Для многих практикующих учителей сегодня совсем неизвестен быт сельской школы, а тем более школы царской России. Сто лет назад школа Сергея Александровича Рачинского была известна не только во всей Российской империи, но ее опыт был использован в Англии и Японии. Профессор Московского университета, основатель кафедры физиологии растений, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук, надворный советник, попечитель школ и семинарий в Бельском уезде Смоленской губернии С.А. Рачинский 30 лет жизни отдал обучению крестьянских детей, создал 26 школ и выучил 40 учителей и несколько священников. Вниманию читателей предлагаются его дневниковые зарисовки, опубликованные в журнале «Народное образование» в 1909 г.
1893 г.
28 августа
<…> Начинаю мои записи с Нового года церковного, то есть 1 сентября. Срок этот удобнее нового года гражданского. Жизнь течет непрерывно и не знает наших искусственных делений. Тем не менее она движется в циклах годовых, вполне естественных. Начало осени, совпадающее с началом учебного года, с концом хозяйственной страды, для сельского жителя, притом занятого школьным делом, во многих отношениях составляет грань более резкую, чем начало января. Да и в иных сферах жизни с осенью совпадает начало нового периода деятельности.
Дневник этот, между прочим, послужил дополнением и объяснением к собиранию писем, получаемых мною и тщательно мною хранимых.
Помещаю во главе его две фотографии, снятые во второй половине августа. Одна из них изображает домашнюю семью в холодный дождевой день; вторая – жалкие остатки семьи школьной. Ныне она состоит из следующих лиц:
юные учителя – Ефрем Жуков, Семен Васильев.
Егор Петров, готовящийся к учительскому экзамену.
Александр Кочкарев. Юный учитель, проживающий в школе в ожидании места.
Вера Прокофьевна – кухарка.
Причт церковный – протоиерей Петр Марков (священствует с 1831 г.), жена его Наталия Николаевна; Иван Алексеевич Коченовский, причетник, и жена его Авдотья Григорьевна (сестра о. Петра). Федосей – сторож.
1 сентября
Погода такая же сырая и пасмурная, как и в течение всей второй половины августа. Барометр не поднимается. Утром ходил в школу и застал там только Ефрема и Сашу. Оба сегодня едут в Белый. Семен, который ушел в Меженинку на Александров день, еще не вернулся.
Вернувшись домой, застал телеграмму от брата Константина. Он приедет к нам на будущей неделе, чтобы избавить Маню от путешествия в Рубанку. Она все еще не совсем здорова.
До обеда переписал VIII главу от Матфея с посильными поправками (к русскому тексту). Писание мое было прервано прибытием почты. Письма от А.А. Штевен, С. Сеодзи (из Киева), от Леонтьева (Щеглова), от гр. Medem, незнакомки. Просит у меня учителя, коего дать ей не могу. Сестра получила письмо от родных. В газетах – ничего, кроме мероприятий, вызванных таможенною войною, да толков о ней и маневрах в Эльзасе, о предстоящих манифестациях по поводу прибытия нашей эскадры в Брест или Тулон. Почта, между прочим, принесла письмо на имя нашей женщины-врача, что подает надежду на скорое ее прибытие.
После обеда ходил в школу и застал ее пустою. К сожалению, лишь вернувшись, узнал, что иконописец, добытый мне Григорием, уже приступил к работе в церкви. По уверению Григория, он – француз. Фамилия же ему Фильман. Увидим завтра.
Вечером переписал половину IX главы от Матфея. Трудно! Пропустил симфонию Моцарта, которую играли в четыре руки Варенька и Ольга Львовна. Пришел Семен с Мишею (меженинским учителем) и принес письмо от Софьи Николаевны. У них гостят Шиффы.
2 сентября
Только утром вычитал я из газет, что умер преосвященный Сергий (Черниговский). Мир праху его. Смерть для него – счастие. Никогда, по характеру своему, не мог бы он святительствовать успешно. В последний приезд его в Татево прошлою осень нервы его были так расстроены, что можно было опасаться для него болезни душевной.
Утром ходил в школу и пытался накопать хорог (Stachys affinis). Но клубни оказались слишком малыми и редкими. Заходил и в церковь взглянуть на иконописца. Оказался он действительно французом, то есть сыном наполеоновского солдата, родом из Мюльгаузена. Фамилия его Гельман. Отец его в числе многих застрял в России в 1812 г., учительствовал у Ланских, женился на крепостной Панафидиных, и два сына его, православные и уже говорящие только по-русски, занимаются иконописью во Ржеве. Мазня этого француза оказалась довольно приличною.
Затем я окончил главу IX и начал главу X от Матфея. В 4 часа пошел в школу и занялся с помощью Семена и Миши посадкою в горшки гераниев и Eucalyptus. Все это, на воздухе весьма скромное, в горшках оказалось очень крупным и загромоздило всю школу. <…>
3 сентября
С утра нездоровится. Не знаю, можно ли будет мне завтра ехать к Белой на экстренное земское собрание. Ходил в школу, распорядился насчет вчера посаженных растений. Затем до обеда писал письма. После обеда не ходил пить чай в школу, но пригласил к себе Семена и с ним укладывал книги отца Александра для отправки завтра с почтарем. Вечером дописал весьма трудную главу XI от Матфея. Заходил ко мне Милеткин, вернувшийся из Смоленска и еще не добившийся посвящения в диаконы.
5 сентября. Воскресенье
Погода летняя. Утром у обедни. Пение слабое, народу мало. К концу обедни приехал А.З. Мануилов (землемер) и возобновил свой обет трезвости. Толковали с Филиппом Никитиным о будущей Зихинской школе. <…>
После обеда был в школе и застал там нашего сыровара. Малый он разумный и очень заинтересовался чиною и Polygonum Sieboldi.
Вечером – не дописал главу XIII от Матфея. С 7 ч. вечера – опять дождь. Сегодня – вечер у Ивана Алексеевича – приглашены школьные ребята и горничные. <…>
6 сентября
Всю ночь шел дождь. Утро было великолепное, но стояние барометра – очень низкое. Принялись вносить растения с балкона в оранжерею.
Дописал главу XIII от Матфея и отправился в школу. Там выполол грядку синяка. Семен сшивал мои письма, Саша и Ефрем обкапывали смородину. Заходил в церковь. Сын Гельмана (Фильмана), мальчик лет 16-ти, недурно нарисовал с образца Шнорра контур «беседы Христа с самарянкой». Затем до обеда занялся Евангелием.