Образ Русского мира в нашем языке и сознании тесно сливается с представлением о Русской православной цивилизации. Случайно ли такое отождествление, характерное для массового сознания и для большей части специалистов, изучающих феномен становления России как мировой державы и страны-цивилизации, культурные границы и духовное влияние которой несравненно шире ее необъятной территории? Размышляет профессор МГУ им. М.В. Ломоносова Валерий Николаевич Расторгуев.
«Слияние» этих понятий объясняется множеством причин, но прежде всего теми масштабными переменами, которые затронули все стороны общественной политической жизни на огромном пространстве исторической России. Это колоссальное пространство после крушения СССР называют заведомо неточным и предельно политизированным именем «постсоветское». Это делается только для того, чтобы не называть его русским или российским. Определение «постсоветское» по сути означает «ничейное». Таким образом, легитимируются любые геополитические проекты по его «освоению» и переделу без учета традиций, жизненных укладов и прав «аборигенов».
Соответственно, в каждой из стран, заново или впервые обретающих свою государственность (или псевдогосударственность), центральной проблемой для власти и общества становится отношение к предшествующей истории и единой цивилизационной общности – Русскому миру, в котором хватало места всем народам и народностям, считавших Россию своим отечеством.
Естественно, что отношение к Русскому миру – и как к тысячелетней истории, и как расколотой реальности, и как к интеграционному движению – складывается и будет формироваться в будущем в зависимости от того, какой выбор сделает сама Россия сегодня, на переломе. И главный вопрос – будет ли она верна историческому выбору, единожды и на все времена сделанному равноапостольным князем Владимиром, или вольется в общий поток моноцивилизационного обезличивания, десуверенизации и дехристианизации, который уже до основания изменил жизнь народов большей части Европы? Политический и идейный раскол наших дней во многом проходит именно по водоразделу: либо путь, проложенный святым Владимиром, либо дорога в небытие, проложенная с учетом новейших технологий закатывания в асфальт великих культур.
Сегодня на наших глазах происходит сложнейший социокультурный и политический процесс, сутью которого является смена исторических эпох, что также на порядок повышает интерес к цивилизационному наследию исторической России. Этот интерес, конечно, по-разному преломляется и осмысляется в науке и системе образования, в публичной политике и массовом сознании. К примеру, в сфере социальных, гуманитарных и политических наук мучительно протекает период перехода от изоляционизма и начетничества, воинствующего атеизма и жестких идеологических рамок к освоению, иногда механическому и некритическому, противоречивого опыта западной политической мысли. С одной стороны, возникает «эффект самооправдания»: те, кто до недавнего времени с трудом мирился с общим подъемом религиозного сознания в современной России, теперь легко находят оправдание столь привычному «красному атеизму», поскольку Запад идет тем же путем. С другой стороны, происходит адаптация к достаточно широким свободам в области научного поиска, которые в современной России, кстати, пока еще значительно шире, чем в западных странах, где постоянно усиливается политический контроль над свободой мысли в форме «горизонтальной цензуры», скрытой под призывами к политкорректности. Научные свободы содействуют становлению первых отечественных научных школ. Позитивным изменениям мешает непрекращающаяся перестройка («оптимизация») академической науки и высшей школы.
Аналогичные явления наблюдаются и в системе образования, которая в течение многих лет ре(де)формирования до сих пор находится в стадии слепого и механического копирования западных и прежде всего американских моделей обучения, трудно совместимых или несовместимых в принципе с задачами восстановления цивилизационной идентичности. При этом все понимают, что от направленности эволюции системы образования зависит и состояние массового сознания, и уровень подготовки новой генерации интеллектуальной элиты, а следовательно, и характер публичной политики, которая пока находится в полной зависимости от калькирования «чужих смыслов». Одна из причин – отсутствие какого бы то ни было интереса к состоянию отечественных научных школ в области гуманитарных, социальных и политических наук со стороны государства.
Но на смену табуированию всей тематики, связанной с русскими и русскостью, характерной для эпохи воинствующего атеизма и вытравливания целых пластов коллективной памяти о культурном и религиозном становлении Российской империи, неизбежно приходит эпоха цивилизационного самоопределения, поиска подлинной самоидентичности, без чего немыслима долгосрочная перспектива развития государства.
***
Надо ли искать различия между понятиями «Русский мир» и «Русская цивилизация», а также между определениями «русская», «российская», «православная»? Думаю, что в этом нет особой надобности, если это не связано с узкими исследованиями, связанными с сопоставлением различных авторских концепций, построенных на фиксации таких отличий. Подобная детализация будет целесообразной только в одном случае: если поставленная задача приумножает наши знания, позволяет, к примеру, по-новому и неожиданно взглянуть на традиционную проблему.
Как правило, такие задачи представляют значительный интерес для узкого цеха представителей научного сообщества, но совершенно не важны для большей части людей, которых волнует главное – как сберечь Русский мир, сохранить свою национальную и цивилизационную принадлежность в условиях все сокрушающего влияния «шаблонизации» мышления. Задачу сбережения Русского мира сегодня невозможно проигнорировать уже по той причине, что его распад инициируется извне и оборачивается невероятными бедствиями для многих миллионов граждан великой страны, разделенной искусственными границами. Гражданская война на Украине, унесшая жизни десятков тысяч людей и лишившая достойного и безопасного будущего всех остальных, – пример того, что означает крушение Русского мира на отдельно взятой территории.
Для того чтобы проиллюстрировать эту мысль, сошлюсь на четкую позицию Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, который показывает, как можно сочетать глубокое философско-богословское понимание темы с популярным толкованием. Выступая в авторской программе «Слово пастыря», Предстоятель ответил на вопрос телезрителя о месте России в современном мире, особо выделив тот факт, что Русский мир – это цивилизационное, а не политическое понятие.
Русский мир, по его словам, «это и духовное, и культурное, и ценностное измерение человеческой личности. Русские, даже которые именуют себя русскими, могут к этому миру и не принадлежать, потому что говорить на русском языке или понимать русский язык – это не единственное условие принадлежности к Русскому миру. И мы знаем, что очень многие не связывают себя ни с русской традицией, ни с духовностью, ни с культурой, а живут иными взглядами, убеждениями и теряют связь со своей собственной цивилизацией. <…> Если говорить о цивилизации, то Россия принадлежит к цивилизации более широкой, чем Российская Федерация. Эту цивилизацию мы называем Русским миром. Русский мир – это не мир Российской Федерации, это не мир Российской империи. Русский мир – от киевской купели крещения. Русский мир – это и есть особая цивилизация, к которой принадлежат люди, называющие сегодня себя разными именами: и русские, и украинцы, и белорусы. К этому миру могут принадлежать люди, которые вообще не относятся к славянскому миру, но которые восприняли культурную и духовную составляющую этого мира как свою собственную».
Я остановлюсь только на самых общих подходах к теме и не буду сейчас вдаваться в тонкости базовых цивилизационных теорий и концепций, идущих от теории культурно-исторических типов Н.Я. Данилевского, чье имя часто звучит в силу обостренного интереса к цивилизационной идентичности России. И это обнадеживающий факт: чем лучше мы будем знать наследие отечественных и зарубежных мыслителей, озабоченных судьбами Русского мира, тем тоньше и точнее будет наше восприятие проблемы. По сути, мы работаем в этом случае не только с общенаучными понятиями, но одновременно и с концептами, то есть с понятиями, на которых как бы проставлен авторский знак, не позволяющий спутать золотой слиток с позолоченной блестящей подделкой. Конечно, мы не должны множить сущности, но это именно те сущности, которые открываются нашему сознанию, позволяя отсечь случайное и преходящее.
Еще один очень сильный образ, который давно существует, но который также требует осмысления, – это представление о России как о государстве-цивилизации. Сильная держава – самый надежный гарант сохранения Русского мира и нашей цивилизационной идентичности. Данилевский сравнивал Российское государство с прочной «скорлупой» Русской цивилизации, подчеркивая, что без ядра и скорлупа не нужна. Он лучше других, к слову, объяснил популярно причину, казалось бы, необъяснимой ненависти ко всему русскому, которая так выпукло проявляется в «европеизме» многих наших западников, в том числе и тех, кто совершенно искренне полагает, что попытки ослабить Российское государство и даже разоружить его предпринимаются исключительно в интересах ее граждан и народов. Данилевский писал об этом феномене так, как будто провидел процесс «европеизации Украины» наших дней и, соответственно, поляризации позиций среди тех, кто относит себя к интеллектуалам, а также тех, кто действительно относится к этой категории – творцов идей, духовных водителей, властителей дум.
Данилевский писал: «Если в самом деле европеизм заключает в себе все живое, что только есть в человечестве, столь же всесторонен, как и оно, в сущности, тожествен с ним; если все, что не подходит под его формулу, – ложь и гниль, предназначенные на ничтожество и погибель, как все неразумное, то не надобно ли скорей покончить со всем, что держится на иной почве своими корнями? К чему заботиться о скорлупе, не заключающей в себе здорового ядра, – особенно ж к чему стараться о придании большей и большей твердости этой скорлупе? Крепкая внешность сохраняет внутреннее содержание; всякая твердая, плотная, компактная масса труднее подвергается внешнему влиянию, не пропускает животворных лучей света, теплоты и оплодотворяющей влажности. Если внешнее влияние благотворно, то не лучше ли, не сообразнее ли с целью широко открыть ему пути – расшатать связь, сплачивающую массу, дать простор действовать чуждым, посторонним элементам высшего порядка, вошедшим, по счастью, кое-где в состав этой массы? Не скорее ли проникнется через это и вся масса влиянием этих благодетельных элементов? Не скорее ли, в самом деле, проникнется европеизмом, очеловечится вся Русь, когда ее окраины примут европейский склад, благо в них есть уже европейские дрожжи, которые – только не мешайте им – скоро приведут эти окраины в благодетельное брожение. Это брожение не преминет передаться остальной массе и разложить все, что в ней есть варварского, азиатского, восточного; одно чисто западное останется. Конечно, все это произойдет в том только случае, когда в народных организмах возможны такие химические замещения, но в такой возможности ведь не сомневается просвещенный политический патриотизм. Зачем же мешать благодетельному химическому процессу? Corpora non agunt nisi fluida (лат. «живут только мягкие тела»)». И завершает свою оценку европеизации Руси Данилевский риторическим вопросом: «Если бы, например, политический организм Римской империи сохранил свою крепость, то разве могли бы вошедшие в состав его народы подвергнуться благодетельному влиянию германизма?»
И действительно, одних Россия страшила своей мнимой косностью и реальной приверженностью к традиционализму, что вполне объяснимо: ни одна страна-цивилизация «не вписывается» в унифицированные схемы построения нового порядка, а Россия как самая крупная страна в мире, обладающая критической массой стратегических ресурсов, тем более. Других, напротив, Россия всегда – и тоже не без оснований – пугала своей непредсказуемостью, скрытой динамикой, способностью в одночасье сломать любые традиции и ограничения, перевернуть все представления о возможном и невозможном.
Как, скажите, строить новый порядок рядом с такой глыбищей?
Валерий Расторгуев