Рассказ
Летним воскресным вечером дед Андрей сидел за большим круглым столом, стоящим в центре горницы под низко висящим бело-зеленым пластиковым абажуром. На его крупном носу как-то игрушечно смотрелись небольшие круглые очки в светло-коричневой с черными крапинами оправе. Единственной целой дужкой очки держались за левое ухо, с правой же стороны к этой дужке была привязана резиночка, одевавшаяся на голову.
Ногтем указательного пальца правой руки дед медленно водил по желтой странице толстой книги, лежавшей перед ним в пятне света, падавшего на стол от абажура. Края страницы были потемневшие, почти коричневые, а исписана она была замысловатыми витыми буквами.
– Воз-дер-жание, не-зло-би-е, цело-, це-ло-муд-ри-е, кре-пость и тер-пе-ние, – с видимым усилием медленно и по слогам произнес дед Андрей. Вздохнув, он повторил прочитанное быстрее: – Воздержание, незлобие, целомудрие, крепость и терпение. Ага, вот оно чего…
Погладив левой рукой длинную бороду, он, собравшись духом, продолжил:
– И по-доб-ныя с имя ве-ли-кия и добро… – дед взглотнул, поерзал на стуле и осилил длинное слово, – до-бро-де-тель-ныя силы полу-чихом от Бога. Ага, стало быть, от Бога это все…
Сидевшая тут же в горнице на скрипучем плетеном стуле баба Ксеня оторвалась от пряжи, которую молча до этого перебирала, подняла голову и закивала:
– Ага, вот, стало быть, все от Него… Добродетель-то вся: незлобие, терпение. Все от Него, от Господа нашего…
На ее носу красовались такие же очки, как у деда, только с обеими целыми дужками.
Третьим присутствующим в комнате был внук деда Андрея и бабы Ксени Сергей. Все свои каникулы он проводил в деревне, приезжая сюда из города. Вот и нынче, окончив шестой класс, он снова гостил у стариков.
Повернувшись к нему и улыбнувшись, баба Ксеня ласково, но с легким напором сказала:
– Ты слушай, миленький сыночек, слушай. Это полезные слова-то, про Боженьку.
Несмотря на то, что Сергей был ей внуком, она обычно называла его «миленький сыночек».
Серега, впрочем, и так слушал, никуда не убегал. Сидя напротив деда, он смотрел на него, подперев голову руками. Он уже привык к подобным вечерним чтениям.
Баба Ксеня и дед Андрей были людьми верующими. Однако они были не просто православными христианами, но были старообрядцами. Соблюдали все предписанные верой правила, выдерживали в обязательном порядке посты́, в праздники и по воскресеньям не работали, ежедневно утром и вечером перед сном молились перед иконами, стоявшими под самым потолком в углу на маленькой кухоньке.
Было у них несколько старинных толстых книг в кожаных переплетах, написанных на церковнославянском языке, которые они иногда читали. Книги эти хранились в шкафу аккуратно завернутые в ткань. Особенно старики любили читать одну, где были описаны мучения грешников, попавших в ад. После ужина в воскресенье или в праздник, помолившись и вымыв руки, дед доставал одну из книг, надевал свои очки с резиночкой, садился за круглый стол и начинал читать.
Был он малограмотным, поэтому читал кое-как, по слогам и очень медленно. Иногда, пока он дочитывал до конца одно предложение, уже забывалось, с чего оно началось, и приходилось перечитывать его по второму разу, уже побыстрее, чтобы усвоить смысл сказанного.
Серега в такие моменты тоже был за столом, баба Ксеня ему говорила обычно: «Ты, миленький сыночек, посиди с нами, послушай. Еще набегаешься». Но из-за того, что дед читал очень медленно и невразумительно – одну страницу с трудом мог осилить за целых полчаса – Серегу часто в такие моменты тянуло в сон.
Поэтому однажды он попросил бабу Ксеню, чтобы она показала ему, как читать церковнославянский шрифт – ведь многие буквы там совсем другие и пишутся иначе. Та объяснила, как могла, и он, довольно быстро усвоив эту науку, начал на радость старикам постепенно читать старинные книги сам. Ему это даже нравилось. Дед с бабой сидели возле стола, а Серега довольно бегло читал им поучения святых отцов и о мучениях грешников в аду. Иногда, правда, было совсем не понятно, что означает то или иное незнакомое слово, но они додумывали сами, исходя из общего смысла.
Вот и сейчас, дочитав фразу до конца, дед Андрей снова погладил бороду и глянул поверх очков на внука:
– Может, ты почитаешь немного? А то я чего-то подустал уже…
Сергей согласно кивнул головой:
– Конечно, давай почитаю. – Он пододвинул книгу к себе, посмотрел, где закончил чтение дед и продолжил: – Противляющиеся, и противостоящия, и вспомошествующия в прискорбностях оных: каковые силы аще обучаем и готовыя имеем…
– Ой, – баба Ксеня вдруг махнула рукой, – погоди-ка, чуть не забыла… – Она повернулась к деду. – Я же сегодня в магазине Прошиху видала, она сказывала, Гриша-слепой приехать сулился. Письмо, говорит, было. Может, на неделе, может чуть попозже.
Серега перестал читать и чуть скривил губы. Впрочем, дед с бабой этого не заметили.
– Ну что ж… Приедет, так приветим. Не впервой, – ответил дед Андрей, стаскивая с головы очки.
В то время у старообрядцев в этих краях не было ни своих церквей, ни священников. Все это было ликвидировано за годы советской власти. Но были среди них люди, которые пользовались особым уважением среди единоверцев. Их звали наставниками, поскольку они многое знали, могли что-то подсказать и чему-то научить – в религиозных вопросах, конечно, а не по хозяйству.
Одним из таких и был старик по имени Григорий. Правда, звали его все совсем по-простому – Гриша, несмотря на то, что было ему уже под восемьдесят лет. А поскольку он был слеп от рождения, то так и добавляли – Гриша-слепой.
Проживал он в небольшом городке, километров за сто от деревни, где жили баба Ксеня с дедом Андреем. Когда наступало теплое время года, Гриша-слепой в сопровождении одной женщины ездил по деревням, навещая своих единоверцев старообрядцев. Периодически он приезжал и в эту деревню, останавливаясь зачастую именно у Серегиных бабы и деда.
Сам Сергей такие моменты не любил, потому что весь привычный уклад их жизни при этом нарушался, и уже нельзя было чувствовать себя легко и вольготно. Вроде ты и дома, а в то же время должен вести себя с оглядкой, потому как рядом чужой человек. Вот поэтому Серега и сделал сейчас недовольное лицо, услышав о возможном предстоящем визите такого гостя.
Дня через четыре после упомянутого воскресного чтения Сергей не спеша шел домой из магазина, таща тяжелую сумку с продуктами. Он издалека заметил, что возле их дома что-то было не так: у калитки стояли три или четыре посторонних бабушки, причем одетых не по-простому, а нарядно. Кого-то из них он уже видел раньше, а кого-то видел в первый раз.
Поздоровавшись, он прошел мимо них во двор. В это время из избы на крыльцо суетливо выскочила баба Ксеня.
– Гриша-слепой приехал, – быстро проговорила она. – Ты тут, миленький сыночек, погоди маленько. Мы там пока разберем, что к чему.
И быстро взяв что-то в сенях, она побежала обратно в дом.
Серега приуныл: «Ну вот, начинается. Ходи сейчас вдоль стеночки и лишнего слова не скажи». Когда приезжал Гриша-слепой, то к бабе Ксене всегда приходило много народа, чтобы поговорить с ним. Они все вместе молились перед иконами, разговаривали о своих делах, и в избе постоянно были чужие люди. Серегу на это время куда-нибудь выпроваживали, чтобы не путался под ногами. Да он и сам рад был уйти, так как ему все это было просто неинтересно.
Минут через десять из избы вышло несколько стариков и старушек вместе с бабой Ксеней.
– Ксения, это твой, что ли? Чей же будет? – спросила одна бабушка, кивая на Серегу.
– Натальин это, – с улыбкой протянула та. – Внучонок. Погостить вот приехал на каникулы.
Она приобняла внука за плечи и мягко притянула к себе.
– Правильно, чего там в городах-то ихних делать? Здесь-то вона, благодать какая, – поддержала разговор другая, сгорбленная, старушка и кивнула на простор, открывающийся перед домом. – Так ведь? – спросила она, улыбаясь, у Сергея.
Тот буркнул в ответ «Ага», и, высвободившись из бабы Ксениных объятий, прошмыгнул в дом. У стола, стоявшего возле окна в прихожей, на стуле сидел дед Андрей, а рядом на большом сундуке сидел спиной к дверям Гриша-слепой. Они обедали.
– Проходи. Сейчас мы поедим, и ты сядешь, – сказал дед Андрей Сереге.
– Внучок пришел? – тихо спросил Гриша-слепой, придерживая левой рукой тарелку, а правой держа ложку.
– Он самый, – кивнул дед, беря кусок хлеба.
Сейчас места за столом всем уже не хватало, поэтому есть надо было в два захода. Серега прошел в горницу и, взяв книжку, прилег на диван.
На следующее утро он проснулся поздно. Лежа в кровати, Сергей понял, что в доме никого нет: было тихо. «Позавтракали уже, наверное, да в огород ушли, – подумал он. – Только Гриша-то где? Неужели тоже куда-то ушел?» Неслышно встав, Серега так же тихо оделся и выглянул в прихожую. Да, в избе не было ни бабы Ксени, ни деда Андрея, но Гриша-слепой сидел на своем месте у стола. Ночевать ему стелили тут же, на этом большом и широком сундуке, поскольку и от кровати, и от дивана он отказывался. Сейчас свернутые одеяла лежали рядом с ним.
Слепец сидел молча, наклонив вперед голову, которая мелко-мелко тряслась. Она так тряслась у него постоянно; наверное, это было какое-то заболевание, Серега не знал. Старик был сед, и была у него длинная белая борода почти до самого пояса. Из‑за своего недуга Гриша-слепой никогда в своей жизни не работал физическим трудом, поэтому был он как-то рыхло полноват, а кожа на руках у него была нежная, белая, не то, что руки у деда – коричневые от солнца и загрубевшие от постоянной работы. Эти белые и пухловатые руки он сложил на коленях и тихонько перебирал ими ле́стовку [1]. Губы у Гриши при этом тихонько двигались, словно он что-то нашептывал себе.
Несмотря на то, что этот гость был у них далеко не в первый раз, мальчик сам никогда раньше с ним не общался. На самом деле Гриша-слепой вызывал у него неподдельный интерес, но в то же время Сергей его и побаивался.
Сейчас, замерев у дверного проема, он не отрываясь глядел на старика. «Интересно, – думал Серега, – как может слепой человек так много знать? Ведь он же не видит ничего, читать не может, в книжке подглядеть, если чего забыл, тоже не может. Получается, ему кто-то когда-то давным-давно рассказал, а он запомнил. И на всю жизнь. А сейчас вот и других учит так, что к нему народ всегда приходит. Вот это память!»
Прошло уже несколько минут, а Сергей все стоял, чуть дыша и боясь пошевелиться, чтобы не привлечь к себе внимание слепца. Надо было завтракать, и в обычный день он бы сам давно положил себе чего-нибудь в тарелку, налил бы парного молока и поел, но сейчас он чувствовал себя неловко и хотел, чтобы в избе кроме него и этого старика был бы кто-нибудь еще. И в то же время ему хотелось разглядеть Гришу-слепого получше.
Наконец, решившись, он на цыпочках двинулся в сторону входной двери, продолжая неотрывно смотреть на их постояльца. Прямо напротив него Серега остановился. Ему страсть как захотелось заглянуть под густые белые брови слепца – что там? Глаза или что-то другое, и если глаза, то какие они? Затаив дыхание, он наклонился и попытался всмотреться в лицо старика. Глаз он не увидел, вместо них были какие-то глубокие темные провалы, на которые нависали густые длинные брови. Сереге стало страшно. Он неловко дернулся, и в этот момент под ним скрипнула половица.
– Кто тут? – вскинув голову, тихо спросил Гриша-слепой, перестав перебирать ле́стовку.
У мальчика сдавило в горле.
– Да я это, – как-то нелепо промямлил он, выпрямившись.
– Сережа? – старик улыбнулся. – Проснулся? Ну-ну… – Чуть помедлив и пожевав губами, он спросил: – Как у тебя дела-то? В школе учишься? – он говорил как-то ласково, тихим голосом, и несколько растягивая слова, будто бы на распев. Голова его при этом продолжала мелко трястись.
– Учусь.
– Это хорошо, молодец, – продолжая улыбаться, и снова начав перебирать своими белыми пухлыми пальцами ле́стовку, сказал слепой. – Учиться надо. А что поболе всего тебе глянется?
– Ну… история, география, литература, – стоя на месте, тихо отвечал Серега.
– Читать любишь?
– Люблю.
– Это хорошо, – повторил старик, – читать надо. Только хорошее читай, а то сейчас много плохого в книжках пишут.
«Откуда ему знать-то? Ведь не видит ничего», – подумал Серега, но вслух сказал:
– Да я, что задают, то и читаю. Ну и так, приключения всякие, фантастику.
– Хорошо, – в третий раз сказал Гриша, – только читать-то читай, но и Боженьку не забывай. Без него никуда, без него прожить невозможно. Ты молитвы-то какие-нибудь знаешь?
– Ну… так… – растерялся от такого вопроса Серега.
– Вот я тебе одну скажу, она короткая – запомнить легко, но сильная. Если на душе когда нехорошо станет, или страх какой напал, или еще чего, неприятности всякие, да и просто так тоже, ты вот говори всегда: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Вот и все. Скажешь так несколько раз, и сразу легче на душе станет. Запомнил? – и он повторил молитву еще раз.
– Запомнил, – ответил Серега. – Я пойду, бабу позову?
– А, ну иди, конечно. Я тут пристал к тебе; ты же кушать, небось, хочешь, – улыбнулся старик и стал опять размеренно перебирать пальцами ле́стовку.
Через четыре дня Гриша-слепой уехал. Серега за это время с ним больше и не разговаривал, но почувствовал, что страх перед стариком у него исчез.
Изба опустела, ходоки перестали толпиться в сенях и сидеть на крылечке, и жизнь сразу вернулась в свое прежнее русло. А в памяти мальчика так и осталась та короткая молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», которую он и вправду как-то запомнил с первого раза и на всю жизнь.
Алексей Поселенов
[1] Ле́стовка (уменьшительное от древнерусского «лествица», то есть «лестница») – разновидность четок у православных христиан, в основном используется у старообрядцев.
Справка
Алексей Николаевич Поселенов родился в 1969 г. в г. Кемерово. Образование – высшее юридическое. Его рассказы публиковались в литературных журналах «Дальний Восток», «Сура», «Этажи», в сборнике «Страницы литературы Сибири. Повести и рассказы сибирских писателей» (г. Бийск). Автор книги «Десять дней октября» (2021 г.) и сборника повести и рассказов «Переплетение» (2022 г.). Лауреат и финалист многих литературных конкурсов.