Памятник эпохи дворцовых переворотов
Мощи святого князя Александра Невского первоначально были помещены в выстроенной по проекту Доменико Трезини двух¬этажной Благовещенской церкви, верхняя часть которой была освящена во имя святого благоверного князя Александра Невского.
На первом этаже находилась усыпальница для особ царствующего дома. Здесь были погребены сестра Петра I Наталья Алексеевна и его сын – Петр Петрович. Первоначально захоронения Натальи Алексеевны и Петра Петровича находились в церкви Воскресения Праведного Лазаря, но в 1723 г., накануне прибытия туда святых мощей Александра Невского, их перенесли в Благовещенскую церковь. Тогда же, в октябре 1723 г., в Благовещенской церкви под сенью святых мощей Александра Невского погребли царицу Прасковью Федоровну. Здесь же нашла свое упокоение горемычная правительница Анна Леопольдовна, мать несчастного императора Иоанна Антоновича.
Благовещенская церковь, таким образом, превращалась в усыпальницу царственных особ, не достигших трона или не сумевших удержаться на нем.
10 июля 1762 г. в Благовещенской церкви погребли тело свергнутого женой Екатериной II и убитого в Ропше императора Петра III. Ну а к концу екатерининской эпохи мощи святого князя Александра Невского покинули второй этаж Благовещенской церкви – 30 августа 1790 г. их торжественно перенесли в собор Святой Живоначальной Троицы, где они и находятся сейчас.
Жутковатая, кажется, из готического романа списанная история сокоронования праха Петра III и Екатерины II никак не связана с перенесением мощей Александра Невского, но случилась она именно тогда, когда святые мощи благоверного князя покинули Благовещенскую церковь.
Скорбна история императора Петра III. Он родился в 1728 г. в браке дочери Петра I цесаревны Анны Петровны и герцога Голштейн-Готторнского Карла-Фридриха, сына сестры шведского короля Карла XII, с которым так долго воевал Петр I.
Анна Петровна умерла от чахотки, когда сыну было всего два месяца. Раннее сиротство – этот горький удел русских императоров – не миновало и Карла-Петра-Ульриха. На восьмом году воспитанием сына занялся отец, герцог Голштинский. Потом в искривленном ранней муштрой сознании Карла-Петра-Ульриха годы, проведенные в казарме отца, воспринимались, как самые светлые и радостные, но на самом деле все было иначе.
На девятом году Карла-Петра-Ульриха произвели из унтер-офицеров в секундант-лейтенанты. Однако самые тяжелые испытания ждали Карла-Петра-Ульриха впереди. После смерти отца к нему приставили воспитателя – кавалерийского офицера Брюммера. Придворные злословили, что он воспитывает принца точно так же, как лошадей на конюшне. На это Брюммер резонно отвечал, что за те ничтожные деньги, которые он получает, принц и не заслуживает лучшего воспитания.
Система Брюммера была жестокой, почти садистской. Учеба давалась Карлу-Петру-Ульриху нелегко, а Брюммер вместо того, чтобы подбодрить воспитанника, изощрялся в изобретении все новых и новых наказаний. То и дело ребенка оставляли без обеда, а чтобы усилить воздействие наказания, заставляли его, голодного, стоять с нарисованным на шее ослом в дверях столовой и смотреть, как весело пируют взрослые. Часами стоял Карл-Петр-Ульрих голыми коленями на горохе, пока колени не распухали. Его привязывали к столу и секли розгами и хлыстом…
Удивительно, что эти бессмысленные жестокости совершались над будущим монархом, – кроме голштинской короны, 11-летний мальчик был наследником корон России и Швеции. Даже когда Карла-Петра-Ульриха официально объявили наследником шведского престола, обращение с ним не переменилось. Правда, теперь вколачивали в него уроки шведского языка и шведской истории, но хлыст остался прежним.
«Система» Брюммера делала свое дело. И так-то не очень крепкий от рождения, подрастая, Карл-Петр-Ульрих превращался в маленького уродца. Портился и характер.
Екатерина II, впервые встретившаяся тогда со своим будущим супругом, оставила достаточно яркий портрет 13-летнего наследника трех престолов. «Цвет лица его был бледным, он казался худым и нежного телосложения. Этому ребенку приближенные хотели придать вид взрослого и для этого стесняли его и держали на вытяжке, что должно было сделать его всего фальшивым, от внешнего вида до характера».
Впрочем, уже пришло время, когда вставшая во главе роты гренадеров Преображенского полка Елизавета Петровна вошла в спальню Анны Леопольдовны и разбудила ее словами: «Сестрица, пора вставать!» Брауншвейгская фамилия была свергнута.
Быстро разгромив шведов, Елизавета Петровна приказала перевезти в Россию своего 14-летнего племянника Карла-Петра-Ульриха. Заботилась императрица – нужно было закрепить престол за «петровской» ветвью семьи! – прежде всего о себе. Тем не менее, как пишет биограф: «императрица приняла сына любимой сестры и внука своего великого отца, как родная мать: поместила его в своем дворце, приставила к нему своих лучших учителей, заботилась о нем и ухаживала во время частых болезней. Вскоре Петр был присоединен к православию и объявлен великим князем Петром Федоровичем».
В России подростку, не блещущему ни умом, ни развитием, предстояло заново учиться практически всему. Ненужным оказался шведский язык. К Петру Федоровичу приставили учителей русского языка. Вместо лютеранского катехизиса предстояло постигать догматы православия…
Освоиться с подобной переменой нелегко и нормальному ребенку, ну а затюканному «голштинской педагогией» бывшему Карлу-Петру-Ульриху это оказалось вообще не по силам. Несмотря на хлопоты наставников, он так и не научился толком говорить по-русски, так и не смог уразуметь разницу в религиозных обрядах лютеранства и православия.
Так на всю жизнь и остался он без Бога, без Родины…
В его бедную голову так и не вместилось осознание просторов России и, став взрослым, он, предвосхищая нынешних «демократов», всегда считал титул русского императора менее важным, нежели чин генерала прусской службы. Как справедливо заметил психиатр П.И. Ковалевский (1849–1923), «в его лице маленькому человеку выпало исполнять должность великого человека».
Императрица Елизавета Петровна, по сути лишившая племянника юношеских радостей, насколько могла, сделала несчастной и его семейную жизнь. Трудно отделаться от мысли, что в выборе Софии-Фредерики-Августы в невесты великого князя немалую роль сыграло то, что штеттинская принцесса приходилась племянницей епископу Любскому Карлу, сватавшемуся в свое время к самой Елизавете Петровне.
Свадьба эта из-за смерти жениха не состоялась, но предсвадебные мечтания продолжали жить в разметавшейся в жарких пуховиках «дщери Петровой». Вот и возникло в Елизавете Петровне решение: коли уж не состоялась ее свадьба с Карлом, надобно сыграть свадьбу… его племянницы со своим племянником. То, что молодожены находятся в близких родственных отношениях (они были братом и сестрой), никакой роли для «глубоко религиозной» Елизаветы Петровны не играло. «Чтобы устранить эту помеху, не щадили денег: этим способом во всех странах опровергаются возражения», – писал в своих записках Фридрих II. Добавим, что речь тут шла о русских деньгах. Деньги, действительно, ушли не малые, но какое значение имели расходы, если таким чудным образом «дщери Петровой» как бы удалось завершить свою свадьбу со своим помершим женихом.
Разумеется, это только предположение. Никаких свидетельств, что Елизавета Петровна думала так, а тем более говорила кому-то об этом, нет.
Но это с одной стороны. А с другой стороны, кроме этого предположения нет никакого иного объяснения тому, что среди великого множества принцесс в невесты великому князю Елизаветой Петровной была выбрана именно его сестра…
Как это явствует из «Дневников» самой Екатерины II, Петру III так и не удалось в отношениях с нею переступить через отношения брата к сестре, так и не стала будущая императрица его женой…
Родившийся в жарких пуховиках Елизаветы Петровны сюжет свадьбы с мертвецом-женихом будет развит в истории Российской империи.
Внук Елизаветы Петровны, император Павел, вечером 6 ноября узнавший о кончине матери, уже 8 ноября дал князю Юсупову, обер-церемониймейстеру Валуеву и действительному статскому советнику Карадыкину указ. «По случаю кончины нашей государыни императрицы Екатерины Алексеевны, для пронесения из Свято-Троицкаго Александро-Невскаго монастыря в соборную Петропавловскую церковь тела любезнейшаго родителя нашего, блаженный памяти государя императора Петра Федоровича, для погребения тела ея императорскаго величества в той же соборной церкви и для наложения единовременнаго траура учредили мы печальную комиссию, в которую, назначив вас к присутствию, все вышеписанное распорядить с подобающим уважением к особам государским и, составя образцы, тому сообразные, нам представить».
В указе было разъяснено также, «каким порядком по их императорским величествам блаженной и вечной славы достойной памяти великом государе императоре Петре Федоровиче и великой государыне императрице Екатерине Алексеевне траур во весь год на четыре квартала быть имеет, начиная от 25 ноября».
Но важен, разумеется, был не порядок траурных мероприятий, а соединение на один и тот же день кончин Петра III и Екатерины II. Царствование Павла становилось как бы прямым продолжением правления Петра III.
Историк Н.К. Шильдер (1842–1902) называл дальнейшие мероприятия загробным апофеозом Петра III. «1796 г. ноября 19 числа, повелением благочестивейшаго самодержавнейшаго, великаго государя нашего императора Павла Петровича, – повествует летопись Александро-Невской Лавры, – вынуто тело в Невском монастыре погребеннаго, покойнаго благочестивейшаго государя императора Петра Федоровича, и в новый сделанный великолепный гроб, обитый золотым глазетом, с гербами императорскими, в приличных местах с гасами серебряными, с старым гробом, тело его положено. В тот день, в семь часов по полудни, изволили прибыть в Невский монастырь его императорское величество, ея величество и их высочества, в нижнюю Благовещенскую церковь, где стояло тело, и, по прибытии их, открыт был гроб; к телу покойнаго государя изволили прикладываться его императорское величество, ея величество и их высочества, и потом закрыто было».
25 ноября, в 10 часов утра, император Павел совершил коронацию праха Петра III. Он вошел в Царские врата, взял с Престола корону и возложил на себя, а потом, подойдя к останкам родителя своего, при возглашении вечной памяти положил ее на гроб императора. В тот же самый день, во втором часу пополудни, императрица Мария Федоровна возложила корону на главу покойной государыни, тело которой было перенесено в тронную комнату на парадную кровать, а в седьмом часу тело императрицы Екатерины положили в гроб.
1 декабря герольды возвестили всенародно о предстоявшем на другой день перенесении тела императора Петра III из Невского монастыря в Зимний дворец.
В морозный день 2 декабря все полки гвардии и бывшие в столице армейские полки выстроились от Зимнего дворца до Александро-Невской Лавры, откуда в 11 часов утра и двинулась печальная процессия с останками Петра III. За гробом шествовали пешком в глубоком трауре их величества и их высочества. В шествии участвовал также и убийца Петра, граф А.Г. Орлов-Чесменский, которому доверено было нести императорскую корону. По прибытии процессии к Зимнему дворцу гроб Петра был внесен в залу и поставлен на катафалк рядом с гробом императрицы Екатерины.
5 декабря оба гроба одновременно перевезены были в Петропавловский собор. В процессии колесница с гробом императрицы следовала впереди, а за нею двигалась колесница с гробом императора, за которым шествовали их величества и их высочества. На лице у императора заметно было больше гнева, нежели печали; он на всех глядел свысока. Императрица Мария Федоровна плакала.
Народ всякого звания был допускаем в крепость беспрепятственно.
18 декабря после панихиды останки Петра III и Екатерины II были преданы земле в присутствии их величеств и всей императорской фамилии.
Николай Коняев