Память священномученика Алексея Москвина особо почитается в храме Святителя Николая, архиепископа Мирликийского в селе Савцыно Кашинского района. В этой церкви отец Алексей прослужил священником 18 лет: с момента своего рукоположения в 1912 г. до своего ареста и ссылки в Архангельский край в 1930 г. Ныне храм возрождается. 3 ноября в день кончины святого в церкви совершилось торжественное богослужение в честь и память святого.
Алексей Алексеевич Москвин родился в 17 марта 1891 г. в Бежецке в семье чиновника Бежецкого уездного по воинской повинности присутствия. Учился в Бежецком духовном училище, по окончании которого поступил в Тверскую духовную семинарию. Сохранилось семинарское свидетельство, из которого мы узнаём, что юноша учился не блестяще: при отличном поведении, он имел тройки по некоторым предметам учебного курса [1]. (Эту «живую» подробность не хотелось бы опустить, придав образу святого никому не нужный лоск. Напротив, представляется важным, по возможности, увидеть в святом подвижнике живого человека с присущими ему порой немощами и несовершенствами, которые он преодолевает в своей христианской жизни.) Окончив семинарию в 1912 г. «по второму разряду», Алексей женился на дочери Савцынского священника Николая Алексеевича Носова [2]. В том же 1912 г. он был рукоположен во священника к церкви Святителя Николая, архиепископа Мирликийского, села Савцыно. В браке отца Алексия и Павлы Николаевны родились пять дочерей: Мария, Елена, Екатерина, Ангелина и Софья. Семья Москвиных содержала крепкое хозяйство: «дом, сарай, двор, амбар, дровник, лошадь, корову и две овцы», а также надел земли в 7 гектаров [3]. Вероятно, часть земли семья могла сдавать в пользование, а вот хозяйство обслуживали своими силами. Использование наёмных работников непременно было бы отражено в следственных делах, но там об этом нет ни слова.
Большая часть служения отца Алексея пришлась на годы советских гонений. В 1929 г. катализатором этих гонений послужила кампания по коллективизации и раскулачиванию. Власть приравняла сельское духовенство к кулачеству, а церковные приходы – к коммерческим предприятиям. Храмы и священники облагались непомерными налогами и трудовыми повинностями, которые зачастую делали невозможным служение в церкви. Духовенство было отнесено к категории лишенцев, то есть лиц, лишённых гражданских прав, воспринималось как социально-чуждый элемент. Налогообложение священно- и церковнослужителей исчислялось по самой высокой шкале – 81% подоходного налога. Преследования Церкви в советской России вызывали беспокойство мировой общественности. Второго февраля 1930 г. Папа Пий XI обратился к верующим мира с призывом молиться о спасении Русской Церкви. Аналогичное воззвание было сделано архиепископом Кентерберрийским. В ответ на это ОГПУ была организованы пресс-конференции митрополита Сергия Страгородского, в которой тот заявил об отсутствии гонений на церковь в СССР. Это был откровенный фарс, участвовать в котором митрополит согласился лишь при условии смягчения невозможного положения церкви и духовенства. Требования были изложены в Памятной записке, адресованной председателю Постоянной комиссии по вопросам культов при Президиуме ВЦИК Петру Смидовичу 19 февраля 1930 г. Вот отрывок из этого документа:
«Страховое обложение церквей, особенно в с/местностях иногда достигает таких размеров, что лишает общину возможности пользоваться церковным зданием. Необходимо снизить, как оценку церковных зданий, отнюдь не приравнивая ее к зданиям доходным, так и самый тариф страхового обложения. [Церковное имущество, согласно Декрету 1918 г. об отделении церкви от государства формально безвозмездно передавалось во временное пользование религиозным группам, но на практике за пользование храмами и Церковной утварью также назначался высокий налог. Это называлось «страховым обложением». Очень часто эти налоги, особенно с конца 1920-х годов, оказывались для общин совершенно непосильными, и это способствовало массовому закрытию храмов.]
Сбор авторского гонорара (имеется ввиду обложение церквей налогом за исполнение певчими авторских песнопений, например, Чайковского, Рахманинова и проч.) в пользу Драмсоюза необходимо поставить в строго законные рамки, т.е. чтобы сбор производился только за исполнение в церкви тех музыкальных произведений, которые национализированы или же по авторскому праву принадлежат какому-либо лицу, а не вообще за пение в церкви чего бы то ни было, в частности при богослужении: чтобы исполнение служителями культа своих богослужебных обязанностей не рассматривалось как исполнение артистами музыкальных произведений, и потому церкви не привлекались бы к уплате 5% сбора со всего дохода, получаемого духовенством, т.е. и дохода от треб, совершаемых даже вне храма…
Необходимо отменить обложение церквей различными с/х и др. продуктами (напр., зерновыми или печеным хлебом, шерстью и т.п.), а также специально хозяйственными сборами, напр., на тракторизацию, индустриализацию, на покупку облигаций, госзаймов и т.п. – в принудительном порядке. За неимением у церквей хозяйства, налог, естественно, падает на членов религиозной общины, является, таким образом, как бы особым налогом за веру, сверх других налогов, уплачиваемых верующими наравне с прочими гражданами. Необходимо разъяснить, чтобы члены приходсоветов, церковные старосты и сторожа и другие лица, обслуживающие местный храм, не приравнивались за это к кулакам и не облагались усиленными налогами. Необходимо разъяснить, чтобы представители прокуратуры на местах в случае обращения к ним православных общин или духовенства с жалобами не отказывали им в защите их законных прав при нарушении местными органами власти или какими-либо организациями.
Пожелания духовенства: чтобы служители культа, как не пользующиеся при извлечении дохода наемным трудом, приравнены были по-прежнему к лицам свободных профессий, а не к нетрудовому элементу, тем более не к кулакам; чтобы при обложении подоходным налогом сумма доходов не назначалась произвольно, иногда вне всяких возможностей, и чтобы обложение приравнено было к лицам свободных профессий; чтобы при назначении трудовой повинности принимались во внимание как сообразный со здравым разумом размер налагаемой повинности (например, на священника села Люк Вотской области, наложено срубить, распилить и расколоть 200 кубов дров), так и возраст и состояние здоровья подвергаемых повинности; чтобы служители культа не лишались права иметь квартиру в пределах своего прихода и около храма в сельских местностях, хотя бы и в селениях, перешедших на колхоз, и чтобы лица, предоставляющие служителям культа такую квартиру, не облагались за это налогами в усиленной степени; чтобы детям духовенства разрешено было учиться в школах первой и второй ступени и чтобы те из них, кто к осени 1929 г. уже был зачислен в состав вуза, не изгонялись за одно свое происхождение, а изгнанным предоставлено было право закончить свое образование. [4]»
Савцыно было большим селом, и в храме Святителя Николая служили два священника. 8 февраля 1930 г. настоятель церкви священник отец Евгений Макросов обсуждал со своим собратом и сослужителем иереем Алексеем Москвиным, как можно изыскать средства, чтобы уплатить страховой взнос, определённый для храма в размере 2000 рублей. Денег не было, и на следующий день после литургии, на которой собралось около трёхсот прихожан, отец Евгений заявил: «Настали нам последние дни. Нас давят большевики налогами, сегодня последняя служба, церковь будет закрыта, меня возьмут, я прошу вас простить меня и помолиться за меня [5]». Действительно, вскоре священник был арестован.
Спустя три дня, 11 февраля 1930 г., житель с. Савцына 15-летний пионер, допрошенный следователем Бежецкого окружного отдела ОГПУ в качестве свидетеля, показал, что «перед праздником Крещения местный поп Алексей Москвин в нынешнем году ходил по приходу по домам с молебном и зайдя к нам в дом к отцу стал вести разговор о том, что совсем задушили налогами и поэтому он отказывается служить, кроме того задушили и хлебом [6], говоря что вот уже последний тулуп продал [7]». 17 февраля 1930 г. отец Алексей был арестован по обвинению в антисоветской агитации. На допросе, состоявшемся в тот же день, он не отрицал, что в разговорах с близкими людьми высказывал недоумение по вопросам о раскулачивании и налогообложении [8]. Оба священника были приговорены по статье 58 п. 10 к высылке в Северный край сроком на три года. Оба отбыли ссылку, которая закончилась в 1933 г.
6 апреля 1933 г. отец Алексей Москвин, по постановлению тройки ОГПУ, был освобожден с лишением права проживания в 12-ти населенных пунктах СССР и местности, откуда выслан, в течение трех лет. В связи с этим ограничением прав, отец Алексий не мог уже вернуться в Савцыно. Священник поселился с семьёй в деревне Зиновка Кесовогорского района. Очевидно, он не мыслил себя без служения у Престола Божия, поэтому принял назначение в церковь Тихвинской иконы Пресвятой Богородицы с. Борисовское [9]. По воспоминаниям дочери отца Алексия Ангелины, деятельность священника вызывала раздражение властей, особенно председателя местного колхоза [10]. 8 октября 1937 г. священник был вновь арестован.
15 октября инспектор Комитета по заготовкам сельхозпродуктов, допрошенный в качестве свидетеля, показал, что священник ведёт активную антисоветскую деятельность, приводящую к срыву хлебозаготовок, агитирует крестьян справлять религиозные праздники и «организовал около себя женщин-единоличниц, которых заставлял ходить по окрестным деревням собирать деньги на содержание церкви… Кроме этого говорил, что в колхозах заставляют мужика работать непосильно и без выходных дней, и мужик может получить духовный отдых только лишь в церкви. [11]»
На допросе 19 октября, следователь спросил отца Алексея: «Признаёте ли себя виновным в том, что вы в церкви произносили контрреволюционные речи, говоря, что необходимо добиваться от соввласти признания религиозных праздников и празднований таковых всем колхозом, также призывали верующих производить сбор денежных средств на содержание церкви и духовенства, одновременно призывая колхозников не подчиняться существующему строю власти?» Обвиняемый отвечал: «В 1937 г. в июне месяце я совместно с церковным старостой Задонским в один из праздников выступал перед верующими, которым я объяснил параграф 9 договора о производстве ремонта церкви, для чего необходимо производить сбор средств. Что же касается призыва колхозников к организации церковных праздников, и неподчинения соввласти, я не призывал».
Обвинения священника в призывах к неподчинению советской власти и в произнесении бранных слов в адрес руководителей советского государства выглядят крайне несостоятельными и должны остаться на совести лжесвидетелей. Несмотря на это, 1 ноября 1937 г. тройкой УНКВД по Калининской обрасти отец Алексий Москвин был приговорён к расстрелу [12]. Священник был расстрелян в г. Калинине и погребён в безвестной могиле.
По воспоминаниям дочери отца Алексия Ангелины, его вдова и пятеро детей остались жить в чужом доме. Люди любили священника и тайком помогали его семье. Вскоре после ареста 14-летняя дочь отца Алексия собралась навестить отца в тюрьме (мама была больна). В семье думали, что отец находится в Кашинской тюрьме. (По материалам следственного дела нам известно, что следствие велось в Кесовой горе, а потом отец Алексей был переведён в Калинин.) Необходимо было преодолеть путь более 30-ти километров по бездорожью. В кашинской тюрьме девочке сказали, что её отца там нет. «Времени не помню, – вспоминала на склоне лет Ангелина Алексеевна своё возвращение домой, – вся дорога прошла в слезах [13]». Вдова священника Павла Николаевна так и не узнала о судьбе мужа. Она скончалась в 1974 г. Дочери не имели сведений о судьбе отца до 1990 г.
Какова святость святых Божьих угодников? В чём состоит она? Эти вопросы не прекращают занимать поколения церковных исследователей и верующий церковный народ.
Святость может пониматься как отделённость для особого Божиего служения или как высокая расположенность, особая одухотворённость, являющая миру очевидные «духовные плоды». Эти два значения не противоречат, но дополняют друг друга. Какие из этих плодов духовных мы можем разглядеть в скупых архивных строчках, содержащих сведения о нашем святом?
Отец Алексий Москвин не служил в богатых приходах, был сельским многодетным священником и вынужден был содержать хозяйство. Он принял священный сан, когда ему исполнился всего 21 год и не оставил служения до своей мученической кончины. Некоторые представители духовенства в 1920–1930-е гг. пытались адаптироваться к советской реальности: принимали обновленчество или просто «сидели тихо», устраивались на светскую работу. Отец Алексей не встал на путь компромисса. Даже после ссылки он опять оказался в бедном маленьком приходе в сельской глубинке, где вместе со своей семьёй терпел неприязнь властей, находя при этом мужество не только служить, но и утешать народ, призывая к участию в таинствах, заниматься ремонтом церкви. За этим мы можем увидеть проявление тихой святости, явленной в беззаветной преданности Церкви и в духе жертвенности.
По милости Божией, сохранились две фотографии отца Алексия. На одной он молодой священник вдвоём с супругой, на другой семья Москвиных в 1924–1925 гг., за пять лет до первого ареста священника. Эти изображение стали основой для разработки иконографии священномученика, канонизированного на юбилейном архиерейском соборе 2000 г.
Комиссия по канонизации святых Тверской епархии
Источник:
[1] Изъяснению Священного Писания, истории и обличении старообрядчества, русской словесности, русской гражданской истории, алгебра, геометрии и пасхалии, физике, космографии, дидактике, греческому, латинскому и французскому языкам.
[2] Согласно генеалогическим изысканиям, Носовы были священниками в с. Савцыне непрерывно на протяжении по крайней мере не менее 130 лет.
[3] Тверской центр документации новейшей истории, далее – ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 20448-с. Л. 3.
[4] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917–1943. М. 1994. С. 70.
[5] ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 5609-с. Л. 99.
[6] Вероятно, имеется ввиду кампания по хлебозаготовкам 1929–1930 гг.
[7] ТЦДНИ. Ф. 7849. Д. 5609-с. Л. 90. Стиль оригинала.
[8] Там же. Лл. 89, 89об.
[9] Село Борисовское (иногда в документах встречается ошибочное написание: Борискино) и деревня Зиновка, в которых прошли последние четыре года жизни и служения святого, расположены в пешей доступности от места его прежнего служения – с. Савцына, хотя и относятся к другому району.
[10] ТЦДНИ. Ф. 7849. Д.20448-с. Л. 20.
[11] Там же. Л. 14, 14 об.
[12] Там же. Л. 16. [13] Там же. Л. 20