К 1000-летию русского подвижничества на Святом Афоне
Митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай (Хаджиниколау) об опустошении от мира и утешении от Господа Великим постом
Как говорит апостол:
«Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе» (Рим. 14:17).
И в гимнографической литературе:
«…праведность и воздержание с освящением».
Великий пост – это возможность ощутить Царствие Божие, а оно проявляется как новизна жизни, как праведность, мир, радость, воздержание и освящение, как
«Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святого Духа».
Около трех месяцев назад в Зачатьевском монастыре проводилась встреча, на которой меня попросили рассказать о преподобном Паисии Святогорце, поскольку я немного пожил рядом с ним, и считается, что немного его узнал. Однако я почувствовал, что я был знаком со святым «физически», в то время как моя российская аудитория – мистически. Поэтому вместо того чтобы говорить, я попросил слушателей взять слово и рассказать о тайном знакомстве со святым. При встрече со вятым твоя душа ликует, и это естественно. Но что трогает душу человека, говорящего на другом языке и живущего в другой культуре, того, кто никогда не был знаком со святым лично, только читал и слышал о нем, причем от третьих лиц?
Люди делились своим опытом. В общем можно сказать, что ощущения их в отношении к преподобному Паисию опирались на три основных особенности: крайность аскетического выбора, инаковость слов и мыслей и – благородство и утонченность любви. Другими словами, его святость и мудрость опирались на претворенный в жизнь триптих – веру, надежду, любовь: на веру, которую он выражал путем чрезвычайной аскезы; на надежду, которую он давал светлым словом и мыслью; а в глубине – на любовь, которую он раздавал всему миру с такой щедростью, благородством и редкой изобретательностью.
Все это он доказывал знамениями и исключительностью своей жизни и естества. Рядом с ним грешник желал покаяться, послушник решал проявить послушание, игумен выбирал путь служения. Вместе с ним люди входили в Царствие Божие, и сердце их становилось Его Царствием.
В нашем сердце говорил преизбыток любви старца. Любви, имеющей не только ясно очерченный смысл общественного дела, но и утонченность личного кеносиса, – при котором любящий понимает другого лучше, чем он сам, различает его важнейшую потребность прежде, чем он попросит, желает его спасения больше благополучия его биологической жизни; видит в лице ближнего благословение и «брата во Христе».
Однако святой явил Благодать Господа также инаковостью слова и мысли. Слово его было «всегда с благодатию, приправлено солью», и он знал, что надо «отвечать каждому» (см. Кол. 4:6). Это умение говорить всегда с каждым отдельно о его проблеме является еще одним доказательством присутствия Святого Духа, поскольку, не пользуясь грубыми аргументами или жесткими логическими доказательствами, не делая усиленных попыток переубедить, он давал брату покой и тем самым увещевал его.
Наконец, его слово сопровождалось силой знамений. Именно явление знамений закрепляет веру и дает великую надежду. Она указывает путь к Царствию Божию, открывает дверь к нему.
Себе самому преподобный Паисий, несмотря на свое слабое здоровье, никогда не делал уступок в посте. Однажды кто-то принес нам на Преображение маленьких рыбок. Мы, греки, в Богородичный (Успенский) пост употребляем пищу без масла и лишь на Преображение едим рыбу. И вот накануне праздника нам принесли рыбок, и старец повелел их отнести другому старцу, Дамаскину. А когда я у него поинтересовался, как давно он сам вкушал рыбу, он ответил: «Дело не в том, как давно я ел рыбу, а в том, как давно я вкушал Благодать Божию».
Человек с таким немощным телом оказывался очень сильным душой и духом. Он был «иным», жил в Царствии Господа, которое «не от мира сего», – поэтому он так убедительно говорил о нем. Он был распят и умерщвлен для мира, был
«немудрым и немощным мира» (см.: 1 Кор. 1:27),
однако укреплял мудрых и крепких. Он видел там, где другие не видят. Делал то, чего сильные не могут. Он знал то, чего ученые не признавали. Живя во времени, он пребывал в вечности.