластинки, они засветились. Значит, что-то излучается. Оказалось, это радиация. А теперь уже джинн выпущен из бутылки, и многие имеют с ним дело напрямую (например, с облучениями).
Все эти примеры говорят о том, что духовная жизнь и духовное понимание и науке помогают. А там, где наука или вообще любое творчество отрывается от Бога, его ловит другой – тот, который не имеет творческой силы, святые отцы называют его обезьяной Бога. Он, глядя, как сделано у Творца, на свой лад перестраивает то, что здесь совершается. Почему и искусство бывает двух направлений. То, которое облагораживает, возвышает человека, пробуждает в нем добрые чувства. Как говорит поэт: «Чувства добрые я лирой пробуждал». Но бывают и другие чувства – озлобление, ненависть или просто страсть. Произведения, которые пробуждают эти чувства, тоже существуют. А по какому направлению пойдет талант или дарование – это зависит уже от человека.
Говорят, что апостол Павел своими дарованиями как бы встал на место Иуды. Ведь Иуда имел большие дарования, чуть ли не больше чудес творил, чем другие апостолы, когда был послан на проповедь до своего предательства. И если бы он поборол то дьявольское воздействие, которое принял, тогда это был бы второй апостол Павел. Но, к несчастью, как сказано в замечательных богослужебных текстах Страстной седмицы, «Иуда же не восхотел разумети». Не уразумел он любви Божией, когда Господь ноги умывал ученикам и ему тоже.
Таким образом, у каждого человека есть выбор по применению тех дарований, которые он получил от Бога, и он может использовать их или в добро, или не в добро, или же вообще не использовать, и за это тоже будет наказан. Если талант используется только для достижения земных целей, то и результат соответствующий. Поэтому, как говорит нам апостол: «Аще ясте, аще ли пиете, аще ино что творите, вся во славу Божию творите» (1 Кор. 10:31). Это и будет духовная жизнь, соединенная с дарованием. Преподобный Серафим Саровский сказал: «Все дела, совершаемые ради Господа, дают Благодать Святого Духа». А это – самое главное. Благодать Святого Духа все животворит. Что бы человек ни делал, самое важное – с каким чувством он это делает, с каким состоянием души. Об этом прекрасно говорит святитель Николай Сербский устами Ангела князю Лазарю на Косовом поле: «Все земные дела, которые здесь совершаются, там, на небесах, ценятся по произволению». Самое главное – это именно духовная сторона. А все остальное – сначала есть, потом проходит, отходит и забывается. Совершаемые в свое время дела, завоевания, кажущиеся великими, ускользают. То, что завоевано было, переходит в другие руки, все изменяется, и ничего от этого не остается. Все земное, что делается для собственного возвеличения, исчезает, и остаются только развалины, засыпанные песком. Царь, ходя по своему дворцу в древнем Вавилоне, гордится: «Моим могуществом, моей славой он сотворен». А голос свыше ему говорит: «Царь, это все Бог тебе давал, а ты забыл об этом, и потому от тебя отнимется и царство, и разум». И он семь лет ходил, как скотина, на четвереньках, и ел траву, пока не возвратил ему Господь разум.
Как и в свое время пытались увековечить свою память на земле строители башни Вавилонской. И ни от башни, ни от Вавилона почти ничего не осталось – развалины. По тем временам башня казалась величественной, грандиозной. А пирамиды? Ну да, приходят, посмотрят на них, и все. Уже не потрясает.
Еще в нашей памяти – первые полеты в космос. Ну, космос – это относительное понятие. Будучи студентом, я изобразил, насколько проникли люди в космос. Нарисовал в масштабе земной шар, а потом прибавил в том же масштабе, на сколько взлетели. Но карандаш был не очень тонко отточен, и эти две линии практически слились. Если 300 км сравнить с радиусом земли – 6 тыс. км – получается, что это совсем не так уж и много. Сейчас, если кого-то запустили в космос, уже никто не обращает внимания, кого запустили, чего запустили. И это земное вот так и проходит.
А духовная-то жизнь насущна всегда. Все великие люди – и ученые, и поэты, и художники, и писатели, и музыканты – и мы в том числе, все без исключения умрем. Когда подходит старость, Бетховен глохнет, слепнут художники, конструкторы забывают, как их зовут, как говорить. В одно мгновение все это может случиться с любым человеком: какой-то сосудик лопается, и все. И тогда остается только духовная жизнь.
Есть на эту тему притча интересная. Выходят две души, поднимаются к райским вратам. Одна душа сельского батюшки, отца Ивана. А другая – известного писателя. И вот встретились они, знакомятся. Душа писателя спрашивает:
– А вы кто будете?
– Отец Иван.
– Никогда не слышал.
– А вы?
– А я такой-то писатель.
– О, известная личность.
Идут дальше. Подходят к райским вратам, стучат. Открываются райские врата:
– Отец Иван, как давно вас ждали!
– А я, – говорит другой, – писатель такой-то.
– Никогда не слышали.
И райские врата перед известным писателем закрываются. Такая вот простая притча.
Или как люди здесь увлекаются чем-то и считают, что это – и есть настоящая жизнь, а там – что будет, кто еще знает. Но подходит земная жизнь к концу, к человеку приближаются лукавые духи и уговаривают:
– В раю – молятся, постятся, каждый день служба, как в церкви, это ж скучища такая! А у нас смотри как – выпивают, весело!
– О, вот это жизнь!
– Подписывай.
Подписывает. Только он туда направляется, а его – хап, и в котел. Он: «Ай, ай! А там-то что?» – «А у нас там агитпункт».
Как раз земная жизнь часто и является этим «агитпунктом», что отвлекает нас от духовного. И по-настоящему все в конце концов придут на Суд Божий, где «кийждо бо от своих дел или прославится, или постыдится».
Был такой, Царство Небесное, Владимир Николаевич Щелкачев, очень известный в нефтяной отрасли специалист, доктор наук, профессор, много поколений нефтяников вырастил. Глубокой веры был человек, всегда во всех службах участвовал, все как подобает. И на все это хватало у него времени.
Известен пример из другой области: смиренный человек работал швейцаром в ресторане или в гостинице. И был творец умной молитвы, молился непрестанно.
У старца Тихона Пелиха, который у нас в Акулове погребен, был духовный сын – монах Серафим. Он был заведующим кафедрой, профессором, доктором наук, полковником.
Великий хирург Лука (Войно-Ясенецкий), вы знаете, стал святым, теперь уже канонизирован. То есть в любом положении, с любыми дарованиями человек с помощью Божией может вести духовную жизнь и достигнуть святости.
Ну а нам попроще. Нам нужно стараться не грешить и мирно жить. И этого будет, пожалуй, достаточно. А дарования какие? Если дана семья, значит, тебе дар такой дан – растить детей. Константин Ушинский, кстати, был глубоко верующий человек. Он высказывался очень резко: если у нас оставят веру, богослужения, перестанут жить так, как жили наши предки – православной жизнью, – то наши селения наполнятся кабаками и бардаками. Боюсь, что это пророческие слова.
«Человек, не верующий в будущую жизнь, мертв и для этой» (Гете). Так просто и коротко. А будущая жизнь предполагает, естественно, и духовную жизнь здесь, на земле.
Как сказал отец Иосиф в Ватопедском монастыре, самое главное это – цель. Вот что-то мы творим, а для чего? Как графоманы: рифма есть, а смысла никакого нет. Александр Сергеевич Пушкин писал когда-то: «Как стих без мысли в песне модной, дорога зимняя гладка».
Я думаю, что в каждом произведении должен быть какой-то смысл. Например, дарование художника заключается в том, что он чувствует оттенки цвета. Айвазовский, маринист, смог передать неуловимые оттенки воды, море у него настоящее. Или другой художник написал букет – цветы, как натуральные. То есть он ухватил: смотришь на пейзаж и думаешь: ух, вот бы сейчас там оказаться, такая красота!
А красота ведь Божия, понимаете? И любое искусство – как прославление красоты Божией. Смотришь – и видишь это так, как увидел художник. Другой не увидит такое. Иногда, вы знаете, бывают такие прекрасные пейзажи: зимняя ночь, рождественский лес, разлив реки или закат. А это очень сложно – изобразить закат, ведь краски почти мгновенно меняются.
Как-то весной, когда зелень только появляется, мы были под Переславлем-Залесским. Я сидел и смотрел: лес сначала был серый, потом начали листочки распускаться, и он менял цвет на нежно-зеленый, потом дунул ветер, поднял пыльцу, и она пошла облачком. Вы знаете, такая красота!
Произведение искусства должно прежде всего прославлять Бога. Тогда его оценят. Я уже не говорю об иконах, которые создали наши знаменитые иконописцы. Все-таки красота меняет человека, если он не бесчувственный, конечно.
Я был знаком с одним музыкантом, гитаристом высокого класса. И когда мы с ним беседовали на эту тему, он рассказал: «Я по 12 часов отрабатывал технику, а мелодия все не шла. Чувствую – не звучит, все не то. И тут я поймал себя на том, что я самоутверждаюсь. Тогда я стал просто играть, в музыку вслушиваться. И тогда все пошло». В этом и заключена сущность – и в музыке, и в художестве, и в пении. Когда человек просто поет – помните, как у Тургенева: от души, заливается, а как это звучит – не думает, – тогда все получается. Есть понятие – естественная постановка голоса. Когда все идет от души и во славу Божию, то это именно то, что нужно. А оценит кто-то или не оценит – это уже не столь важно.
Когда-то были созданы прекрасные музыкальные произведения. И к несчастью, сейчас они забыты. Многие ли наши современники знают песни, романсы, классическую музыку? Но для кого-то они все-таки лежат.
В духовной жизни немножечко другая пропорция. Когда апостол Павел начал в афинском ареопаге говорить, остался один человек, все остальные разошлись, но он продолжал свою речь для одного, и этого было достаточно. То есть, может быть, кто-то увидит или услышит эту красоту, и в нем пробудится стремление к прекрасному.
А потом – вот творит человек. А если бы он не творил, то чем бы занимался? Вы знаете, некоторые пьют – и художники, и музыканты. Лучше было бы, если бы они все-таки играли или писали. Поэтому все равно польза есть.
А сколько шедевров, прекрасных икон разрушили, пожгли. Разве они для этого созидались? Это как раз то, что совершает грех в нашем мире.
Храмы точно возносятся на небо. Есть такое мнение, что если храм взорвали – он прямо на небо идет. Здесь материальная сторона разрушилась, а зато духовная поднялась. Ведь известно, есть такое понятие – фантомные боли. Руки, ноги нет, а боль возникает, как будто они на месте. Душа-то сохраняет форму тела: ногу у души не отрубишь, она духовная. Но это уже область выше нашего понимания. Как отец Василий Серебренников, настоятель Иерусалимского подворья, очень интересно говорил: «Мне больше всего нравится в духовных примерах, когда ничего не поймешь». Ему 90 лет уже было, кандидат медицинских наук, очень духовный человек…
Что делать, если, скажем, талант ваш не дает дохода, а жить-то все равно нужно. Значит, требуется делать то, что дает возможность жить. Марфа-то все-таки трудилась. Ученики Спасителя готовились на проповедь. Но апостол и евангелист Иоанн Богослов попал в такие обстоятельства, что ему, чтобы жить на острове, куда его сослали, нужно было печку топить в бане у богатой женщины. Это апостол-евангелист, Иоанн Богослов, не художник даже, а повыше. Как он: зарывал талант, не зарывал? Мне очень сложно в этом разобраться. По крайней мере, потом Господь, конечно, дал ему возможность проявить свои таланты.
Иоанн Дамаскин в монастыре отхожие места чистил. Но до этого был визирем багдадского халифа. Да еще и поэтом.
Я думаю, если Богу угодно будет, Он даст таланту проявляться. А сейчас, может, никому этот талант пользы не принесет. Занимайся пока другим. Апостолы, помните, когда Спасителя распяли, куда пошли? Рыбу ловить.
…Я рыбалку люблю, в ней тоже что-то есть. Но редко удается. Потому что нужнее другое. Мы ведь «ловцы человеков».
Протоиерей Валериан Кречетов