Ивана Павлова, будущего монаха Кирилла, который отказался вступать в компартию после Сталинградской битвы, спасло доброе отношение командиров, которые позаботились о переводе верующего бойца в другую часть. Рассказывает врач архимандрита Кирилла (Павлова), доктор медицинских наук Александр Викторович Недоступ.
– Александр Викторович, вы были лечащим врачом отца Кирилла. В каком году вы познакомились с батюшкой?
– Это было, насколько я помню, осенью 1984 г. Доктор из клиники, где я работал, попросила меня слетать в Крым, где заболел, находясь на отдыхе, замечательный, по ее словам, священник, которого я тогда не знал. Отец Кирилл всегда осенью ездил в Крым – он очень любил эти золотые денечки. Батюшка был простужен, когда полетел, а там искупался, простудился еще больше и заболел воспалением легких.
Я прилетел в Крым, меня привезли в маленький домик в Алуште, и я застал такую картину: маленькая комнатка, в которой человек 10, – все взволнованы, кто-то плачет, кто-то говорит, спрашивает – в общем, смятение. И очень спокойный и добродушный, улыбающийся и доброжелательный отец Кирилл в беленькой рубашечке. Видно, что у него температура, испарина на лбу… Я послушал его: пневмония, конечно, двухсторонняя. А лечат его хорошо. Мы поговорили, и я сказал: «Батюшка, все идет, как должно, скоро будет лучше». Так оно и случилось, и на другой день я улетел. А потом позвонил его келейник, сказал: «Батюшка хотел бы с вами встретиться еще раз». И мы стали встречаться, я наблюдал его в качестве врача, но у него были и другие замечательные доктора: Анатолий Иванович Дрогайцев, Владимир Никитич Рыжиков, блестящий хирург из нашего Первого меда Виктор Николаевич Леонов – он делал отцу Кириллу ряд операций, в частности, резекцию желудка.
Я стал бывать у батюшки, а он был человеком нездоровым, конечно: после того, что ему пришлось вынести, невозможно остаться здоровым. Я не говорю о ранениях – у него был туберкулез, и вообще легкие, желудок – плохие. Но ничего, он был стойким и служил, и принимал людей всегда.
– Фронтовые ранения у него были?
– Первое ранение отец Кирилл (тогда Иван Павлов) получил на Волховском фронте, прибыв туда в ночном эшелоне с Дальнего Востока. Он должен был демобилизоваться в июне 1941 г. Вместо этого их построили и объявили, что сегодня – 22 июня 41-го…
Сталинград, Курскую дугу, насколько я знаю, Иван Павлов прошел без ранений. Второй раз был ранен в Венгрии на Балатоне. А в Сталинграде он заработал туберкулез.
– Что отец Кирилл рассказывал о Сталинграде?
– Они прибыли в Сталинград в августе 1942 г., чуть ли не 23 августа, когда был первый тяжелейший налет на город, и все небо над Сталинградом стало черным от немецких самолетов. Одно время они обороняли восточные рубежи города, с запада шли танковые части генерала Манштейна на прорыв и захват Сталинграда. Два месяца наши бойцы лежали в снежных окопах и траншеях: немцы находились так близко, что было слышно, как они переговариваются…
Вспоминал батюшка и одну из первых мирных ночей в Сталинграде, когда немцев уже увезли, увели из города. Он стоял на посту, на часах. Вокруг полная темнота – ни прожектора, ни луны – ночь выдалась безлунной. Маскировку нарушать, костры разводить нельзя, поэтому было очень темно и холодно. Стояла гробовая тишина, и чувствовался трупный запах. Батюшка рассказывал, как возник у него такой ужас смерти, которого он никогда больше не испытывал в своей жизни. Это похоже на то, что описал Лев Николаевич Толстой в арзамасской гостинице – так называемый арзамасский ужас. Потому что он был человек. Естественно.
– Что батюшка рассказывал о Доме Павлова?
– Однажды я его спросил: «Батюшка, говорят, что вы обороняли Дом Павлова?» Он нахмурился как-то: «Да нет, нет, это Яков». Так как-то раздраженно, и я быстренько эту тему прикрыл. Он сам отрицал это и строго-настрого просил близких не говорить на эту тему. Почему? Я думаю, потому что с него взяли подписку или что-то в этом роде. Он обещал. И не держать обещания при своей глубокой порядочности он не мог. Скорее всего, так.
Но однажды я приехал к нему в санаторий «Барвиха», куда его направляла Патриархия, и мы пошли с батюшкой гулять по парку. Он начал рассказывать, что, когда после Сталинграда им присвоили награды (был опубликован Указ о награждении ряда бойцов Звездой Героя), о них стали писать во фронтовых газетах – его без кандидатского стажа решили досрочно принять в коммунистическую партию…
– Отец Кирилл сказал, что ему присвоили звание Героя Советского Союза?
– Я считал это настолько общеизвестным, что даже не переспросил. Он рассказывал, что после шумихи в прессе пять человек решили наградить, в партию его записали без его желания. Он к этому моменту уже нашел в развалинах сталинградских растрепанные листки, составил их – оказалось, что это Евангелие. А он читал Евангелие смолоду, но потом в его жизни появился неверующий старший брат, под влиянием которого отец Кирилл охладел к вере. И вот в Сталинграде он уже совсем другими глазами прочел Евангелие и почувствовал себя верующим. Когда ему сказали, что его принимают в партию, он ответил: «Не могу, простите». Возмущение было невероятное. Начальник высокий стал кричать: «В десант пойдешь!» А десант – это бойцы на танковой броне, которые первыми врываются в расположение противника, ведут огонь. По ним тоже ведут огонь, и они, конечно, фактически обречены на гибель. Но батюшка стоял на своем. Спасло то, что его любили на фронте, и «равновесное» начальство соседней части, не могу сказать, какой именно – дивизии, армии – перевело его к себе. И кто-то мне рассказывал, что батюшка чуть ли не писарем потом служил…
– Старший писарь Иван Павлов был даже награжден медалью «За отвагу» (приказ №03/н от 30 марта 1945 г. по 1513-му самоходному артиллерийскому полку).
– Между прочим, я до поры до времени не мог представить себе батюшку в военной форме – пока не увидел одну запись: команда из батюшек, матушек, монашествующих собирается около отца Кирилла в пеший поход по каким-то красивым местам, по-моему, в Крыму. И батюшка готовит этот отряд, который сейчас пойдет на какую-то высоту, по красивым полянам – пытается привести его в организованное начало. Одет батюшка, как обычно, – в подрясник, но он совсем другой. Как правило, отец Кирилл был не очень подвижный, потому что много принимал людей – стоя, сидя; редко – лежал – уже в больнице, в клиниках. А здесь он совершенно иной: худощавый, очень быстрый, командующий, глаза такие хваткие – схватывающие все, что видят. Настоящий командир армейский. И я понял, что он собой представлял на фронте. Конечно, надо бы с Домом Павлова как-то поставить точку, ведь документы наверняка есть. Потому что такие люди, как отец Кирилл, принадлежат не только верующим, они принадлежат всем.
– Поразительно, что в Доме Павлова в дни обороны практически не было жертв. Даже двухмесячная девочка выжила… Несколько бойцов погибли, когда штурмовали – уже другой – «молочный» дом на противоположной стороне площади.
– Яков Павлов уже умер, насколько я знаю.
– В 1981 г., причем 28 сентября – в день, когда началась оборона Дома Павлова. Он похоронен с воинскими почестями в Великом Новгороде.
– Да, он воевал. Но и он был несвободен – наверное, ему сказали – цыц…
– А откуда появилась информация, что батюшке вручили Звезду Героя уже в наши дни?
– Последние 13 лет, когда батюшка лежал в инсульте, говорить с ним было тяжеловато, мы старались не донимать его расспросами. Три года последних он вообще провел без сознания, лишенный слуха, речи, зрения. Но, наверное, за месяц, может быть, за два до окончательного выключения из жизни, он сам сказал мне: «Знаете, я испытал чувство большого удивления недавно…» В это время как раз говорили, что приезжали крупные армейские чины и якобы привезли Звезду Героя, наградной лист. Но я батюшку спросить тогда как-то не посмел. Зря, теперь жалею… Жалею, потому что больше никто не мог сказать, что это было…
– А помните какие-то яркие эпизоды, характеризующие батюшку?
– Помню, как на одном своем юбилее, когда речи и тосты закончились, батюшка встал и сказал: «Все, конечно, здесь преувеличено, все приукрашено. А на самом деле внутри меня один холод и мрак». И я подумал, и все, наверное, подумали: «Господи, а что же мы-то собой представляем, если батюшка, святой человек, себя так вот обличает?»
– Какие главные заветы отца Кирилла вы помните?
– Основной завет – читать Евангелие. Он всегда говорил, что там есть все, и отвечать мы будем за свои художества по Евангелию. Зайдешь к нему в палату – лежит, читает. «Что читаете, батюшка? Святых отцов?» – «Первоисточник, первоисточник всего, – говорит, – Евангелие».
– Газеты какие-то просматривал?
– Газет он выписывал две – «Красную звезду» и «Сельскую жизнь». Так он себя ощущал, наверное, по жизни. К армии он, конечно, относился по-особому. Художественной литературы я не видел у него, да и вообще не помню его на отдыхе – даже в клинику постоянно приходила братия с какими-то покаянными делами, за советами. А когда он принимал в Лавре, в посылочной, снаружи всегда стояла очередь. Его могли остановить на улице, сидеть под дверью и т.д. Помню, котик у батюшки бегал, которого он называл Огонек. Действительно, как огонек, по нему – по плечам, по спине, по груди – прыг-прыг. Батюшка добродушно на него смотрел, никогда не гонял.
До поры до времени у отца Кирилла в Лавре был общий телефон, вся братия по нему звонила. Наконец поставили батюшке отдельный аппарат. Вскоре после этого он как-то говорит: «У меня сегодня звонок раздался в полпятого утра, посоветоваться нужно было… Видимо, такая нужда была…»
Как-то я приехал к нему, уже в Переделкино, а он говорит: «У меня вчера прием был». – «Много народу приняли, батюшка?» Он подумал, отвечает: «157 человек». За один день. И принимал он не для того, чтобы услышать: «Батюшка, все хорошо, помолитесь, чтобы еще лучше было». Приходили со скорбями: бьет, пьет… А уходили от него утешенные.
– А как у батюшки проходила исповедь?
– Ему было и страшно, и легко исповедоваться. Страшно, потому что понимаешь, что он все прекрасно про тебя знает. Вообще можно ничего и не говорить. А сказать-то надо. Легко, потому что он как-то во время исповеди мог подбодрить, посочувствовать. Иногда он быстро и просто отвечал на вопросы. Однажды на мой очень серьезный вопрос мгновенно сказал: «Нет, нет, нет, Александр Викторович, будет большая скорбь». А иногда подходил к окошку – думал, смотрел, как там у него синички снуют в кормушке…
– Батюшка был противником современной глобализации, в частности ИНН?
– Когда начались разговоры про ИНН, его засыпали письмами. Он мучился, потому что не знал, как ответить. Затея с ИНН ему не нравилась. И он как-то мне сказал, что паспорт не возьмет. Но советовать что-то подобное другим людям он не мог. Я помню, приехал к нему, а он говорит: «Все пишут, спрашивают, а я не знаю, что написать в ответ, потому что других заведений для работы в его городе нет. И деваться человеку некуда…»
– Отец Кирилл предсказывал новые гонения на Церковь?
– Отец Кирилл говорил, что, если когда-нибудь будет грозить смерть за веру – ничего не бойтесь: «Тот, кто умрет за Христа – тут же будет в раю».
Ольга Каменева