Строительство жилья на Руси можно сравнить с писанием икон. Искусство живописца и плотника с древнейших времен питало истоки русской культуры. Нет совершенно одинаковых икон на один и тот же сюжет, хотя и в каждой из них должно быть нечто обязательное для всех. То же самое и с домами. В каждом доме имелся некий центр, средоточие, нечто главное ко всему подворью. Этим главным центром несомненно был очаг, русская печь, не остывающая, пока существовал сам дом и пока есть в нем хотя бы одна живая душа. Родной очаг на протяжении многих веков грел, кормил и лечил русского человека. С огнем родного очага связана вся жизнь, тепло, которое равносильно душевному.
С началом христианства очаг в русском жилище отдал часть своих «прав и обязанностей» переднему правому углу с лампадкой у православных икон. Божница в «красном углу» над семейным столом, на котором всегда лежали хлеб, соль, становится духовным средоточием крестьянской избы, как зимней, так и летней. Однако «красный угол» с образами совсем не противостоял очагу, они просто дополняли друг друга. Под образа усаживали молодых во время свадьбы, самых дорогих гостей, сельского священника.
Любимыми и особо почитаемыми иконами в русском быту, кроме Спасителя, были образы Богоматери (связь с почитанием большухи, свекрови – хранительницы очага и семейного тепла очевидна), Николая Чудотворца, который и плотник, и рыбак, и охотник, и, наконец, образ Егория – Георгия Победоносца, заступника силой оружия.
Божница и стены украшались сухими целебными, связанными в пучки травами и вышитыми рушниками. У дверей вместо вешалки нередко приделывали лосиные рога, которые воспринимались оберегом жилища. На Севере России дом оберегала и «птица счастья». Сделанная из щепы, она подвешивалась под потолком над печью и от движения воздуха начинала оживать.
В избе все, кроме печи, деревянное. Стены и потолки время от времени начинали желтеть и с годами становились янтарно-коричневыми. Лавки были светлее, так как к каждому празднику мылись. По чистоте пола судили о девичьем трудолюбии и чистоплотности. Но не так просто соблюдать чистоту, если семья велика и каждое утро надо согреть и вынести в хлев десятка полтора ведер пойла для скотины. Поэтому пол в избе, как и лен в поле, всегда был женской радостью и женской бедой.
Прежде чем мыть, пол обливали горячим щелоком, затем шаркали голиком с дресвой, которую крошили из банных камней. Стены и потолок в избе мыли раз в год – перед Пасхой, печь белили разведенной в воде золой или мелом.
На окна в русской избе в старые годы не вешали занавесок. Заглянуть в избу с улицы мог каждый, и это не считалось зазорным. И в будни, а особенно на праздники окна, как и «красный угол» украшали вышитыми рушниками. У старообрядцев Алтая бытовал обычай украшать окна кумачовыми полотенцами-стеновиками.
Чуть ниже потолка у дверей от печи до стены шел настил – полати. Во время свадьбы или очередного игрища с полатей торчали детские головенки. Никто не приневоливал их спать. И как много интересного можно было увидеть и узнать, глядя сверху, ощущая свою недосягаемость и защитный уют родной избы! А сколько колыбельных песен помнит русская изба, сколько сказок» в будние вечера, лежа на печи, старики рассказывали ребятишкам, засыпая на самых заветных местах. Ребенок будил дедушку или бабушку, но тот забывал, на каком месте остановился, и начинал рассказ сначала.
Сегодня обедняется народный язык оттого, что стали забываться некогда привычные, редкие по красоте слова: «причелины»,«узорочье», «матица», «закуток». И мало кто укажет сейчас, где он «красный угол», почему ворота широкие, а терем высокий.
Постройки воспринимались, как живые существа. У них есть глаза, уши, они все видят и слышат. Человеческие признаки традиционного жилища особенно отчетливо прослеживаются в названиях его конструктивных частей. Если охлупень, или конек крыши, был головой, то фронтон, верхняя часть фасада избы, воспринимался как чело (лоб). Отсюда – причелины, то есть резные доски, которые покрывают торцы слег крыши и обрамляют чело. Вспомните выражение «лобовая сторона» избы, то есть ее фасад. Чердак воспринимался, как память, мысли дома. Не зря, наверное, именно на чердаке хранили старые вещи.
У деревянной рубленой избы есть и лицо. Не случайно поэтому на фасаде старинных деревенских домов размещались, как правило, по два окна. Наличники – брови, ставни – веки. Конструктивные выемки в стропилах – это уши (слуховые окна).
Как ни удивительно, у постройки могут быть и женские, и мужские черты. О женской ипостаси напоминают кокошники – украшения на фасадах зданий в виде полукруглого щитка, похожего на женский головной убор с таким же названием. Постройку «женщину» украшают и сережки, которые спускаются от очелья, прикрывают торцы бревен верхних венцов сруба или обрамляют глядень – резной, декоративный балкончик, прикрывающий слуховое оконце девичьей светлицы – мансарды. Эти вертикально опущенные, украшенные богатой резьбой доски, напоминали своим создателям шитые полотенца из свадебных даров. Оттого-то, видно, их нередко и называют полотенцами.
Именно красавицей крестьянкой видел избу знаток Русского Севера, поэт Николай Клюев: Изба – богатырица,
Кокошник вырезной.
Оконце, как глазница,
Подведено сурьмой.
Дом «мужчину» отличали, прежде всего, «усы» – затесанные концы верхнего бревна сруба и, по всей вероятности, чуб – архаическая форма четырехскатной крыши.
Дом символизировал особую вселенную, со своими законами бытия. А разве это представление можно опровергнуть сегодня, ведь дом всегда был и остается пространством, огораживающим от внешнего мира, создающим мир внутренний, а уж какой мир – это зависит от создателя этого пространства. Человек здесь выступает как творец своей маленькой вселенной, освященной духовной жизнью ее обитателей.
Т.С. Ильина, Барнаул